Но Сергей даже из простой вежливости не мог пообещать, что приедет в будущем году, потому что кто его знает, пошлют ли еще их с отцом на уборочную.
- А теперь, тетя Саша, ваша степь очень скучная: хлеб да хлеб, - признался он.
- А как же хлеб может быть скучный? - всерьез удивилась тетя Саша. - Хлеб, когда его много, большую радость нам дает. А цветы и сейчас есть - шалфея много, маков, ромашки.
- Разве это цветы? - возмутился Сергей. И так ему хотелось похвастаться чем-нибудь своим, что он сказал запальчиво: - У нас даже зимой розы цветут, а лимоны в комнатах у нас растут…
Но тетя Саша любила свою степь и горячо защищала ее:
- Ты, сынок, степи не видел. Ты осенью на нее погляди: дичи сколько, птиц перелетных, зайцев! Ночью идешь в райцентр - шумит степь птичьими стаями, как живая. А наши сады ты видел? Вот как начнем мы глубокие колодцы рыть - артезианские называются - да начнем поливать сады - о-о-о, батюшки мои, чего тут будет! У нас, сынок, под степью богатые подземные реки текут, а наверху сухо, душно, неприглядно. А как мы их из-под земли-то достанем да заставим на себя работать, так от нас и в рай не захочешь. Вот зимой поеду я на курсы подземной воды - нам лектор из области про нее рассказывал… На пчеловода я давно уже сдала, теперь меня за сердце вода эта невидимая взяла. И думаю, и думаю о ней - вот захватила же, окаянная!
Справившись со своми делами, тетя Саша прибрала в сторонку оставленное водителями добро, выстирала майку Вольтановского и, набросив на голову платок, сказала, что уходит на склад - помочь сортировке помидоров и огурцов. Оля пошла с матерью, а Сергей остался ждать отца. Сторож Мищенко, включив радиорупор, сел послушать городские новости. Можно было выйти одному, поглядеть, что у них тут за степь. Горячая, как жаровня, она дышала нестерпимым зноем. Где-то вдали, теряясь в мареве, работал комбайн, слышались сигналы грузовиков, но ничего такого, чего бы Сергей еще не встречал, не попадалось на глаза.
Он долго думал в тот день о подземных реках, и иногда ему начинало казаться, что он слышит, как они шумят под садами и огородами.
"Интересно, а рыба в них есть?" - захотелось ему спросить Мищенко, но он не решился: инвалид, слушая радио, что-то записывал на листке бумаги.
Тетя Саша с дочкой вернулись, когда день, багровея и дыша пылью, уже стал потихоньку приближаться к закату. Сергея клонило ко сну от скуки. Из всех степей здешняя показалась ему особенно однообразной и утомительной. Может быть, и в самом, деле ее лучше всего залить водой и понаделать много маленьких озер и прудов?
- Соскучился, сынок? - спросила, стремительно подходя к дому, тетя Саша. - Оленька, собирай на стол.
Сторож Мищенко выключил радиорупор и доложил:
- Сегодня четыре передачи подряд, и слышимость такая - не оторвешься. Два концерта, доклад и информация… Вот это дали, можете себе представить! Да, не поскупились… На два вечера я обеспеченный материалом.
На столе появились свежий лук, укроп, огурцы, помидоры. Опрысканные водой, они издавали такой чудесный запах, что могли поспорить с цветами.
- А я уж Олю к тебе сколько раз посылала: "Пойди, говорю, гостёк наш скучает", - точно извиняясь за опоздание, говорила, тетя Саша, быстро и ловко расставляя посуду и угощая Сергея.
Оля была совсем не такая насмешливая, как утром, а очень уставшая, простая и добрая. Она, оказывается, заменяла письмоносца, работала в огородной бригаде и помогала выпускать стенгазету. Если бы не сонливость, Сергей разговорился бы с ней, но, в общем, было приятно молча жевать, ни о чем не думая.
Мищенко, обстоятельно рассказав услышанные новости, предупредил, что вечером обещали еще два концерта, и, поскрипывая протезами, удалился. Путь его, впрочем, был недолог - он осторожно прилег на копенку сена тут же, в саду.
- Может, и ты поспишь? - спросила тетя Саша. - Возьми его, Олечка.
Под деревьями стоял широкий топчан с марлевым пологом. Они забрались с ногами под полог и оказались, как в клетке.
- Правду я слышала, что вы с отцом от самого моря к нам приехали? - спросила Оля. - Сколько ж вы ехали?
Сергей ответил, что ехали всего-навсего день.
- Ты мне расскажи про море, я еще ни разу его не видела, - попросила Оля.
Рассказать о море? Как это было просто и в то же время как невыполнимо! Ну вот, живут они у самой набережной. Ну, мимо них в порт входят теплоходы, военные катера и рыбачьи лодки. Море очень большое и сильное.
- Больше степи? - недоверчиво спросила Оля.
- Конечно, больше.
Ну, ловят в нем рыбу, купаются, а с моря в берег всегда бьет волна: рым, рум, рам! Нет, все это, конечно, было не то, что следовало рассказать Оле. Ну, растут там пальмы и разные другие деревья, а степи нет и в помине, одни горы. Нет, все это было, конечно, не то, что вставало перед глазами Сергея, когда он вспоминал свой дом и море.
