Степан махнул рукой и пошел обратно. Яка поглядел ему вслед, постоял и пошел за ним: вспомнил, что поблизости работает пельменная, можно царапнуть стакан-другой "белого". Или самогонки ахнуть у вдовы Кукурузиной. Она злую гонит, "черной тучей" рыбаки прозвали. А может, к Ваньке опять затулупиться? Вон какая там четверть осталась, поди, и убрать не успели. Не надо было вздорить с ним перед уходом, зря обидел мужика, хотя слишком уж довольный он был. Что он сейчас делает?
В проулке, недалеко от пельменной, на него чуть не налетела дурацкая какая-то машина: четыре лыжи, а посередке колесо вертится. И грохочет, дымит.
Яка успел посторониться и в вихре снега разглядел счастливого Сеню Хромкина, божьего человека.
XI
Семья Черновых к вечеру была в сборе и перед ужином завершала свои дневные дела. Сам Чернов мастерил внучке Аннушке из газеты пароход, Марфа в очках довязывала ему новые варежки, Нина и Борис Иваныч, недавно возвратившиеся из кино с дневного сеанса, читали: Борис Иваныч учебник истории, Нина письмо от мужа.
Сидели все на кухне - здесь и уютней, и электричество идет только на одну лампочку.
- В отпуск не сулится? - спросила Марфа.
- Весной, - сказала Нина, вся горячая от волнения, не отрываясь от письма. - "Очень соскучился по всех, но особенно…" В общем, говорит, во сне вижу… Хмелевку, командир обещал отпустить, если сдаст по всем дисциплинам на "отлично".
- Чего сдаст? Аль там школа?
- А я почем знаю.
- Весеннюю поверку, - сказал Борис Иваныч, разворачивая на столе вклеенную в учебник карту… - Для ракетчика это построже школы.
- А он поплывет, если на воду посадить? - Аннушка теребила за рукав деда, разглядывая пароход на его коленях.
- Поплывет, - сказал Чернов. - Как же не поплывет, когда пароход. Намокнет только скоро.
- И утонет?
- Не должно. Бумага вроде бы не тонет. Давай спробуем..
- Давай.
- А ты поменьше мучного ешь, - посоветовала Марфа дочери, - и ужинать перестань, больно уж ты сдобная, всходишь как на дрожжах. Титьки вон из платья лезут, а сзаду-то как две подушки.
- Мама! - Нина залилась по шею краской, оглянулась на брата. Борис Иваныч сидел за столом над книжкой, будто не слышал.
- Чего вспыхнула, оглядываешься? Не чужие! Следить за собой маненько надо. А то до замужества каждый час перед зеркалом, а вышла - и умываться перестала. Вы что это там творите, лиходеи?! - Марфа вскочила, бросила вязанье на лавку и устремилась в чулан, где Чернов с Аннушкой испытывали в тазу бумажный пароход. Воды налили всклень, и она звучно выплескивалась на пол. - Счас же вон отсюдова! Ишь изваздали мне всю куфню! Пошли, пошли! Ох, господи, что старый, что малый… Иван, нешто не протрезвел?
- Не шуми, бабка, не пугай нас. - Чернов вывел за руку Аннушку с мокрым пароходом в другой руке, пошел с ней в горницу, щелкнул там выключателем. - Мы его у галанки высушим, разгладим, и опять он хоть куда.
- Чуть не утонул, - сказала Аннушка грустно. - Бумажный, что с него взять. Возвратившись из кухни, Марфа опять взяла вязанье, а дочери приказала собирать ужин. Борис Иваныч встал и ушел со своей книжкой в горницу вслед за отцом - пока готовят стол, успеет дочитать. А после ужина математику надо приготовить, химию.
Борис Иваныч осенью, сразу по возвращении со службы, хотел уехать в город на завод, - там у него товарищ-однополчанин работал, - но потом уступил настояниям стариков: ты-де у нас последний сын, подожди годок-другой, обглядись после армии, школу закончь, если в город надумал. Были бы старшие с нами, не держались бы за тебя, иди, а то один с фронта не вернулся, другого на самый Урал черт занес, третья и четвертая городскими стали, домой только праздничные открытки присылают да карточки внучат. Вот еще Нина уедет, и совсем одни останемся.
Уговорили, сагитировали и, как зубоскалил балбес Витяй, заинтересовали материально: жилплощадь хорошая, отец раскошелился на мотоцикл, в совхозе началось строительство уткофермы, где хорошо платили. И в вечерней школе дело как будто пошло. Вот только с понедельника, говорят, будет новый историк - сам Баховей, бывший секретарь райкома. Все ученики считают, что радости для школы немного.
Борис Иваныч еще раз посмотрел карту и стал дочитывать главу.
Особых успехов, как Витяй, в этой науке он не обнаруживал, но и неспособным, как Нина, не был. Нина вообще была не склонна к наукам, с трудом окончила семилетку и ушла в доярки, но она была житейски неглупа, любила семью и свою работу. А Борис Иваныч, кроме этого, любил размышлять и уважал математику. Голова у него соображала, но, как замечал тот же Витяй, соображала не скоро и без блеска. Тугодум, словом. Витяй все на лету схватывал, но так же скоро и забывал все, и Борис Иваныч не мог понять этой легкодумности товарища, его беспечности… Знания будто сами прилетали к нему. И так же быстро улетали. А Борис Иваныч заколачивал их в свою голову с трудом, но заколачивал зато навечно.
