Тут он и проснулся в недоумении, царствие ему небесное. * * * Однажды Лев Толстой спросил Достоевского, царствие ему небесное: "Правда Пушкин великий поэт?" "Неправда", - хотел ответить Ф.М., но вспомнил, что у него не открывается рот с тех пор, как он перевязал свой треснутый череп, и промолчал. "Молчание - знак согласия," сказал Лев Толстой и ушел. Тут Ф.М., царствие ему небесное, вспомнил, что все это ему приснилось во сне. Но было уже поздно. * * * Шел Пушкин по Тверскому бульвару и увидел Чернышевского. Подкрался и идет сзади. Мимо идущие литераторы кланяются Пушкину, а Чернышевский думает, ему. Радуется. Достоевский прошел - поклонился. Помяловский, Григорович - поклон. Гоголь прошел - засмеялся так и ручкой сделал, привет - тоже приятно. Тургенев - реверанс. Потом Пушкин ушел к Вяземскому чай пить. А тут навстречу Толстой, молодой еще был, без бороды, в эполетах. И не посмотрел даже. Чернышевский потом записал в дневнике: "Все писатели хорошие, один Лев Толстой хам, потому, что граф." * * * Однажды Гоголь переоделся Пушкиным и пошел в гости к Вяземскому. Выглянул случайно в окно и видит - Толстой Герцена костылем лупит, а кругом детишки стоят и смеются. Он пожалел Герцена и заплакал. Тогда Вяземский понял, что перед ним не Пушкин. * * * Толстой очень любил детей и писал про них стихи. Стихи он списывал в отдельную тетрадку. Однажды после чаю подает эту тетрадку жене. "Гляньте, Софи, правда, лучше Пушкина?" - а сам сзади костыль держит. Она прочитала и говорит: "Нет, Левушка, гораздо хуже. А чье это?" Тут он ее костылем по башке - трах! С тех пор во всем полагался на ее литературные вкусы. Лермонтов был влюблен в Наталью Николаевну Пушкину, но ни разу с ней не разговаривал. Однажды он вывел своих собак погулять на Тверской бульвар. Ну они, натурально визжат, кусаются, всего его испачкали. А тут навстречу она с сестрой Александриной. "Посмотри, - говорит, - мон шер, охота некоторым жизнь себе осложнять! Лучше уж детей держать побольше!" Лермонтов аж плюнул про себя. "Ну и дура, - думает, - мне такую и даром не надо!" С тех пор и не мечтал увезти ее на Кавказ. * * * Однажды Гоголь переоделся Пушкиным и пришел в гости к Майкову. Майков усадил его в кресло и угощает пустым чаем. "Поверите ли, - говорит, - Александр Сергеевич, - куска сахару в доме нет. Давеча Гоголь приходил и весь сахар с'ел." Гоголь ему ничего не сказал. * * * Однажды Гоголь написал роман. Сатирический. Про одного хорошего человека, попавшего на Колыму в лагерь. Начальника лагеря зовут Николай Павлович (намек на царя). И вот он с помощью уголовников травит этого хорошего человека, и доводит его до смерти. Гоголь назвал роман "Герой нашего времени". Подписался "Пушкин". И отнес роман Тургеневу, чтобы напечатать в журнале. Тургенев был человек робкий. Он прочитал роман и покрылся холодным потом. Решил скорее отредактировать. Место действия он перенес на Кавказ. Заключенного заменил офицером. Вместо уголовников у него стали красивые девушки, и не они обижали героя, а он их. Николая Павловича он переименовал в Максима Максимовича. Зачеркнул "Пушкин" и написал "Лермонтов". Поскорее отправил рукопись в редакцию, отер холодный пот и лег спать. Вдруг посреди сладкого сна его пронзила кошмарная мысль. Название! Название! Название-то он не изменил! Тут же, почти не одеваясь, он уехал в Баден-Баден. * * * Лев Толстой очень любил играть на балалайке (и, конечно, детей). Но не умел. Бывало пишет роман "Война и мир", а сам думает: "Трень-день, тер-день-день!" * * * Однажды Ф.М. Достоевский, царствие ему небесное, сидел у окна и курил. Докурил и выбросил окурок в окно. Под окном у него была керосиновая лавка, и окурок угодил как раз в бидон с керосином. Пламя, конечно, столбом. В одну ночь пол-Петербурга сгорело. Ну, посадили его, конечно. Отсидел, вышел. Идет в первый раз по Петербургу. Навстречу ему Петрашевский. Ничего не сказал, только пожал руку и в глаза посмотрел. Со значением. * * * Пушкин сидит у себя дома и думает: "Я гений, ладно. Гоголь тоже гений. Но ведь и Толстой гений. И Достоевский, царствие ему небесное, тоже гений! Когда же это кончится? Тут-то все и кончилось. Пушкин был не то что ленив, но склонен к мечтательному созерцанию. Тургенев же - хлопотун ужасный, вечно одержимый жаждой деятельности. Пушкин этим часто злоупотреблял. Бывало, лежит на диване, входит Тургенев. Пушкин ему: "Иван Сергеевич, не в службу, а в дружбу - за пивом не сбегаешь?" и тут же спокойно засыпает обратно. Знает: не было случая, чтобы Тургенев вернулся. То забежит куда-нибудь петиции подписывать, то на гражданскую панихиду. А то испугается чего-нибудь и уедет в Баден-Баден. Без пива же остаться Пушкин не боялся. Слава богу, крепостные были. Было кого послать. * * * Счастливо избежав однажды встречи со Львом Толстым, идет Герцен по Тверскому бульвару и думает: "Все же жизнь иногда прекрасна". Тут ему под ноги огромный черный котище - враз сбивает с ног. Только встал, отряхивает с себя прах - налетает свора черных собак, бегущая