Ольга, однако, осталась довольна его рассказом.
- Я посплю - мне вечером еще идти, а после ты мне опять расскажешь про море.
Сергей мог рассказать только о том, как он сам жил у моря, другого опыта у него еще не было; но, готовясь к вечеру, стал добросовестно вспоминать все, что слышал от взрослых о море. Рассказ получался хороший и очень длинный, что Сергей тоже считал достоинством. Но спустя час, когда Оля еще спала, отец уже усаживал его в грузовик.
Их перебрасывали в новое место, а сюда прибыли машины из других районов.
Тетя Саша сунула в руки Сергею газетный кулек с лепешками и баночку меда.
- Когда выберете время, заезжайте. - И только успела махнуть рукой, как сад заслонил ее.
Села в этой степи пробегали мимо Сергея, как встречные корабли.
…Темная летняя заря, вздрагивая, потухала далеко впереди. Ожили и зашумели сонные улицы деревни, обессиленные вихрем. Где-то за ближайшим садом тонкоголосо, просяще и вызывающе пробилось сквозь ветер:
Коваль ты мой, ковалечек,
Раздуй себе огонечек,
Раздуй себе огонечек,
Скуй дивчине клиночек… -
и кто-то рассмеялся звонким смехом, перешедшим в шепот.
"А на что, спрашивается, дивчине клиночек? - подумал Сережа, счастливыми глазами оглядывая голубой на юге и раскаленно багряный на западе пламень неба. - На что ей клиночек? Мне бы его…" - и тут сразу припомнил, что находится где-то вблизи тех страшных, по рассказам, мест, где когда-то сражались красноармейцы Фрунзе, а в его, Сережино, время - солдаты Толбухина.
Было, однако, очень странно, что до сих пор Сергею не попадались на глаза трофеи с полей сражений. Только однажды приметил он немецкий грузовичок без колес, в котором тетя Саша держала кур, да где-то еще в другом месте - остов сожженного "мессершмитта". Впрочем, сегодня, когда забирали зерно в колхозе "Рассвет", ему показалось, что маленькая лысая собачонка у тока лакала, кажется, из старой немецкой каски, придерживая лапкой край ее, чтобы она не раскачивалась. Но это, собственно, была уже вещь не трофейная, а домашняя, ее неловко было забрать.
Коваль ты мой, ковалечек… -
раздалось снова в гущине сада, но совсем близко, и прямо на Сережу, лежащего в кузове машины на зерне, вышла помощница комбайнера Светлана, из того колхоза, где тетя Саша, и смолкла, удивившись машине и мальчику на ней.
- Это чья машина? - спросила она, не узнав Сергея.
- Емельянова.
- А Вольтановского которая? Эта? И куда его занесло! - сказала она растерянно, не желая, видно, стоять на виду, перед окнами правления МТС, и в то же время не имея сил пройти мимо.
Сергей давно уже не видел Светлану, и сегодня она показалась ему еще необыкновеннее, чем в первый раз, ночью, когда отец и Вольтановский чинили ее комбайн. Но все это было так давно, так давно! Водители получали документы на бензин в правлении МТС, и Светлана должна была слышать громкий смех и прибаутки Вольтановского. Вот наконец он вышел.
Он двигался, небрежным движением плеч то и дело поправляя свободно наброшенную колонку, и по его подчеркнутому безразличию Сергей понял, что Вольтановский обязательно в чем-то виноват, и, положив голову на руки, притворился спящим.
- И где это тебя носило? - еще издали спросила девушка Вольтановского с той ласковой грубостью, которая, как хорошо знал Сергей по опыту с Зотовой, допустима между друзьями и вовсе не кажется обидной. - Второй день глаз не кажешь.
- С Андрюшкой Емельяновым все соревнуемся, никак остановиться не можем, - посмеиваясь, ответил Вольтановский, давая понять, что он относится не очень серьезно к тому, что сообщает.
- Ну, он за тебя возьмется - приемистый парень… - сказала Светлана.
- Не об том речь. Как про себя решила? - перебил ее Вольтановский.
- Да что ж тут решать, Петя! Тут решай не решай - один путь: не поеду я с тобой, Петенька, вот и все решение.
Вольтановский, видно, не ожидал такого ответа.
- Сильно! - сказал он, тряхнув медалями.
- Если ты, Петя, и взаправду меня любишь, так поймешь, чего я боюсь. Ну, как я буду в городе жить, одна среди чужих людей… Что делать-то буду? И нравишься ты мне, и все, а как-то боюсь я по-твоему поступать. Если б ты у нас остался, другое дело…
- Я человек городской, трудно мне у вас будет, - сказал Вольтановский.
Она вздохнула, не возражая ему.
- А ты хочешь, чтоб я остался? - каким-то не своим голосом спросил ее Вольтановский. - Да? Скажи твердо.
- Хочу.
Помолчали.
- Схожу к директору МТС, даст комбайн - останусь, - задумчиво, точно для одного себя, произнес Вольтановский. - Без машины я, Светланка, никаких талантов не имею.