5
Машина замедляет ход, перебирает скатами бревна на мостике. Впереди брезжит неясное зарево, - это на стоянке аэродрома горят фонари. Они оттянуты ветром в одну сторону и словно летят, пробивая жестяными колпаками струи воды и дождевую туманную пыль.
Сержант на ходу перемахивает через борт. Под сапогами его шумно плюхает вода. Прыгаем и мы.
- Вам с Кавунком чистить отводную канаву! - приказывает Лапига. - Начнете от рулежки, посмотрите тюбинг. Быстро!
Он строит остальных солдат и уводит их к стоянке. Мы с Петей вытаскиваем из кузова лопаты, озираемся.
Аэродромное поле похоже на озеро. Кругом - вода. Она рябая от волн и словно кипит. Возле нас еще пляшут желтые отблески фонарей, а дальше - густая темнота, лишь изредка вспыхивают в ней бледные пятна и полосы.
- Жисть солдатская - не флотская, по воде пешком броди! - философски замечает Петя и носком ботинка меряет глубину лужи. - Глыбко, туды ее в кружку…
Пете жаль мочить обмотки. Но когда я отпихиваю его, чтобы пройти вперед, он останавливает:
- Погоди… не лезь. Ты же не знаешь. Тут можно очень просто в канаву уркнуть.
И осторожно, оттянув носок, ступает в лужу. Вода ему по колено.
Пока мы с плеском, с бульканьем бредем до рулежки, Петя объясняет мне обстановку. Под землей аэродрома устроена дренажная система. Если дождь, то вода стекает в отводные канавы. Но сейчас, после ливней и мокрого снега, вода не успевает стекать. К утру может ударить заморозок, тогда ни один самолет не поднимется в воздух…
Нам надо найти место, где вода задерживается. Мы должны обследовать канавы, трубы и непременно спустить воду, чтоб как можно скорей аэродром был сух.
Под нашими ногами вдруг появляется твердый грунт. Я догадываюсь: вышли на рулежную дорожку. А вот впереди и канава. Ее не сразу разглядишь - полна воды…
- Постой тут! - Петя отдает мне лопату, перебегает на другую сторону. Каким-то непонятным образом он узнает, где под водой мелко, а где глубина. Петя скачет по краю, потом что-то кричит, и я едва улавливаю разорванные ветром слова:
- Тюбинг забило-о! Давай о-а-оа!..
Какой еще тюбинг? Я бегу, сгоряча ухаю в воду чуть не до пояса, - черт, этак и затопиться недолго!
Петя стоит над канавой и показывает рукой под воду:
- Там труба проходит под рулежкой… Тюбинг такой! Забило его мокрым снегом, понял? Оттого и стока нет!..
Приглядевшись, я вижу, что над волнами и вправду - то покажется, то скроется темный полукруг. Теперь ясно… Мне приходилось видеть такие трубы под мостами на автомобильных дорогах. Когда-то я даже лазал в такую трубу, как в тоннель…
- Попробуем лопатой! - кричу я и опускаюсь пониже. - Ну?..
Наклонясь над водой, мы тычем лопатами в водоворот. Чувствуется, как лопата вязнет, застревает в глубине.
Я представляю себе это круглое жерло, наполовину закупоренное рыжим, похожим на студень снегом. Течение бьет в снеговую пробку, закручивает струи, с урчаньем снег оседает и забивает трубу еще плотней… Да, лопатой ничего не сделаешь.
- Тросик бы! - раздумчиво говорит Петя и вытирает рукавом брызги на лице. - Протянуть, потом доску привязать… Я сбегаю на стоянку, возьму!
Он исчезает во тьме, и сквозь шум ветра слышно, как шлепают его подошвы.
А я представляю себе, как вся наша рота - и солдаты, и сержант Лапига, и сам командир, майор Чиренко, - вот так же барахтаются в ледяной воде, чистят какие-то канавы, трубы, кричат охрипшими голосами… Никто из них не произносит слов о героизме, подвиге, долге. Некогда произносить эти слова, да и в них ли дело… Самое главное - что бы ни стряслось - пусть хоть буря, гром с неба, потоп, - а наши солдаты выстоят, потому что выстоять надо. Я думаю о своих друзьях, и хорошо становится у меня на душе.
