- Давайте, братцы, работы еще по горло. Потащили, - сказал он, и артиллеристы расчета покатили орудие вперед, облепив его со всех сторон, как муравьи.
Новоселов торопился не только потому, что у него в этой стрельбе и в самом деле хватало работы. Ему хотелось на прощание не подвести батю, порадовать хорошей стрельбой за его доброту и заботу. А второй, не менее важной причиной спешки было Ольгино письмо. Он хотел, чтобы учения прошли не только хорошо, но и как можно быстрее. Каждая минута промедления неосознанно воспринималась Новоселовым, как отдаление предстоящего свидания с Ольгой.
- Вот кому ни забот, ни хлопот, так это нашему Новоселову, - угадал его мысли Ляпунов. - Разрешили бы - без тягача с гаубицей на прицепе помчался, бы к своей ненаглядной.
- Ну и язык у тебя, Ляпунов, - вступился за Новоселова Лебедев. - Прямо без костей, но с иголками.
- Молчу, молчу, - заверил его Ляпунов. - Своего же счастья не понимаете: у вас в расчете есть человек, который вам соскучиться не дает, а вы его травите. Уволюсь - еще пожалеете.
- А ты лучше о себе рассказывай, - подал голос рядовой Уренгалиев.
Удивленно покосившись на молодого зарядного, Ляпунов выразительно покрутил головой, - мол, совсем житья не стало, если уже и первогодок его поучает, - но промолчал.
Если бы на сопках находились не мишени, а настоящий противник, то вряд ли он сумел бы обнаружить орудие гвардии сержанта Нестеровича и другие расчеты, скрытно пробирающиеся поближе к переднему краю в густых зарослях кустарника и по оврагам. А через час, когда над горами поднялось солнце, всякое движение прекратилось. Орудия, выведенные на прямую наводку, стояли в нескольких метрах от своих огневых позиций. Они должны были включиться в огневую подготовку через две минуты после ее начала, когда на позиции "южных" обрушатся снаряды батарей, стреляющих с закрытых позиций, и внимание наблюдателей "противника" будет отвлечено.
В шесть тридцать Антоненко, Глушков и Савельев уже были на командно-наблюдательном пункте полка. Командир дивизиона и начальник штаба принялись за работу, готовясь к стрельбе, соединились со всеми НП, огневыми позициями. А Алфей Афанасьевич подошел к полковнику Кушнареву, пожаловался:
- Намудрили мои чего-то, даже не знаю, какая стрельба получится. Туго тебе придется, если испортим огневую подготовку.
- Ничего, не испортите, - успокоил его Кушнарев, хотя тоже волновался за то, как справятся со своей задачей артиллеристы. - Некуда отсюда "южным" деться. Сзади они отрезаны моей ротой, резервы к ним не пропустят. А если вы не справитесь - я свою артиллерию подключу - реактивщиков, минометчиков. Добьем. Только быть не может, чтобы твои не справились. Не верю.
- Я тоже, - признался Савельев. - Что же я, ничему дивизион не научил? Только майор как-то необычно собирается стрелять, как бы дров не наломал.
- Неугомонный ты, Алфей, вот и придумываешь себе страхи. Не думаю, что твой Антоненко совсем без головы. Не так ли?
- Внимание всем, - негромко и торжественно сказал в это время майор Антоненко, и друзья оборвали разговор, повернувшись в его сторону. - "Буря", огонь!
Все подняли к глазам бинокли.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
И загремела в горах канонада. Но для слуха подполковника Савельева, привыкшего к густой, мощной, слитной стрельбе всех орудий дивизиона, она казалась странной. Он улавливал разнобой в этом гуле, да и взрывы снарядов на всех трех сопках вздымали в воздух землю тоже неодновременно, в разных местах. Через две минуты, когда выкатились из укрытий орудия и стали бить по целям прямой наводкой, канонада усилилась, но подполковник все равно слышал в ней пугающую его дробь. Солидно, вроде бы не торопясь, ухали гаубицы, огнем которых руководили с наблюдательных пунктов батарей и с КНП полка, частили, точно захлебываясь, орудия, бесстрашно выдвинутые на дальность прямого выстрела и в упор расстреливающие оборону "южных" на лежащих перед ними сопках. И Савельева успокаивало только то, что этот рассредоточенный огонь, покрывавший взрывами высоты от подножий до самых гребней, был очень точен. При минимальном расходе снарядов за каких-то десять минут дивизион вскрыл всю оборону "южных" и теперь доламывал ее в оставшиеся до начала атаки минуты.
Теперь, когда он видел, что замысел майора Антоненко удался, Савельев почувствовал уважение к своему преемнику, легко разгрызшему "орешек", который ему самому этой зимой оказался не по зубам. И собой подполковник был доволен: вон каков его дивизион, любая задача ему по плечу! Все связи отлажены, до автоматизма отработаны действия расчетов. Если посредники начнут выводить из боя "пораженные" обороняющимися орудий - а на прямой наводке часть из них обречена, - все равно результат не изменится, потому что они успели сделать свое дело.
- Вот молотят так молотят! - восхищенно рокотнул возле его уха полковник Кушнарев. - А ты, Алфей, паниковал! Твоя выучка, старина. Помнишь, как мы с тобой в сорок третьем? Похожи твои хлопцы на тебя.
