А лесорубы продолжали играть в карты. Толстяк Паге мошенничал, и бригадир Хе лупил его своей огромной ладонью по загривку, пытался влепить по лысине. Паге прикрыл голову картами, живот его под синей майкой подскакивал от смеха. В стороне на кладбищенской мягкой траве лежал Че-сан, раскинув ноги в новых ботинках, положив одну руку на живот. Он спал - нос блестит, как стручок красного перца, рот открыт, изо рта хриплая музыка, будто там варится суп. Пил молодой Че-сан как ребенок, дырявый наперсток его мера, шутили лесорубы. В тени чьей-то большой могилы, прислонясь спиною к ограде, сидел Ивомото в новом темно-синем костюме, сшитом четыре года назад. Он был чисто выбрит, кепка с пуговкой на макушке ровно сидела на его худой маленькой голове.
- Хок-ро, - сказал Паге, плутуя в карты, - где такого друга отыскали? - Паге имел в виду незнакомца, который уселся недалеко от Ивомото.
- О, это не простой человек, - важно сказал До Хокро, кивая самому себе. - Он болен, у него отпуск… Он приехал дышать морским воздухом… лечиться.
. - Налейте ему водки, Хок-ро, - сказал Паге. - Сразу видно, что большой начальник. - И он снова затряс своим изрядным животом, раскрыв широкий, веселый рот.
- Я налью… если уважаемая компания… - начал было До Хок-ро.
- Наливайте, наливайте! - сказал бригадир Хе. - Сегодня угощает покойник, а он богатый человек. Теперь мы все его наследники.
- Что-то мне не везет, - сказал Паге. - Попрошу-ка у дедушки.
Паге пополз на четвереньках к небольшому темному холмику могилы и стал тыкаться в него лбом - класть поклоны.
- Дедушка Ю, ради бога, помогите мне обыграть этих почтенных жуликов, - дурашливо помолился он и вернулся ползком на свое место.
До Хок-ро плеснул водки в стакан и стал подзывать своего спутника, кивать головой и подмигивать одним глазом. Тот подумал, потом встал и подошел. Пил он как вполне приличный человек - присев на землю и скромно отвернувшись в сторону от старших.
- Молодец парень, - похвалил его бригадир Хе, следивший за незнакомцем краем глаза. - Куши-куши! - прогудел он ласково своим богатырским голосом, кивая на закуску, разложенную по чашкам прямо на траве. В чашках лежали мясо и рыба.
Захмелевшему До Хок-ро захотелось вдруг петь. И, как будто угадав его желание, кто-то из лесорубов затянул песню.
"Белая куртка, белые штаны, - я поющий добрый крестьянин", - пел лесоруб.
"Желтая юбка, алая кофта, - я поющая добрая крестьянка", - подхватил До Хок-ро, мотая головой в лад пению.
- Ну-ка, потише! Эй, Хок-ро! Поминайте человека пристойно. А шуметь нечего, не дети!
Все на минуту примолкли. Над людьми странно - в два прыжка - бесшумно пронеслась рябенькая птица. Че-сан хрипел и булькал во сне. До Хок-ро сидел на чьейто заброшенной могиле с упавшим на нее крестом; даже пьяный, он не переставал побаиваться сурового великана Хе. Незнакомец с улыбкой смотрел на всех.
- Человек помирай, его хорони, - стал объяснять ему бригадир, указывая на свежую могилу.
- А почему веселье? Почему карты? - спросил незнакомец.
- Эй, люди! - закричал вдруг До Хок-ро. - Я его давно знаю! Это не простой человек… поверьте!
- Разбудите Че-сана, пусть поговорит с человеком, - попросил бригадир Хе. Молодой Че-сан лучше остальных лесорубов говорил по-русски, недаром он был женат столько раз на пожилых русских вдовах.
Кто-то потянулся и дернул спящего парня за ногу - нога протащилась по земле, как жердь, в руке лесоруба остался новый полуботинок Че-сана, и тут все увидели его пропревшие носки с двумя дырочками на подошве.
- Хо! Че-сану сейчас и мадам не нужна, - рассмеялся Паге.
- Старый человек помирай - хорошо. Очень старый человек помирай - очень хорошо, - пустился сам в объяснения бригадир.
- Понимаю, - сказал незнакомец. - А молодой?
- Молодой помирай - очень плохо, - ответил Хе, всегда спокойный и добрый от могучей своей силы, которая таилась в его прямом, невероятно большом теле, никем не измеренная.
До Хок-ро, задремавший было, почувствовал вдруг, что падает. Он и упал почти, только упрямо еще держал голову над землей и глядел на море, силясь там что-то понять. А понять было мудрено: из синего моря на синее небо заползал, словно муха, черный пароходик. До Хок-ро протянул вперед руку - хотел сбить пальцем пароходик назад в море, - да не удержался и опрокинулся навзничь в сон…
Очнувшись с мучительной жаждой, открыв глаза, он увидел неисчислимые скопища и скопища горящих и мигающих огней. Ах, это звезды, догадался старик, но почему он видит столько звезд? Никогда он не замечал раньше, что в мире столько звезд. Ах, он лежит, оказывается, на спине, и лицо его запрокинулось к ночному небу. Но почему он лежит лицом к небу? До Хок-ро приподнялся, огляделся - ох, кажется, он на кладбище. Сзади него светила круглая тяжелая луна.
