Хороший приемник - "Нева". Солидный, прочный, ловит что угодно. Только "Неву", конечно.
…Мать жаловалась - туфель приличных нет, - да хоть десять пар покупай, пожалуйста…
"Она не поверит, подумает - я ее разыгрываю…"
"…И, между прочим, этому теперь конец, чтобы нам картошку, а ему мясо. Довольно".
…А забавно, когда случаются такие вещи.
Крутилось колесо, выскакивали цифры - вслепую, никто не знал, какая цифра выскочит. И одна за другой стали в ряд - 024183 и 48.
Когда выигрыш маленький, не думаешь о том, что это, в сущности, чудо.
…Спохватился: ребята ждут - договорились вместе идти на "Подвиг разведчика". Положил облигации - выигравшую отдельно от остальных - в коробку и поехал в "Колизей".
Матери оставил записку: "Наша облигация выиграла большую сумму. Посмотри в таблице". Ребятам не сказал. Очень хотелось сказать, но совестно было хвастаться. Фильм был великолепный. Саша хлопал с подъемом, изо всех сил.
Вернувшись, застал мать с запиской, облигацией и газетой - все сразу она держала в руках, растерявшаяся и румяная от восторга. Она была в пальто и косынке - видно, только что пришла. Геннадий был тут же.
- Сашок! - сказала мать. - Нет, что делается! Ты подумай - какие деньги!.. Мы теперь оденемся… Ух, вы увидите, как я оденусь! Сашок, папа хотел тебе купить велосипед, когда вырастешь, - купишь теперь и велосипед, и что хочешь… - Слезы брызнули у нее, она торопливо вытерла их рукой, в которой держала газету. - И пальто настоящее, нужно и тебе наконец пальто… Боже мой, и тут не везет, хоть бы вина купить, правда, Генечка, и отпраздновать, а мне на дежурство… Вместе пойдем в сберкассу, Сашок, ладно? А то очень большие деньги, вдруг ты потеряешь или вытащат… Досада какая, двумя бы днями раньше таблица, чудный шевиот был, представляешь, Геня, костюмный, как раз твой цвет, теперь уж расхватали, наверно, темно-синий, но не чересчур темно-синий, ты понимаешь… Сашок, дай я тебя поцелую. Ты у меня счастливый. Дай бог, чтоб ты всю жизнь был такой счастливый. - Она поцеловала Сашу. - Господи, где мои варежки? Сашок, сделай мне бутерброд, я за этой радостью даже чаю не выпила…
Она ушла. Немного погодя хлопнула дверь - ушел и Геннадий. Саша взял учебник и прилег на диван. Завтра литература, и Павел Петрович грозился спросить, надо выучить, хоть и не до того - устал и хочется помечтать.
Саша начал было читать про Ионыча и крепко заснул. Ему приснился большой приемник "Нева", сияющий зеленым глазом.
Он проснулся и увидел Геннадия, который стоял и смотрел на него.
- Не спишь? - спросил Геннадий.
В комнате находился еще какой-то человек, в бобриковой куртке и серой меховой шапке. Он был небольшого роста, пожилой, а лицо у него было такое, словно кто-то сгреб в горсть его нос и губы и вытянул вперед.
- Проснись на минутку, - негромко сказал Геннадий. - Где облигация твоя?
Человек в серой шапке сел на стул. Саша поднялся.
- Облигация где? - повторил Геннадий. - Дай-ка сюда.
- Зачем? - сонно спросил Саша.
- Зачем, зачем! - сказал Геннадий. - Объясняться еще… Значит, надо. Тут, что ли? - Он выдвинул один ящик комода, выдвинул другой и достал коробку, а из коробки облигацию.
- Вот, она самая, - сказал он. - Проверяйте. - И развернул перед человеком в серой шапке газету с таблицей.
Человек в серой шапке надел очки и заглянул сперва в облигацию, которую Геннадий держал в руках.
- Двадцать четыре сто восемьдесят три… - забормотал он и деловито повел по таблице коротким красным пальцем. - Двадцать четыре, двадцать четыре… сто… восемьдесят… три… - Он опять заглянул в облигацию. Сорок восемь. А… посмотреть ее можно?
- Вот же, видите?
- Подержать-то можно? - просительно повторил человек осторожным голосом.
- Еще что! - сказал Геннадий. - Боитесь, что фальшивая?
- Для убедительности.
Геннадий подал ему облигацию. Человек в серой шапке оглядел ее, пощупал, посмотрел на свет и положил на стол. И сейчас же Геннадий проворно взял ее, как будто она могла улететь.
- Она?
- Бывают счастливцы, - сказал человек. - Твоя облигация? - спросил он у Саши.
- Да.
- Десять тысяч выиграл, - сказал человек. - Повезло… А у меня веришь, Геня, - вот такая стопка, всю жизнь одалживал государству из всех видов заработка, и веришь - хоть бы один раз, хоть бы пустяк, для смеху, нет! Фортуна сволочь, кого не полюбит, того уж не полюбит… Да. Это, значит, Геня, твои пенаты.
- Это их комната. Моя рядом.
- Ну, покажи твою комнату.