- А идея его, - кивнув в сторону майора Антоненко, хладнокровно наблюдающего за разрывами снарядов и отрывисто бросающего команды на введение корректур, сказал подполковник Савельев. Он хотел быть справедливым к майору, хотя слова друга польстили ему. - И потом, считай, что как минимум двух взводов уже не существует и в помине. В настоящем бою их бы уже вывели из строя… Ага, что я говорил?
Подполковник услышал, как вновь поредела канонада, увидел, что на сопках стало меньше разрывов, и понял, что это могло означать: вывели-таки посредники часть орудий. Заметил он, что Антоненко в пылу боевой работы тоже сумел уловить этот перебой - нахмурил лоб и еще более резко стал отдавать команды радисту Климову. А майор Глушков продолжал работать, как обычно, бесстрастно и спокойно. Да, они достойны друг друга, довольно подумал Савельев, в хорошие руки он отдал свой дивизион.
- Приготовиться к атаке! - Властный бас полковника Кушнарева прервал его мысли. Савельев опустил бинокль, взглянул на часы: до "Ч" осталось пять минут…
Среди выведенных из стрельбы орудийных расчетов был и расчет сержанта Нестеровича. Сержант с досадой опустил уже поднятую руку с флажком и дал отбой. Осталось сделать последний выстрел - и расчет увел бы гаубицу на запасную позицию. Несправедливо: их орудие вело огонь в высоком темпе, и в настоящем бою противник вряд ли успел бы его подбить! Тем более что, начнись дуэль, неизвестно еще, кто кого. Ладно хоть цели свои уничтожили.
- Убитые мы, - печально сказал рядовой Ляпунов, когда посредник, старший лейтенант, отошел от орудия. Вид у заряжающего был такой, будто он только что выскочил из самой гущи рукопашной схватки: курносое лицо мокро от пота, пряжка ремня сдвинута набок, тужурка измята и взмокла на груди и на спине между лопаток. - Что я говорил? Сничтожил нас супостат! А вы? Эх вы! Не увижу я свою Лидочку. И тебе, Степа, в увольнение не хаживать.
Никто из солдат не поддержал его шутку. Новоселов снял с гаубицы панораму, бережно завернул ее в мягкую ткань и уложил в ящик. Уренгалиев с Лебедевым наводили порядок в своем хозяйстве - укладывали неиспользованные боеприпасы. Ляпунов засунул вынутую было сигарету опять в пачку и принялся собирать стреляные гильзы.
- Так-то лучше, - не глядя на него, сказал сержант Нестерович. - А то как стрельба, так на тебя смотреть приятно, а как другое что - только язык и шевелится.
Новоселов прислушивался к раскатам орудийной пальбы и хлопанью взрывов на сопках, где не успевала осыпаться поднятая вверх земля, и думал, чем грозит им это неожиданное вмешательство посредника. Если новый командир дивизиона не примет в расчет пораженные цели, то и в самом деле увольнение в поселок состоится не скоро… Нет, не может быть, чтобы их оценили плохо, как зимой!..
Грохот утих, сменившись гулом машин мотострелков. Они выскочили из оврагов, укрытий, заполнили все поле и пошли к горам, подминая кустарник, мимо огневой позиции артиллеристов.
- Спасибо, боги войны! - крикнул кто-то, приподняв крышку люка бронетранспортера. - Лихо стреляли!
- Топай, царица полей, - вяло отозвался один Ляпунов. - Ни пуха…
На КНП гремел бас Кушнарева, и послушные ему подразделения в развернутом строю мчались к горам, ощетинившись вспышками выстрелов.
Худощавое лицо майора Антоненко выглядело довольным. "Утер нос старику, - без обиды подумал Савельев, наблюдая за ним, - хорошо стрелял. Небось теперь загордится. Погоди, пусть результаты объявят". Но он и сам видел, что оценка будет высокая. Если бы он не перестраховался зимой, может, дивизион и тогда вытянул бы на отличную оценку. А теперь майор на коне, а он не у дел.
Но Антоненко и не собирался хвастать своей удачей перед старым командиром. Его удивил неожиданный утренний поступок Савельева, и сейчас ему хотелось поделиться радостью с подполковником. Тем более что это было справедливо - ведь он пользовался плодами труда своего предшественника. Грош цена была бы его идее, окажись дивизион неподготовленным к такой стрельбе. Подойдя к подполковнику Савельеву, Антоненко протянул ему руку:
- Большое вам спасибо, Алфей Афанасьевич. Отличное наследство вы мне оставляете.
Савельев впервые за эти три дня смутился. Пожал руку, свел брови к переносице, ответил ворчливо:
- Будет вам, Василий Тихонович. - И признался: - Тут ваша взяла. Но и о нашем споре не забывайте.
Взгляд Антоненко потерял теплоту, но он ничего не ответил. "Вот упрямый! - расценил эту перемену в настроении майора Савельев. - Неужели ты так и не поймешь, как это все достигнуто?" Но тут же и пожалел, что так бесцеремонно смял радость молодого командира. Мог бы найти и более подходящий момент, чтобы напомнить об их разговоре в начале учений.