Вдруг перед собою До Хок-ро заметил демона. Тот шевелился возле ограды могилы, знакомо хлюпал носом и, кажется, плакал. О, старик подозревал и раньше, что тот был демон-оборотень, подосланный к нему, - и он перенес его на кладбище. Страшная тайна крылась в этом посланнике, и теперь наконец она раскроется, эта тайна, - здесь, ночью, среди могил. Демон встал и пошел к нему, сверкая розовым огнем глаз, и До Хок-ро не стал даже прикрываться руками, чтобы зря не мучиться, - пускай делает поскорее, что задумал. Но тень незнакомца прошелестела мимо, она несла мешок за спиной и этим мешком задела его по лицу. Тогда До Хок-ро подхватил свой мешок с травой, оказавшийся. у ног, и поспешил за незнакомцем - одному оставаться на кладбище было еще страшнее, чем идти за ним, кем бы он ни был.
Но вскоре старик заметил, что тот ведет его не в ту сторону - в глубь сопки, откуда нет никакого выхода. Значит, все-таки демон. Что ж, пускай, решил До Хок-ро, покорно шагая за тенью, будь что будет, все равно не убежать от него, догонит, если захочет. Он долго шел за незнакомцем, как вдруг тот остановился и выругался в темноте. Он повернул назад и прошел мимо До Хок-ро. У старика отлегло па сердце - теперь они шли правильно, к спуску сопки, там был колодец, была вода.
И тут До Хок-ро совсем пришел в себя, отошел от сна и похмелья и вспомнил, что умер старик Ю, что его похоронили, а он, До Хок-ро, напился вина и уснул на кладбище. Девять человек было в бригаде лесорубов, а теперь, значит, осталось их восемь. Умер старый Ю, в комнату его поселят кого-нибудь другого, куда же теперь зимою деваться ему, До Хок-ро? Может быть, лесорубы согласятся принять его в бригаду? Тогда начальство выделит и ему комнату. Только возьмут ли лесорубы? Ведь от До Хок-ро будет мало толку, силы уже не те. Если и держали они в бригаде старого, больного Ю, то только потому, что тот был когда-то у них бригадиром, лет десять назад.
До Хок-ро посмотрел на того, кто шел впереди, шурша ногами по дороге. "Что теперь будет, - тревожился старик, - что будет со мною, когда настанет зима?" Да что зима - неизвестно было, что будет даже этой ночью, застывшей над морем и землею под желтыми искрами звезд.
СОН ЮНОСТИ В ИЮЛЬСКИЙ ЗВЕЗДОПАД
Эти глубокие, бездонные ночи! Ночь пытается внушить свою правду, сердце человека ее не приемлет. Отвращаясь от тьмы, он следит за огненной неспешной каруселью звезд и планет. А потом он уснет, закрыв усталые глаза, и тогда за сомкнутые веки его просочится ночь, пошлет в горячую пустыню безвольного мозга служку, летучего отрока, имя которому Сои. Махнет лучом фонарика Сон - и представится скорченному на постели старцу, что он мощный воин, только что победивший дикого льва, и улыбнется во сне старик и удовлетворенно подумает: "Нет, меня нельзя одолеть, все же я непобедим". А в следующее мгновенье старик увидит что он слабый старик, по вполне счастлив, потому что лежит на чистой циновке, заботливо укрытый одеялом, и рядом Стоит медная плевательница, куда можно плевать, не двигаясь с места.
Молодой женщине снится страсть, струйка горячей влаги скользнула из ее пухлого рта и достигла подушки, попранной ее красивой головою. Во сне женщина не помнит, как ее зовут, но помнит, что она теперь золотистая раковина на дне моря, ласкаемая дождем льющегося сверху солнца; и она дрогнула створками, как бабочка крыльями, и раскрылась навстречу свету - во имя радостного постижения всей глубины силы бытия.
А на берегу моря волны гудят во тьме, видно призрачно взлетающую пену, и кажется, что из моря вдруг вынырнут сейчас черные великаны, покажутся по плечи и тряхнут косматыми головами, отчего разлетятся крупные брызги по всему берегу и падут с мягким и частым стуком на сонные кровли прибрежных домиков. До Хок-ро видит во сне, как двое рабочих в спецовках вытаскивают клещами ржавые гвозди из брюха начальника Шина. Начальник лежит, словно пьяный или в обмороке, а рабочие орудуют над ним, непочтительно уместив его меж своих расставленных ног. До Хок-ро слышит ужасный скрежет, когда лезет гвоздь из брюха, и только теперь старик догадывается, что круглое брюхо начальника было выточено из куска дерева, обтянутого сверху для обмана живой белой кожей.
Женщине снится любовь, старику - всякая ерунда, а человек, сидящий в одиночестве у ночного моря, но спит, но все равно он словно во сне, он тихо радуется сам с собою, и внутри у него звенит и дрожит от этой радости. Он взял радость у этой ночи лишь силой теплого своего сердца, потому что ночь молчит, богов нет - и разум пустеет, когда вплотную приблизится к человеку его предел. И все люди отходят куда-то недостижимо далеко. "О, рука моя кажется черно й…" Рука его, лежащая на песке, кажется черной, будто в мазуте. Великаны ухают и влажно шлепают в темноте, белые кудри их взметываются над морем.