Содержание:
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ - НАЧАЛО ПУТИ 1
ЧАСТЬ ВТОРАЯ - ЗРЕЛОСТЬ 45
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ - ДРУЖБА ПРОДОЛЖАЕТСЯ 83
Примечания 114
Борис Изюмский
Алые погоны
Повесть в трех частях
Светлой памяти дорогого учителя Антона Семеновича Макаренко посвящаю
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
НАЧАЛО ПУТИ
"…в жизни есть прекрасное, оно растет, - давайте поможем росту человеческого, нашего!"
М. Горький
ГЛАВА I
Капитан Боканов не спеша застегнул шинель и, взяв вещевой мешок, вышел из вагона на перрон. Офицер был высокого роста и казался еще выше в узкой длиннополой шинели с артиллерийскими петлицами. В размахе широких плеч, в больших грубоватых руках угадывалась сила. Капитану было лет за тридцать, но его старили глубокие складки у рта и выражение усталости на лице, - не той дорожной усталости, которая исчезает после крепкого сна и умыванья, а той, какая бывает у людей, много испытавших на войне и еще не отошедших от нее. Серые зоркие глаза на обветренном лице смотрели по сторонам с живым интересом.
По взгорью, вверх от замерзшей реки тянулись одноэтажные каменные дома, окрашенные светло-сиреневой или зеленоватой краской, казавшиеся очень уютными со своими крылечками под навесами, с разноцветными, веселыми ставнями. Справа виднелись полуразрушенные корпуса завода, элеватор в строительных лесах и красное длинное здание, похожее на склад.
Широко шагая, Боканов стал взбираться по крутому подъему в город. Навстречу ему с горы мчались на салазках дети.
Неделю назад, получая в Москве назначение на работу воспитателем в Суворовское училище, Боканов не представлял себе достаточно ясно своих будущих обязанностей. Все казалось ему смутным и неопределенным. Судя по тому, что его, командира дивизиона, отозвали из Действующей армии в Управление кадров, дело, которым ему предстояло заняться, было важным и большим.
На фронте Боканову приходилось не раз видеть в газетах фотографии суворовцев, читать о них статьи, - всегда восторженные, но зачастую содержащие в себе общие фразы о "воспитании нового военного человека". В Москве ему сказали, что работа воспитателя очень ответственна, и это было почти все, что он знал пока о ней…
На площади, выложенной булыжником, Боканов спросил у проходящего мимо железнодорожника, где Суворовское училище.
- Да вон, недалеко, - указал тот на белое с колоннами здание, похожее на помещичий дом середины прошлого столетия.
Капитан Боканов невольно ускорил шаг. Проходя по аллее высоких, в снежных горностаевых накидках тополей, он, не отрываясь, смотрел на красивое здание в три этажа, обнесенное решетчатой оградой, за которой виднелись сад и большое белое поле стадиона.
По бокам парадного входа в училище на каменных подставках лежали тела орудий грубого литья, - наверное, еще петровских времен, - и сложенные пирамидами чугунные ядра.
В комнате дежурного по училищу Боканова приветливо встретил невысокий майор. Китель плотно облегал его выпуклую грудь, а глянцевые голенища - икры ног.
Просмотрев документы, майор благожелательно оглядел Боканова и воскликнул:
- Нам такие нужны!
Он не пояснил, какие именно, и забросал капитана вопросами: не голоден ли он, где думает остановиться на квартире, когда пойдет представляться генералу?
- Не знаю, когда удобнее, - нерешительно, словно советуясь, произнес Боканов. - Нужно бы привести себя в порядок.
- Генерал сегодня будет, наверное, часам к шестнадцати. Его в Военный совет округа вызвали… А привести себя в порядок я вам помогу, - с готовностью отозвался майор. - Пойдемте прежде всего в душевую, там рядом и парикмахерская. Потом - в столовую. Собственно, я вам еще не представился, - спохватился он: - майор Тутукин, командир пятой роты, - и он протянул Боканову маленькую упругую ладонь.
- Рад познакомиться, - отвечая на рукопожатие, сказал Боканов, - и очень благодарен за участие… А что, ваша пятая рота - старшая?
- Вещевой мешок вы пока здесь оставьте… Пятая рота? Нет, в ней у нас как раз самые маленькие: десяти-двенадцати лет. Старшая рота - первая, подполковника Русанова, там пятнадцати-шестнадцатилетние.
- Насколько я знаю, малыши должны семь лет учиться в Суворовском? - спросил Боканов, вынимая из вещевого мешка мыло, полотенце и завертывая все это в газету.
