Граф сетовал накануне в беседе с Горацио на буйный нрав юноши и его полную неуправляемость.
— Помяните мои слова, дон Горацио, — говорил он, — из этого мальчишки может получиться великий человек, если только кому-нибудь удастся держать его в узде. В противном случае, он рискует свернуть себе шею, не разменяв и третьего десятка.
Карета выехала из монастырских ворот и покатилась по лесной аллее. Мистер Барроу первые минуты молчал, должно быть, раздумывая, с чего начать разговор, ну а Хорнблоуэр не открывал рта по иной причине: Второй Секретарь по всем статьям превосходил его в табеле о рангах, хотя и будучи штатским, а говорить первым в присутствии старших по званию без приглашения никогда не приветствовалось ни в офицерской, ни в чиновничьей среде. А любопытство, надо признать, прямо-таки распирало капитана. Слишком уж много недомолвок и намеков позволил себе мистер Барроу за последние несколько часов. Впрочем, терпения капитану было не занимать. Без этого важнейшего качества в военном флоте не то что до капитана, но и до лейтенанта дослужиться невозможно.
— Вы никогда не меняете однажды принятого решения? — Барроу смотрел прямо перед собой и произнес свой вопрос, не поворачивая головы, так что сидящий рядом Хорнблоуэр не сразу сообразил, что к нему обращаются.
— Трудно сказать, сэр, — начал он осторожно, не вполне еще понимая, куда клонит собеседник. — Обычно так оно и бывает, но мало ли какие могут возникнуть обстоятельства.
— Вот именно — обстоятельства… — процедил сквозь зубы Барроу, как показалось Хорнблоуэру, с изрядной толикой горечи. — А вы подчиняетесь обстоятельствам, капитан, или стараетесь победить их?
Горацио вспомнился вдруг полузабытый эпизод почти пятилетней давности, когда молодой безвестный лейтенант с горсткой подчиненных, в едва ли не безнадежных обстоятельствах, сумел отбить у взбунтовавшихся испанских пленных захваченный ими британский линейный корабль. Остальные офицеры тогда покорились обстоятельствам и стали легкой добычей врагов, и только он нашел силы и вдохновение пойти наперекор судьбе. Что ж, за тот подвиг он получил чин коммандера. Не так уж и мало, даже если вспомнить, что потом его у него отобрали.
— Я стараюсь вести себя так, чтобы обстоятельства не мешали мне самому принимать решение, сэр, — сказал он и добавил, словно извиняясь: — К сожалению, такое удается реже, чем хотелось бы.
— Хороший ответ, — похвалил Барроу. — Я в вас не ошибся, капитан. А теперь — к делу. Прежде всего, хочу предупредить, что все сказанное должно остаться между нами. Считайте мои слова приказом. Вам ясно?
— Так точно, сэр, — отозвался Хорнблоуэр, опять забыв, что имеет дело со штатским; с другой стороны, должность м-ра Барроу соответствовала, по меньшей мере, вице-адмиральскому чину, и для простого капитана, да еще без выслуги, он находился на недосягаемой высоте и, уж конечно, имел право отдавать любые приказы.
— Вот и хорошо. Вы не берите в голову, капитан, просто я с самого начала желаю предельной ясности. Так легче работать, знаете ли…
— Понимаю вас, сэр.
— В самом деле? — Барроу не смог удержаться от сарказма, но тут же опомнился и немного виновато рассмеялся: — Прошу прощения. Проклятая привычка. Ладно, не обращайте внимания. Ответьте мне еще на один вопрос, капитан. Что вы думаете о м-ре Марсдене?
Хорнблоуэр ничего не думал о мистере Марсдене, да и вообще позабыл в этот момент о его существовании. С таким же успехом можно было спросить, что он думает о Его Величестве или Премьер-Министре. Странный вопрос, да и не по адресу.