12.
Однажды, когда Мария мирно и спокойно занималась с Александром Евгеньевичем, в дверь кто-то осторожно постучался. Мария встревоженно крикнула:
- Войдите!
Вошел Николай.
У Марии задрожали руки. Она встала и растерянно взглянула на пришедшего. Николай быстро оглядел комнату, впился колючим взглядом в Солодуха и хмуро сказал:
- Здравствуй, Мария. Я думал, ты одна.
- Я не одна... Здравствуйте, - глухо ответила Мария. - Вы... зачем?
- Зачем? - усмехнулся Николай и коротко кивнул головой Солодуху. - На сына поглядеть пришел. Спит? - и он шагнул к кроватке, в которой безмятежно и сладко спал Вовка. Мария быстро проскользнула туда же и заслонила собою кроватку:
- Не ходите! Не смейте!..
- Почему? Я отец. Я хочу полюбоваться на своего сына.
- Я не хочу! Не смейте! - повторила Мария.
- Она не хочет, - вмешался Солодух. - Видите, она не хочет.
- Вы тут, товарищ, при чем? - неприязненно спросил Николай. - Вас это касается?
- Касается, - коротко мотнул головою Александр Евгеньевич. - Касается, потому что вы поступаете неправильно и можете, кроме того, разбудить малыша... Видите, он уже беспокоится.
Вовка, действительно, зашевелился, стал крутить головкой, запищал. У Николая заалели щеки. Он жадно вытянулся и стал смотреть на ребенка.
- Здоров он? - обратился он к Марии.
Мария беспомощно оглянулась на Александра Евгеньевича и ничего не ответила. Солодух понял ее взгляд.
- Послушайте, - решительно произнес он, - вы бы ушли. Понятно вам, что ваше присутствие нежелательно? Ни к чему оно...
И снова Николай, неприязненно оглядев Александра Евгеньевича, спросил:
- Почему это вас касается? Кто вы тут? - И, взрываясь ревностью, обидой и злостью, крикнул Марии:
- Что он, твой новый муж? Да?
- Глупости вы говорите! - озлился Солодух и покраснел. - Непроходимые глупости.
Вовка раскричался. Он высвободил руки из-под одеяла и сучил сжатыми кулачками. Позабыв о Николае, о том неприятном, что происходило возле нее, Мария наклонилась над сыном, взяла его на руки, прижала к себе и стала баюкать.
- Я не говорю глупостей! - огрызнулся Николай, не сводя глаз с ребенка. - Я имею право интересоваться моим ребенком и тем, что и кто его окружает... Дай мне его взять на руки! - Неожиданно попросил он Марию. - На одну минутку!
Солодух нагнул голову и быстро отыскал свою кепку:
- Мне, пожалуй, лучше уйти.
- Нет! - волновалась Мария. - Не уходите.
- Дай мне ребенка! - повторил Николай. И почти силой взял Вовку из рук матери. Александр Евгеньевич надел кепку и шагнул к двери.
- Я потом зайду... После.
Мария не успела ответить ему, как он вышел из комнаты.
Вовка на руках Николая заплакал. Отец прижал его к себе и потерся щекой об его лобик. Мария отвернулась и, сдерживая слезы, проговорила:
- Это грубо... Я не хочу, чтобы вы приходили. Я не могу так...
- Ну, пусть грубо. Это неважно. Я деликатностей тонких не знаю, - уверенно пояснил Николай, тщетно пытаясь успокоить Вовку. - Мне удивительно твое упрямство. Ребенок, я чувствую, действительно, мой. И я, как отец...
- Он только мой! Только мой!
- Ну, ну! - рассмеялся Николай. - Моя-то доля какая-то тут тоже имеется! Чудачка! Неужели ты думаешь, что если у тебя завелся... новый друг, так мои права на ребенка сколько-нибудь от этого стали меньше! Напрасно!
- Новый друг! - вспыхнула Мария, и слезы на ее глазах сразу высохли. - У меня нет никаких друзей! Ты говоришь гадости!
- А вот этот, который от ревности убежал отсюда? Меня, Мария, не проведешь! Не маленький!
Мария быстро подошла к нему вплотную и решительно и властно взяла из его рук ребенка.
- Уходи! Довольно! Мне надоело! Уходи!
- Ох, огонь! - попытался пошутить Николай и отдал Вовку матери. - Шипишь зря. Я ведь по-хорошему.
- Не надо! Уходи!..
13.
Александр Евгеньевич после встречи с Николаем у Марии не приходил к ней дня три. Эти дни Мария была в тревоге. Она сама не понимала, что ее тревожит: посещение ли Николая, который ушел от нее с твердым намерением наведываться к сыну, или же отсутствие Солодуха. Но когда Александр Евгеньевич наконец, появился, Марии поняла, что именно его эти дни ей нехватало. Она вспыхнула, обожглась радостью, застыдилась.
Солодух был не по-обычному сдержан. Он приступил к работе, углубился в учебник, в тетрадки Марии, избегая посторонних разговоров. Но не выдержал, отодвинул от себя тетрадки и, поглядев на Марию в упор, сказал:
- Он вам дорог, этот тогдашний гость?
- Конечно, нет! - торопливо ответила Мария, сама сразу же изумившись этой своей торопливости. - Мне тягостно его посещение...
- Он отец ребенка. Он предъявляет права на него... Все-таки он отец.
