До ночи прятались в каком-то овражке под самым берегом, потом перебрались вплавь к своим. Там Кушнарев сдал раненого с рук на руки санитарам, и пути их разошлись.
И вот - бывает же так! - встретились почти через три десятка лет. Конечно, едва узнали друг друга - в том бою присматриваться некогда было, да и годы свой отпечаток наложили. Кушнарев лишился кудрявого соломенного чуба, приобретя взамен крепкую и желтую, как дыня, лысину. И Савельев, разумеется, был не тот крепыш, резкий и ожесточенный, каким впервые увидел его Кушнарев.
- А, явились, гвардейцы! - с наигранной бодростью встретил полковник артиллеристов, когда они вошли в палатку. Цепкий взгляд бывшего разведчика сразу отметил, что Савельев не в духе да и вид у него какой-то размякший. Лицо белое, как алебастр, и темные мешки под глазами. Неприятно пораженный видом друга, Кушнарев старался не показать своих чувств. Надо же, разница в возрасте всего пять лет, а вон как сдал старина. И только за последние месяцы. Зачем ему комдив разрешил ехать на учения?
- Значит, добрались благополучно? Вот и ладно, - продолжал он тем же неестественно бодрым тоном. - Ну-ка, познакомь меня, Алфей, с новым командиром. Антоненко? Василий Тихонович? Очень приятно! Как наш "пляж", понравился? Большой, правда? Зато каков песочек! А что это вы нарядились как-то не по сезону? Не успели переодеться? Ну-ну, попотеете на славу, тут почище Сандуновских бань. Да, послушайте, кстати вспомнилось: идейка одна у меня есть. Пока у вас в дивизионе пертурбации идут, сманю-ка я вашего прапорщика Песню. Как вы на это смотрите? Человек он въедливый, тяжелый, вам с ним будет трудно. Отдайте, а?
- Я еще не принял командование. Да и Юрьев день давно отменен, - сухо, явно задетый снисходительным тоном командира полка, ответил Антоненко. Похожий на мальчишку рядом с громадным полковником, он пытался держаться с достоинством, но скрыть недовольство тем, что к нему опять пристали с этим прапорщиком, он не сумел.
- Посовестись, Андрей, - понял состояние майора и поддержал его Савельев. - Нам скоро новые машины получать, и без Песни - зарез.
- Погоди, Алфей, не с тобой разговор, твое дело тут сторона. И вы, майор, не хорохорьтесь, а то так мы с вами и до вещего Олега доберемся, - с усмешкой напирал Кушнарев. - Я ведь честно и благородно пока предлагаю. Все равно ведь уведу у вас Песню. Характер у него не мед, и парня, чувствую, не оцените по достоинству, а мне автотехник во как нужен!
- Будет, Андрей, - устало прервал его Савельев, поняв, что Кушнарев просто подтрунивает над майором. - Давай о деле. Что там намечается?
- Не спеши. Присядь, отдохни маленько. Дай мне с человеком по душам поговорить. Ты уйдешь, а мне с ним воевать. Любопытно мне прощупать, чем дышит, какое у него настроение.
- За этим, что ль, позвал?
- Погляди, защитничек мне нашелся! Я вот сейчас самому тебе задам! Ты зачем поехал, когда на ногах еле держишься? Без тебя, боишься, не обошлись бы? Ох и неугомонный же ты, Алфей! - Бас Кушнарева стал мягче. - Смотри доиграешься. Опять, наверное, сердце пошаливает?
- Андрей! - строго остановил его Савельев. - Хватит. Дело стоит.
- Ладно, слушай дело, - с обидой в голосе сказал полковник Кушнарев, но улыбка на его толстых добрых губах выдавала, что на самом деле он не обижается на Савельева. - Прошу к карте, товарищи офицеры.
Сегодня за ночь надо окопаться, замаскировать свое расположение. - Официального тона Кушнареву хватило лишь на одну фразу. Дальше он говорил свободно, хотя видел, что посредник из штаба округа прислушивается, как ставится артиллеристам задача. - К утру чтоб все было в ажуре. Здесь не мне тебя учить, Алфей. Одну батарею на прикрытие дороги выдели, расположишь вот здесь. Моя рота уже окапывается впереди. Назавтра - учти, это ориентировочно - предполагается марш. В авангарде пойдут мой батальон и твоя батарея. Стрельба холостыми. Если заторов не будет, к вечеру доберемся до первого рубежа обороны "южных". Разведаем, а на рассвете - атакуем после огневой подготовки, которую ты обеспечишь. Ну, а затем - небезызвестный тебе перевал.
Посмотрите, майор! - Кушнарев энергично ткнул толстым указательным пальцем в карту. - Местечко, я вам доложу! Не нравятся мне эти сопочки! А тут еще дорога перед ними. Хороший мешок нам могут устроить, если вы, артиллеристы, не накроете их хорошенько, пока мои с ходу не проскочат. Моя б воля, я бы сюда вообще не полез. Запер бы их отсюда батальоном, а сзади перевал закрыл бы ротой, и пусть бы сидели эти "южные" до скончания века. Но комдив не разрешит, не война ведь, а учения. Пусть, дескать, мотострелки потренируются. Поэтому одна рота, само собой, в обход пойдет, отрежет выход с перевала. Но главное будет здесь. Подавите мне огневые точки обороняющихся - большущее спасибо скажу. Да, еще, Алфей Афанасьевич: на разведку у нас времени маловато будет, ты уж помоги, данными поделись. У тебя ведь асы во взводе управления и в батареях. Вот и все для начала.
