Но психолог из Климова был никудышный: эти ровность и терпеливость, с которыми подполковник разъяснял свои взгляды на организацию марша, были искусственными - возражения майора Антоненко не понравились командиру дивизиона. Савельев не сомневался, что майор прекрасно знает о значении вводных на марше. И отрицал их в пику ему, продолжая тот спор в роще. Зачем? Не для того ли, чтобы показать, что взгляды предшественника его не интересуют, - дескать, мы и сами с усами? Что ж, будем делать вид, будто не поняли этой его политики…
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Вместе с Вдовиным Климов поджег дымовые шашки и раскидал их с подветренной стороны дороги. Клубы густого белого дыма быстро затянули низинку, к которой приближалась колонна. По стихшему на несколько секунд гулу двигателей нетрудно было догадаться, что машины притормозили. Но вот гул стал мощнее, и тягачи один за другим на большой скорости вырвались из густой молочной пелены, расползшейся по дороге. Лица водителей и сидевших рядом с ними офицеров были скрыты резиновыми масками противогазов. Натянули их и артиллеристы в кузовах машин.
- Вот видите, Василий Тихонович, не дремлют… - Савельев провожал взглядом проходящие машины, и на лице его появилась довольная улыбка. - Не приучены. Вот каких я вам молодцов передаю - орлы, да и только! А в деле еще их увидите…
И осекся вдруг, насупился, а на помолодевшем было лице опять стали видны сизые старческие прожилки. Он увидел, что в кабине автомастерской команду "Газы" выполнил только водитель. Прапорщик Песня ехал без противогаза. Теперь и Климов заметил ироническую усмешку майора Антоненко. "Эх, Николай Герасимович! - с досадой и отчаянием подумал Климов. - Выбрал же время свои обиды показывать. Вот подвел батю так подвел!"
Гвардии подполковник Савельев резко махнул рукой, приказывая остановиться, и подошел к кабине:
- Ладно уж, сидите! - буркнул он прапорщику, хотевшему выйти из машины. - В чем дело? Почему не надели противогаз?
- Хиба ж то газ? Вот я в газу был, так то ж газ был! По сегодня отметины, - Песня показал на шрамы. - А этот дым даже слезы не вышиб.
Он явно отвечал не подполковнику, а майору Антоненко, хотя тот не произнес ни слова. И впервые Климов не одобрил поведения Песни. Савельев потемнел лицом от гнева, бросил резко:
- Прекратите паясничать! Газы!
Песня зажмурил глаза, выдернул из висевшей через плечо сумки противогаз, одним ловким движением натянул на лицо маску и обиженно захлюпал клапаном.
- Езжайте!
Фургон укатил вслед за колонной, оставив облако пыли. Пропустив вперед Антоненко, подполковник Савельев уселся в газик и сердито хлопнул дверцей. Климов с Вдовиным торопливо собрали еще сочащиеся дымом шашки, присыпали их песком и принялись укладывать ящик с "сюрпризами". Но из машины послышались голоса офицеров, и солдаты, понимающе переглянувшись, достали сигареты.
- Он всегда у вас такие фортели выкидывает или только изредка, по настроению? - спросил Антоненко подполковника, и в его голосе Климову послышалась ирония.
- Изредка. При мне, до вас - ни разу, - коротко парировал выпад майора Савельев. - Это реакция на ваш окрик.
- Тоже мне, характер показывает, - холодно сказал Антоненко. - Я же говорил, наказать его за это, и все. Устав и для Песни писан.
- Э, да вы, Василий Тихонович, ничего не поняли! Я тоже за устав, но помню, что в нем опыт концентрированный. Без объяснений, почему солдат должен поступать так, а не иначе. Без примеров, в которых пот и кровь бойцов. Солдату не известно, какой ценой уставные формулы достались. А вы хотите сразу: надел форму, выучил, знаешь - выполняй! Ах, до чего лихо!
- А чего же сложного?
- А то, что, не разъясняя сути уставных требований, вы вырастите бессловесного служаку. Достигнете блестящей внешней дисциплины, когда у ваших подчиненных будет безупречный подход и отход, безукоризненное отдание чести. И вам всегда будут отвечать: "Есть!", "Никак нет!" и "Так точно!". А отвернетесь, недоглядите - тут вам и ЧП… И поднесет его, кстати, тот, кто громче всех кричит "Есть!". У вас до академии такого не было?
- Всяко бывало, - неохотно признался Антоненко.
- Было, - убежденно сказал Савельев. - Не могло не быть, потому что вы несколько облегченно устав понимаете. Мы с вами обязаны довести до подчиненных смысл уставных формул, смысл службы. А уж потом и требовать, убедившись, что он понят. Тогда в бою солдат пойдет в огонь и в воду по вашему приказу без колебаний и сомнений.
- Хорошо, согласен. Но при чем тут Песня?