Петя возвращается с толстым ржавым тросом, зажатым под мышкой. Трос извивается позади него, как удав, и хлещет по воде растрепанным хвостом.
- Вота… Теперь-то мы ее проткнем, ссабаку!
И, уже не замечая ни ветра, ни брызг, ни заусениц на тросе, которые в кровь обдирают ладони, - мы пихаем эту стальную веревку в трубу, шуруем, словно кочергой, в чавкающем снегу.
А вода прибывает.
Она намочила полы шинелей, я чувствую, как она захлестывает голенища сапог, ввинчивается внутрь; штаны облипли вокруг колен. Теперь вода мне уже не кажется холодной, лишь очень противно трет по телу мокрая одежда - словно лижет шершавыми языками.
Трос в трубу не проходит. Он слишком гибок и, завязнув, отталкивает наши руки, как пружина.
Наконец Петя отшвыривает его, стирает с ладоней ржавчину, кровь, грязь.
- Аа, чикаться тут! - говорит он свирепо.
И начинает раздеваться. Стаскивает пилотку, шинель; из кармана гимнастерки достает комсомольский билет, солдатскую книжку. Отдает мне.
- Ты что, полезешь? - ошарашено спрашиваю я.
- Не. Загорать буду.
И спускается в канаву.
Нет, он не прыгает, не сигает молодецки в эту снеговую кашу, - он медленно сползает в канаву на казенной своей части, и я вижу, как судорожно вздрагивает его закушенная губа, а руки хватаются под водой за скользкий берег…
У входа в трубу - яма. Петя окунается с головой, потом выбирается, кричит:
- Трос!
Я подаю трос. Петя сует его под мышку, надувает щеки. Я хочу крикнуть, чтоб он берегся, не лез, сломя башку, - и не успеваю. Протиснувшись, он уходит в трубу, и за его спиной кружит грязная, желтая пена.
Трос из моих рук уползает, рывками - дерг! дерг! - уходит под воду. Это там, в трубе, Петя делает шаги. Он пройдет трубу насквозь и вылезет с той стороны рулежной дорожки.
Я будто вижу, как раздвигает он телом снеговую кашу, водит рукой по стенке трубы, медленно, тяжко проталкивает ноги… И я знаю, что у него такая же мысль, как и у меня: удастся ли дойти до конца?
Я бросаю трос и бегу к выходу из трубы. Вдруг придется помогать, мало ли что…
Секунды отстукивают в ушах. Может, это стучит кровь. А может - я сам, не замечая, отсчитываю время, - оно тянется, тянется, тянется..
Я не вижу уползающего в трубу троса и не знаю теперь: двигается Петя или застрял, поворачивает назад?
Ветер полощет шинелью; волны под ногами - плюх, плюх, и, заворачиваясь, катятся дальше, рябые и тусклые от дождя. К плеску волн прибавился еще какой-то звук… Оказывается, это я сам топаю от нетерпения ногой, толку воду….
Петя не показывается.
Я нащупываю глазами место: вот здесь вылезет, или вот тут… В глазах рябит, брызги…
Черт, ну сколько надо времени, чтоб пройти трубу? Минуту, две? А прошло больше. Конечно, больше!..
Пети нет.
Тогда я больше не сдерживаюсь. Рву крючки на шинели, расстегиваю ее - она не снимается; тьфу! - забыл скинуть ремень… Наконец все. Мне сползать некогда, я лезу на край и - грудью, лицом, - валюсь в воду.
Будто кипятком обжигает тело. Снеговая каша царапает руки, трудно дышать, стянуло горло… Нащупав край трубы, я втискиваюсь внутрь и вдоль стенки, цепляясь ногтями за шероховатый бетон, лезу вперед. Труба узкая, значит не разминемся…
В голове звон; ослепительные - синие, зеленые, полосатые круги перед глазами, не хватает дыхания… Только бы успеть, только бы помочь…
Внезапно поскользнулась нога.
Я споткнулся, вскрикнул - и хлебнул густой, хрустящей от снега воды. Сразу потерялись верх и низ, голова пошла кругом; я заколотил по воде, забился. - и тяжелое, душное, темное навалилось на меня, смяло.