- Постараемся. Ради тебя чего не сделаешь - должок за мной еще с войны, - напомнил Савельев и улыбнулся, но приступ боли сделал улыбку вялой, вымученной.
- Да брось ты, старина, честное слово! - поспешно сказал Кушнарев. - Какие еще долги! Приглашаю ко мне на ужин, а потом приказываю спать, раз ты мне сегодня подчинен, понял? Чтобы завтра утром был свеженький, как огурчик с грядки. Майор, - повернул Кушнарев свое массивное тело к Антоненко, - на вашей совести отдых гвардии подполковника. Обеспечьте, силком уложите. Да на пяток минут от него отлепитесь, пусть лекарство выпьет - стесняется Алфей Афанасьевич на людях валидол глотать. А вы, наверное, за ним как привязанный ходите.
- Все сказал? - досадливо поморщился Савельев. - Вы его, Василий Тихонович, поменьше слушайте. Он за войну в разведке намолчался, до сих пор выговориться не может. И за чистую монету не принимайте все, тогда сойдетесь душа в душу.
- Я не совсем понял вас, товарищ полковник. - Антоненко не принял шутливого тона друзей. - Вы говорите, что перевал - крепкий орешек, а брать его собираетесь, извините, несколько упрощенно. Накроем мы, предположим, этот амфитеатр, вы обходящий отряд пошлете - и "ура", враг бежит? А вдруг "южные" мелкие опорные пункты раскидают по сопочкам? Выковырять их при том количестве снарядов, что нам выделено, будет непросто. Мы их не накроем на такой площади. Это раз. И второе: не думаю, что "южные" не встретят вашу роту. Обход - маневр слишком известный.
- Алфей, он и тебе такие экзамены устраивает? - сделал удивленное лицо Кушнарев. - То-то я смотрю, что ты какой-то смурый сегодня. Этак и я скоро за валидол хвататься начну… "Упрощенно"! - язвительно повторил полковник. - Во-первых, какая там будет оборона, увидим на месте. Во-вторых, в обход пойдет, к вашему сведению, лучшая рота в округе. Альпинисты! Для них это - детские горки. И пойдет она в таком месте, где ее ждать никому и в голову не придет. А в-третьих, организация "боя" - моя забота. Я отвечаю за его исход. Ваша забота - кровь из носу, а подавить те средства, которые будут мне мешать.
- По-вашему, товарищ полковник, мне должен быть безразличен замысел "боя"? - не сдавался майор Антоненко. - А вдруг по ходу дела вам непредвиденно понадобится моя помощь? А я к этому не готов, не рассчитывал на такой вариант, данные заранее не подготовил, а времени уже нет. Возьму да и шарахну в спешке куда-нибудь не туда, а? Как вы на это посмотрите?
- Я вам шарахну! - пригрозил Кушнарев. - Только посмейте! Не волнуйтесь раньше времени, майор. Буду отдавать боевой приказ, узнаете все, что положено. И на КНП рядом будете, увидите, как обстановка складывается, разберетесь, если в академии общевойсковую тактику прилежно учили и соображаете что-нибудь в ней.
- Да уж соображаю! - запальчиво ответил Антоненко.
- Будет вам! - попытался утихомирить разгоравшиеся страсти Савельев. - Где обещанный ужин, Андрей? Я ведь с утра ничего не ел, а вы тут, как я погляжу, до рассвета решили заводить друг друга. Один без подначки не может, другой обижается попусту. Разберемся, Василий Тихонович, не впервой.
Когда артиллеристы, поужинав, ушли к себе, полковник Кушнарев еще раз соединился по телефону с комбатами, поинтересовался, как идет оборудование района. Успокоенный докладами, он отправился в спальную палатку, приказав дежурному разбудить его через три часа. Кушнарев прилег, но сон не шел к нему, хотя за многолетнюю службу он научился засыпать мгновенно, ценя каждую минуту отдыха. Припомнилось постаревшее лицо Савельева, и внезапно ему стало ясно, в чем причина нездоровья Алфея.
Однажды он уже видел такое лицо. Это было еще до войны. Отец вернулся с работы, стал в дверях, посмотрел на мать и на него пустым взглядом, и неожиданно из глаз его выкатились две мутные капли. "Отец, что случилось?" - испуганно вскрикнула мать. А он молча прошел к кровати, упал на нее, как был, в одежде, чего себе не позволял никогда, и глухие отрывистые всхлипы, похожие на кашель, сотрясли его мощные плечи. "Все, мать, - выдохнул он наконец между рыданиями и вмял кулачище в подушку. - Все, точка! Не нужен Василий Кушнарев! Никому не нужен! Не гожусь для шахты! Отработался! Стар, говорят! А как же я без работы? Скажи, мать!"
А она гладила его белые волосы и приговаривала, сама чуть не плача: "Ничего, Вася, ничего. Обойдемся как-нибудь. Что же теперь? Когда-то ведь надо и на отдых. Вон сынов каких вырастили. Их теперь черед. Надо им уступить дорогу".
Отец и полгода не протянул на пенсии, сник, хотя прежде ни на какие болезни не жаловался, и умер перед самой войной.
Тот день забылся за давностью лет, а теперь всплыл, объяснив, почему, несмотря на недомогание, Савельев едет на учения и почему целый месяц после увольнения в запас не расстается с дивизионом. Цепляется старина за армию из последних сил.