- Объясню, погодите. Вы хотите, чтобы Песня не лез, куда не следует, коль этикету не знает. А я не за внешним эффектом гонюсь, а хозяина воспитываю, который делит со мной ответственность за все, что делается в дивизионе. И Песня - хозяин. Хороший хозяин! Он помогает мне как умеет. И за это ему огромное спасибо мое. Потому что мне в бою не виновный водитель нужен, а тягач исправный. И потому мне больше по душе климовское "Это мы мигом", выражающее готовность все сделать мгновенно, чем правильное "Есть", за которым ничего не кроется. Нет, я за устав, но понимаем его мы с вами по-разному…
Воспользовавшись возникшей паузой, Климов отбросил тент сзади газика и втащил с помощью Вдовина ящик с "сюрпризами" в машину. Разговор прекратился, офицеры не стали продолжать его при солдатах. Но по нахохлившейся фигуре подполковника Савельева и по тому, как беспокойно ерзал на своем месте майор Антоненко, ища позу поудобнее, Климов догадался, что у их спора будет продолжение. И ему было непонятно, что тут еще можно возразить бате, когда он так ясно все объяснил. В нем самом с детства сидело убеждение, что уважения достоин лишь тот человек, который за дело сердцем болеет, работает на совесть. Про отца и деда его на селе говорили: "Климовы тяп-ляп не делают, они плотники стоящие". Став по наследству плотником, Климов старался, чтобы и о нем так отзывались. Эту рабочую гордость он принес и в армию, с ее позиций судил о товарищах. Поэтому ему была понятна защитительная речь командира.
Но постичь всей глубины спора Климов не был способен. Ему казалось, что разговор все еще идет об инциденте с Поздняковым и Песней, а командиры давно уже перешагнули границы этой темы и отстаивали свои методы воспитания.
Трудно было Климову разобраться и в своих чувствах: восхищение батей смешалось с жалостью, преклонение перед прапорщиком - с осуждением. Он думал, что начали рушиться его кумиры, не понимая, что просто серьезнее и глубже становились его суждения о людях. Поставленный обстоятельствами в роль стороннего наблюдателя, он увидел Савельева и Песню под другим углом зрения и заметил не только их силу, но и их слабости.
- Климов, дайте отбой в батареи, - приказал подполковник Савельев, когда машина, обойдя колонну, заняла свое место. - Потренировались - и будет.
- Есть! - Климов не решился еще раз вызвать неудовольствие нового командира, но с языка само сорвалось: - Это мы мигом!
Майор Антоненко, занятый своими мыслями, никак не отреагировал на эту вольность. Украдкой глянув на его худощавое лицо, Климов впервые заметил на нем вертикальную морщинку, залегшую на переносице и сблизившую тонкие дуги бровей. Сейчас майор был похож на старательного ученика, решающего в уме какую-то трудную задачу. Властность, постоянная ироническая усмешка сошли с его лица, оно стало мягче, добрее, и с этого момента у Климова появилась симпатия к новому командиру…
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Да, майору Антоненко было над чем задуматься. Сам того не зная, подполковник Савельев дал ему нить для разгадки давнишнего разговора, который сейчас вдруг вспомнился майору.
Это случилось на итоговой проверке, когда он командовал батареей. От результатов ее зависело, отпустит ли командир полка старшего лейтенанта в академию. Батарея сдала все предметы, кроме строевой подготовки, и Антоненко уже твердо знал, что его рапорт будет подписан. Ведь батарея слыла лучшим строевым подразделением в полку. Про нее даже побасенку сочинили: "Когда в казармах стекла позвякивают - идет батарея Антоненко плохо. Когда сотрясаются - удовлетворительно. А вот когда вылетают из окон - где-то близко к хорошей оценке". И старший лейтенант не сомневался, что его подчиненные покажут проверяющему отличное знание строевого устава и исполнение приемов.
Так все и произошло. Шаг солдат был безупречен. Уставные положения они чеканили без запинки. Но, заполняя ведомость, майор из штаба полка немного помедлил, хотя и без раздумий было ясно, какую оценку ставить батарее. Наконец он вывел "отлично", но комбату сказал:
- С большой натяжкой, учтите. Устав ваши люди знают слабовато.
- То есть как это? - оторопел Антоненко. Очень уж неожиданным показался ему вывод проверяющего. - Вы же слышали их ответы, товарищ майор…
- Слышал. Вызубрили статьи хорошо. Но ведь ни бельмеса они не понимают, ваши подчиненные, что заучили. Спросите их, например, почему названия флангов при повороте не меняются? Ручаюсь, ни один не ответит. Нелюбопытные у вас солдаты. Нерассуждающие какие-то. Плохо это.
Антоненко не согласился тогда с проверяющим, счел придиркой его замечание. Чего тут рассуждать? Самая простая и легкая должность - солдатская. Выполняй, что тебе говорят, и никаких тебе забот. Покормят в срок, оденут, обуют. На огневой позиции место для орудия укажут, направление стрельбы дадут. Отрой окоп, ниши, погребки, замаскируй все тщательно. Дальше - заряди, номер заряда будет в команде. Наведи, данные для наводки тоже получишь. Выполняй все, что прикажут, быстро, правильно - и вся наука. Будешь послушен воле командира - будет в подразделении порядок, железная дисциплина.