за этим котом, и повергает его на землю. Вновь подымается будущий издатель "Колокола" и видит: навстречу на вороном коне гарцует владелец собак поручик Лермонтов. "Конец, - мыслит автор "Былого и дум", - сейчас разбегутся и …" Ничуть не бывало. Сдержанный привычной рукой, конь строевым шагом проходит мимо и только, почти миновав уже Герцена, размахивается хвостом и - хлясть по морде! Очки, натурально, летят в кусты. "Ну, это еще полбеды"- думает автор "Сороки - воровки", берет очки, водружает их себе на нос - и что видит посередине куста? Ехидно улыбающееся лицо Льва Толстого! Но Толстой ведь не изверг был. "Проходи, - говорит, - проходи, бедолага!" - и погладил по головке. * * * Однажды Гоголь переоделся Пушкиным, сверху нацепил маску и поехал на бал-маскарад. Там к нему подпорхнула прелестная дама и сунула ему записочку. Гоголь читает и думает: "Если это мне как Гоголю - что я, спрашивается, должен делать? Если это мне как Пушкину - я как человек порядочный не могу воспользоваться. А если это всего лишь шутка юного создания, избалованного всеобщим вниманием? А, ну ее!" И бросил записку в помойку. * * * Лев Толстой и Ф.М. Достоевский поспорили, кто лучше роман напишет. Судить пригласили Тургенева. Толстой прибежал домой, заперся у себя в кабинете и начал писать роман, для детей, конечно (он их очень любил). А Достоевский сидит у себя и думает: "Тургенев человек робкий. Он сидит у себя сейчас и думает: "Достоевский человек нервный. Если я скажу, что его роман хуже, он и зарезать может". Что же мне стараться (это Достоевский думает). Напишу нарочно похуже, все равно деньги мои будут (на сто рублей спорили)". А Тургенев в это время сидит у себя и думает: "Достоевский человек нервный. Если я скажу, что его роман хуже, он и зарезать может. С другой стороны, Толстой - граф. Тоже лучше не связываться. Ну их совсем!" И в ту же ночь уехал в Баден-Баден. * * * Ф.М. Достоевский, царствие ему небесное, страстно любил жизнь. Она его, однако, не баловала, поэтому он часто грустил. Те же, кому жизнь улыбалась (например, Лев Толстой) не ценили этого, постоянно отвлекаясь на другие предметы. Например, Лев Толстой очень любил детей. Они же его боялись. Прятались от него под лавку и шушукались там: "Робя, вы этого дяденьку бойтесь. Еще как трахнет костылем!" Дети любили Пушкина. Они говорили: "Он веселый! Смешной такой!" И гонялись за ним босоногой стайкой. Но Пушкину было не до детей. Он любил один дом на Тверском бульваре, однако, одно окно в этом доме… Он мог часами сидеть на широком подоконнике, пить чай, смотреть на бульвар… Однажды, направляясь к этому дому, он поднял глаза и на своем окне увидел себя! Он, конечно, сразу понял, кто это. А вы? * * * Ольга Форш подошла к Алексею Толстому и что-то сделала. Алексей Толстой тоже что-то сделал. Тут Константин Федин и Валентин Стенич выскочили на двор и принялись разыскивать подходящий камень. Камня они не нашли, но нашли лопату. Этой лопатой Константин Федин с'ездил Ольгу Форш по морде. Тогда Алексей Толстой разделся голым и, выйдя на Фонтанку, стал ржать по-лошадиному. Все говорили: "Вот ржет крупный современный писатель". И никто Алексея Толстого не тронул. ВЕЩЬ Мама, папа и прислуга по названию Наташа сидели за столом и пили. Папа был несомненно забулдыга. Даже мама смотрела на него свысока. Но это не мешало папе быть очень хорошим человеком. Он очень добродушно смеялся и качался на стуле. Горничная Наташа, в наколке и передничке, все время невозможно смеялась. Папа веселил всех своей бородой, но горничная Наташа конфузливо опускала глаза, изображая, что она стесняется. Мама, высокая женщина с большой прической, говорила лошадиным голосом. Мамин голос трубил в столовой, отзываясь на дворе и в других комнатах. Выпив по первой рюмочке, все на секунду замолчали и поели колбасу. Немного погодя все опять заговорили. Вдруг, совершенно неожиданно, в дверь кто-то постучал. Ни папа, ни мама, ни горничная Наташа не могли догадаться, кто стучит в дверь. - Как это странно, - сказал папа, - кто бы там мог стучать в дверь? Мама сделала соболезнующее лицо и не в очередь налила себе вторую рюмочку, выпила и сказала: - Странно. Папа ничего не сказал плохого, но налил себе тоже рюмочку, выпил и встал из-за стола. Ростом папа был невысок. Не в пример маме. Мама была высокой полной женщиной с лошадиным голосом, а папа был просто ее супруг. В добавление ко всему прочему, папа был веснушчат. Он одним шагом подошел к двери и спросил: - Кто там? - Я, - сказал голос за дверью. Тут же открылась дверь и вошла горничная Наташа, вся смущенная и розовая. Как цветок. Папа сел. Мама выпила еще. Горничная Наташа и другая, как цветок, зарделись от стыда. Папа посмотрел на них и ничего плохого не сказал, а только выпил, так же, как и мама. Чтобы заглушить неприятное жжение во рту, папа вскрыл банку консервов с раковым паштетом. Все были очень рады, ели до утра. Но мама молчала, сидя на своем месте. Это было очень неприятно. Когда папа собирался что-то спеть, стукнуло окно.