- Ты что это для воскресенья в книжку вонзился? - спросил Чернов. Он сидел на полу у кровати, укладывая с внучкой в ящик ее игрушки.
- Повторяю, - сказал Борис. - По истории теперь у нас не Мигунов будет, а Баховей. Двоек запросто наставит.
- Это да-а, новая метла, она завсегда… - Чернов с кряхтеньем встал, задвинул ящик под кровать, взял Аннушку на руки и сел у окна на лавку. - Значит Роман Харитоныч учить историю определился? Это так: с нынешним днем не совладал, вернись к вчерашнему, это так, правильно. Значит, там какая-то недоделка. Правда, не сам он догадался, заставили.
Борис Иваныч озадаченно поглядел на отца:
- А какая разница? Сам или не сам, прошлое все равно не переделаешь.
- Да, да, правильно, не переделаешь. Что прошло, назад не воротится. Но опять же и не так, если подумать хорошенько. Вот, к примеру, ставили мы с тобой инкубаторный дом на утиной ферме, одна сторона фундамента у того дома просела на четверть, а дом-то мы уж возвели. Что теперь, ломать его весь и фундамент исправлять?
- Почему?
- Да потому: какой фундамент, такой и дом. Так? Эдак. А мы ломать-то не стали: мы стену с этой стороны на четверть выше вывели, чтобы дом не кособочился, а фундамент укрепили.
- Пример с инкубаторием не знаю, подойдет ли, хотя насчет фундамента ты прав. - Борис Иваныч задумчиво поглаживал на колене книжку. - Какое прошлое, такое и настоящее.
- Не понял ты! - огорчился Чернов. - Совсем не так. Мне что, завтра тоже выпивать?
- Почему?
- Ну как же: раз нонче выпил, значит, и завтра должен выпить? Если нонче не сказал Яке всю правду, значит, и завтра не скажу? Неправильно это, Борис Иваныч. Не так. Хоть нонешний день, хоть вчерашний… Ты чего, Аннушка, возишься, на пол хочешь? Ну, беги, детка, побегай. Во-от. Про что же это мы? Ага, насчет правильности. Ну вот. Хоть нонешний день, хоть завтрашний, хотя бы даже и вчерашний - все от людей идет, от всех нас. Какие люди, такие и порядки.
- А власть?
- А власть - это и есть порядок жизни. И вот мы завоевали Советскую власть, но жизнь еще не сразу стала такой, как нонче. Попервости-то мы об колхозе не думали, единолично жили и все время назад оглядывались. А позади-то у нас помещик, купец да кулак. И никуда больше ты не пойдешь, если единоличник. Вот был у меня нонче Яка, дружок мой. С детства я его знаю, как ты Витяя Шатунова. Бедняк, при Советской власти в люди выбился, а после гражданской десяти лет не прошло, кулаком стал.
- Ты же говорил, середняк.
- Середняк. А оставь его таким еще лет на пять и стал бы кулак. Он шел к тому.
- Но ведь и ты шел туда же.
- И я. Куда мне еще - дорога-то одна. Только я с оглядкой шел: от отца отделился, хозяйство уполовинил, насчет артельного колхоза нет-нет да подумаю. Про войну ли вспомню, про голодный ли год, про беду какую: пожар, мор, смерть свою. Вот, думал, умру нечаянно, и останутся малые дети сиротами. Куда пойдут? Или сгорит дом со всем подворьем в летнюю сушь. Кто поможет? А пожары у нас были частые, а засуха - через два года на третий. Нет, Борис Иваныч, идти нам больше было некуда. А где кулак, там и батрак, это тоже известно.
- А если ни кулаков, ни батраков, а один середняк?
- Как же это: краев нет, а середка есть? - так не бывает.
- Ну, просто крестьянин.
- А просто крестьянин - это колхозник. Или совхозный рабочий. Как мы с тобой.
- У американцев - фермеры.
- Не знаю, я там не был. Опять же Америка не последний день живет, может, тоже придет к колхозам, как знать.
Борис Иваныч улыбнулся:
- Как знать! Кое-что известно. Продуктов они дают больше, чем мы, а народу в сельском хозяйстве намного меньше.
- Это я слыхал. Сам Владыкин нам говорил на занятиях, он не соврет. Хорошо, конечно, приятно, когда сытый и нужды ни в чем нет, но опять же надо подумать и про то, как это достается. У них, ты знаешь, сколько разорилось этих самых фермеров, сколько в город ушло, а?
- Ну и что? У нас тоже в город уходят.
- Уходят. Ну у нас сейчас не от нужды уходят, хлеб, слава богу, едим досыта, работы хватает, у нас лучшего ищут, потому и уходят.
- Немного же тебе надо, хлеб досыта! А мяса, рыбы мало.