Человек в серой шапке встал и вышел с Геннадием. Он шел неторопливо и солидно, приостановился, чтобы взглянуть на картинку, висящую на стене, но Саша испугался: зачем они уносят облигацию? Правда, она была в руках у Геннадия; но это не очень-то успокаивало. Саша чуть не сказал: "Эй, слушайте!.." - но удержался, ему показалось неудобным выказать подозрение: все-таки Геннадий ему вроде отчима, а этот дядька Геннадию - знакомый, может быть даже родственник; наверно, Геннадий по рассеянности захватил облигацию, и они подымут Сашу на смех, что он собственник и трус. "Чепуха, как это так, чтобы прямо на глазах взяли и не отдали. И не вор же он, в конце концов…" Так уговаривал себя Саша, а сам волновался. "Серия 024183, номер 48; в случае чего, заявлю моментально. Не посмеет Геннадий, он понимает, что я заявлю, не на овцу напали…" За стенкой смутно звучали голоса. "Чего они так долго?.. Фу, я дурак. Из такой семьи, и будет он красть… Если бы украли, так убежали бы сразу, а не сидели и не разговаривали…" Выходят в переднюю. "Если они вместе выйдут из квартиры, я за ними сейчас же, у меня кулаки здоровые".
Было слышно, как гость надевал калоши и хвалил квартиру. Потом сказал: "Ну, пока". "Пока", - ответил Геннадий. Дверь хлопнула.
Геннадий вошел в комнату - против обыкновения резвой походкой и с довольным лицом.
- Получай… пасынок! - сказал он возбужденно и одну за другой бросил на стол три пачки денег, крест-накрест оклеенные бумагой.
- Что это? - спросил Саша.
- Это тебе вместо твоей облигации.
- То есть?
- Бери, бери, это твое и материно. Считай.
Саша машинально взял самую большую пачку. На ней было написано крупно: "10 000" и подписи.
- Я не считал, - сказал Геннадий. - Работа чистая, банковская упаковка.
Две пачки были поменьше, по 2 500.
- Я не понимаю, - сказал Саша.
Геннадий усмехался.
- Тебе нечего понимать. Твое дело - тратить.
- Он что, купил облигацию? - недоверчиво спросил Саша.
- Какая разница? У тебя была облигация. Теперь у тебя деньги. В полтора раза больше, чем ты рассчитывал. Плохо?
- А какой ему смысл?
- А какое наше дело? Мать обрадуется, представляешь? По две с половиной тысячи - это вам от меня.
Он прошелся по комнате, говоря самодовольно:
- Вот что, брат, значит - не быть лежачим камнем.
- Если бы какая-нибудь вещь… - рассуждал Саша. - Один ее ценит дешевле, другой дороже… А эта облигация стоит ровно десять тысяч; больше ему за нее не дадут. Ненормальный он, что ли?
Геннадий пристально посмотрел на него и помрачнел.
- Нудный ты человек, Сашка, - сказал он. - Страшно нудный.
- Да нет, я не понимаю, зачем он…
Саша осекся: он вдруг понял. Не все, но главное.
- Другой бы спасибо сказал, а этот еще недоволен. Смысла ищет… Какого черта, ты знать ничего не знаешь, бери и пользуйся!
- Я не хочу. Пусть он возьмет обратно… и отдаст облигацию.
- Нет, уж теперь ищи-свищи. Не отдаст.
- Велите ему отдать.
- Да с какой стати! Дураком надо быть… Давай прячь, кончено дело!
- Нет, я не возьму, - сказал Саша.
- Ну, знаешь… Впрочем, дело хозяйское. Не хочешь, как хочешь. Матери отдашь.
- Матери тоже этих денег не надо, - сказал Саша.
- Мать оставь в покое. Она сама знает, надо ей или не надо. Какой нашелся учитель жизни… Только не трепаться, слышишь?
Саша молчал.
- Ни приятелям, ни неприятелям тем более, - сказал Геннадий жестко. Вообще не трепаться.
Саша молчал.
- Ты, Сашка, звереныш. Я вам какое дело сделал… Лишних пять тысяч свалилось на голову… От тебя дождешься благодарности! Я вижу, как ты относишься… С самого начала… И сегодня, когда я облигацию взял… Думаешь, я не видел?.. А, плевал я на тебя!
Саша молчал. Геннадий ушел к себе, рассерженный и огорченный: в кои веки осчастливил человек своих близких - и не оценили… Саша сидел на диване, расставив колени и опершись о них локтями. На столе лежала груда денег. "Ах я слюнтяй, разиня!" - думал Саша, ничего не понимая толком, кроме того, что это темные, нехорошие деньги и что он весь вымаран какой-то грязью… И ужасно жалко было отцовскую голубенькую облигацию, чистую и хрусткую, которую унесли те неизвестные руки.
Так он сидел, пока не принял решение. И только приняв решение, убрал деньги, постлал постель и лег спать.
Утром встал, умылся и позавтракал основательно, как всегда.
Мать вернулась до его пробуждения и теперь сладко спала, лицо у нее было счастливое. С высоты своего роста он посмотрел на нее заботливо и сурово. Она будет плакать… Но он - мужчина - отвечает за себя и за нее.
С этим чувством мужской ответственности он достал из комода деньги пятнадцать тысяч - и завернул в газету, ту самую, с таблицей. Чтобы пакет не раскрылся, обвязал веревочкой. Бригадир его отпустит, если он скажет, что у него важное дело. Он еще ни разу не отпрашивался с работы. Ему поверят.