- Мне он чужой... И Вовка может обойтись без него...
Солодух внимательно вгляделся в Марию.
- Простите меня, Маруся, простите. Я мешаюсь не в свое дело. Но это все оттого, что я привязался и к вам и к Вовке. Вовка такой бедовый парень! Я люблю ребятишек, крикунов этаких. Мне бы все хотелось быть ближе к нему... Я тогда ушел от вас с каким-то огорчением. Показалось мне, что я очутился в ту минуту лишним. Несколько дней ходил с этой мыслью. И теперь она меня мучает, мешает мне. Скажите прямо, Маруся, не могли бы вы стать моей женою?
Вопрос прозвучал для Марии неожиданно, ошеломляюще. У Марии покраснели щеки, уши, уголок выглядывающей из-под кофточки груди. Она испуганно взглянула на Александра Евгеньевича и тотчас же опустила глаза. Ей захотелось убежать от него, спрятаться. Но убежать некуда было, да и не было сил: томящая слабость охватила ее, голова слегка закружилась. Она беспомощно прошептала:
- Не надо... не надо.
- Почему не надо? - наклонился к ней Солодух. - Почему? Если вы хоть чуточку любите меня, так все хорошо! Я и вас и Вовку полюбил. Крепко!.. Ну, Маруся?
- Я не знаю, Александр Евгеньевич... Я боюсь.
- Эка, какие пустяки! - широко улыбнулся Солодух и ласково положил руку на плечо Марии. - Чего ж тут бояться!
- Не знаю... боюсь.
- Не стоит быть такой пугливой. Да и пугаться нечего! - Пошутил Солодух. - Человек предлагает руку и сердце, как говорится!
Но шутка не дошла до Марии. Пряча глаза от Александра Евгеньевича, она не могла взять себя в руки, не могла стать спокойной, улыбнуться. У Александра Евгеньевича на лбу пролегли складки. Сдержанная горечь покривила его губы.
- Значит, я не люб вам, Мария! - утвердительно сказал он. - Ну, так бы вы прямо и говорили. Конечно! Я не буду надоедать вам. Слышите! Не буду.
Но Мария еще ниже опустила голову, еще ярче зажглись румянцем ее щеки, шея и грудь.
Солодух поднялся со стула и отошел в сторону.
- Я человек простой, без всяких хитростей, - глухо заговорил он. - Может быть, я не так чего-нибудь понимаю... Повстречался я с вами, увидел вас, вашу жизнь, обиду вашу почувствовал. Стало мне жалко и досадно, что вы так близко принимаете к сердцу то, что с вами случилось. Понял я, что не стоит вас тот Вовкин отец. Ну и... Конечно, не сообразил я одного: закваска у меня рабочая, тонкости, может быть, какой-то во мне нету, а вы устроены по-иному. Не сообразил, да и полез. Понимаю, моя это оплошность. Ну, обещаю, что больше надоедать не стану. Давайте руку!
Он подошел к Марии и протянул ей руку. Мария всхлипнула и, внезапно схватив ее обеими руками, припала к широкой ладони Солодуха пылающей щекою.
- Ох, девчоночка моя светлая! - просиял Александр Евгеньевич и нежно привлек Марию к себе. - Маленькая какая! Милая.
14.
Должно бы быть все таким ясным и простым. Было у Марии в сердце горячее чувство к Солодуху. Была тихая нежность, влекло к нему. Увидела, поняла она, что и он, действительно, тянется к ней, любит ее. И все-таки... Томило ее что-то неосознанное, как далекая, нарастающая боль, как предчувствие, предтеча боли. Томило и не давало покоя.
В тот день, когда Александр Евгеньевич, не выдержав, оказал ей о своем чувстве, она долго после его ухода бродила по комнатке смятенная и словно пришибленная. Вовка тянулся к ней, Вовка требовал ее ласки, но она не подходила к нему, и плач его не трогал ее. Она вся ушла в свои смутные думы, вся сжалась в комочек, вся притаилась. И не было у нее ясности, не было в ней радости.
Пришла Валентина шумная, оживленная. Откуда-то дозналась она о том, что произошло. Схватила Марию за плечи, закружила по комнате.
- Ну, я так и знала! Иначе и быть не могло!.. Когда вы съезжаетесь вместе? Не тяни ты только, Мурка!
Мария вырвалась из ее рук и исподлобья, почти неприязненно поглядела на нее.
- Не знаю... Может быть, ничего и не будет.
- Мурка! - покачала головою подруга. - Мурка, не мудри! Парень-то какой! Прямо на-ять! Ты и не смей дурачиться! Ведь любишь его! Это по всему видно! Из вас замечательная пара выйдет. Не успеете оглянуться, как второго Вовку дождетесь, а то девчушку курносенькую!
- Не будет! Не будет этого! - испуганно крикнула Мария.
- Ах, и волынщица ты! - оборвала ее Валентина. - Сама не знаешь, что тебе надо. Ты подумала бы о Вовке, если о себе не заботишься. Солодух для Вовки будет прекрасным отцом!
- Отцом! - вспылила Мария, глядя на Валентину в упор. - Вовка будет ему чужим! Вовка станет для него лишним. Я это чувствую, я это понимаю... Ты думаешь, что я уже совсем такая бестолковая! Нет. У меня чутье есть. Я мать. Он с Вовкой кровью не связан. А это - огромное, кровь, родная кровь...