- Семь… О, за этот срок мы им такую военную закалочку дадим! - убежденно воскликнул майор. - Сдадут экзамен на аттестат зрелости по программе десятилетки, кое-кто даже золотую или серебряную медаль получит. А потом - в офицерское училище. В нем еще два года, и - получай, Родина, двадцатилетнего лейтенанта!.. Ну, пойдемте, пойдемте. Я покажу вам, где помыться, и накормлю вас. - Тутукин повел за собой Боканова, приказав сигналисту внимательно следить за часами и по телефону вызвать помощника дежурного офицера.
После завтрака, во время которого майор охотно рассказывал о порядках училища и жадно расспрашивал о фронтовых делах, Боканов попросил показать ему училище.
- С удовольствием, - живо согласился Тутукин, - тем более, что я и сам собирался обойти учебный корпус.
В вестибюле Боканов на секунду задержался у портрета Суворова, изображенного во весь рост. В зеркалах на стенах портрет множился, - на Боканова отовсюду смотрело с хитрецой улыбающееся лицо великого русского полководца.
По широкой мраморной лестнице, с цветами в вазах, офицеры поднялись на второй этаж. Паркетный пол широкого коридора гулко звенел под ногами. В просторной комнате, украшенной портретами маршалов Советского Союза, висела огромная карта фронтов Великой Отечественной войны. Чья-то заботливая рука уже отметила очередное продвижение наших войск.
Во всем здании преобладали светлые тона, и от этого оно казалось залитым светом, наполненным свежим воздухом.
Офицеры повернули вправо и очутились у двери с надписью: "Суворовский кабинет".
Майор Тутукин пояснил:
- Здесь собраны картины из жизни Суворова, работы о нем воспитанников, книги о Суворове.
Майор спешил. И не только потому, что минут через двадцать заканчивались уроки: ему хотелось подольше задержаться с Бокановым в своей роте, - невинное тщеславие ревностного служаки!
Когда Боканов осмотрел в пятой роте, казалось, все, что было возможно, Тутукин остановился еще у одной двери, почти незаметной в глубокой нише.
- Уголок живой природы. Зайдемте? - нерешительно спросил он.
Майор считал эту комнату своим "незаконным детищем", проявлением слабости, и сомневался: нужно ли было устраивать подобный "зверинец", как он назвал уголок живой природы, который редко кому показывал.
В небольшой светлой комнате на столе стоял большой аквариум с золотыми рыбками, на окнах покачивались клетки с птицами, в углу зарылся в пожелтевшие листья еж, а по полу, прохаживалась, прихрамывая, галка.
- Воспитанница моего Максима Гурыбы, - усмехаясь, сказал Тутукин. - Он страстный натуралист. Крикнет ей: "Галка!", а она в ответ: "Кра-кра!" "приветствует", говорит Максим. Но заметьте, только его - другим не отвечает.
- Я больше всего боялся, - признался Боканов, - увидеть здесь казармы и оловянных солдатиков, лишенных детства.
- Детства хватает, - хмурясь, проворчал майор. Он уже мысленно ругал себя за то, что показал "зверинец" новому человеку: чего доброго, тот подумает, что в пятой роте вместо, воинского воспитания птичек разводят.
- Да, детство - это понятно… Но строгость особенно нужна! Он внимательно посмотрел на Боканова, как бы предостерегая его от чего-то или предлагая союз. Только значительно позже Боканову стало многое понятно в этом разговоре.
Заиграла труба. Тутукин и Боканов вышли в коридор.
- Сча-стливого пути, товарищ преподаватель! - громко прозвучал хор детских голосов из-за двери ближайшего класса.
- Сча-стливого пути, - чуть глуше послышалось из-за следующей двери.
- Сча-стливого пути, - донеслось издали еще глуше.
- Пройдемте на плац, - предложил майор. - Сейчас они выбегут поиграть перед обедом.
Училище со всеми его многочисленными пристройками и служебными помещениями представляло собой городок. Главный корпус имел форму буквы "П" с длинной поперечной перекладиной. За молодым парком укрылся дом санитарной части с верандой под навесом. Правее широкого плаца выросло общежитие музыкального взвода, откуда сейчас приглушенно доносились звуки труб, - музыканты разучивали новый марш. Позади густой аллеи тополей разместились конюшни и гараж, а еще дальше - квартиры офицеров, склады и мастерские.
Едва майор и Боканов успели выйти из вестибюля во двор, как на заснеженном плацу стали появляться роты. Строем дойдя до середины, они рассыпались, и мгновенно начиналась обычная мальчишеская возня: одни скользили с горки, другие перебрасывались снежками, третьи играли в чехарду, кувыркались и бегали с пронзительными криками.
Голоса и смех сливались в сплошной гул, из которого порой вырывались отчетливо слышные фразы:
- Давайте в штурм Берлина!
- Партизаны, ко мне! Кто пойдет в разведку?
- Тихо едешь - далеко не уедешь!
- Кантемировцы, вперед, на Карпаты!