"Варнак, наверно. Ишь, рожа-то как у разбойника. Как бы не стащил что, - пронеслось у нее в голове. - Проньку лешак на сеновал затащил, дрыхнет, - подумала она про работника. - Турнуть этого мошенника некому". Прислонившись к подоконнику, Мария стала наблюдать за незнакомцем.
Тот зевнул и, перекрестив рот, не торопясь вынул из кармана холщовых брюк берестяную коробочку. Постучал пальцем по крышке и, открыв, вынул щепоть истертого в порошок табаку. Втянул его со свистом в широкие ноздри приплюснутого носа и, смахнув с усов зеленую пыль, раскрыл рот. Вскоре во дворе послышалось оглушительное "ап-чхи".
Проходивший недалеко от крыльца петух с испуга подскочил на месте и сердито покосился на пришельца. Чихнув еще раз, бродяга спрятал коробочку и передвинулся в тень.
- Во здравие чихаете, - вышедший на крыльцо Никита Захарович с усмешкой посмотрел на бродягу.
- Благодарствую, - пробасил тот и не спеша поднялся на ноги.
- Вы и есть владыка дома сего?
- Что нужно? - сухо спросил Фирсов.
- В писании сказано: просящему у тебя дай, от хотящего не отвращайся. - Весело блеснув хитроватыми карими глазками, бродяга добавил: - Живот мой пуст, как турецкий барабан. Покорми.
Никита Захарович с любопытством посмотрел на пришельца. "Должно, пропойный монах", - подумал он и спросил:
- А ты кто такой будешь?
- Аз есмь человек, - уклончиво ответил тот и, помолчав, добавил с деланой грустью: - Лисицы имеют норы, птицы гнезда, а человеку негде приклонить голову.
- Ну заходи, работница покормит. Ты что, из духовного звания? - спросил Никита.
По лицу незнакомца пробежала легкая тень.
- Челябинской епархии бывший дьякон. Окончил духовную семинарию, знаю латынь и бранные слова на всех языках мира.
- Служил? - спрятав улыбку, продолжал расспрашивать Фирсов.
- В Косулинском приходе. За усердное поклонение Бахусу, за совращение сорокалетней отроковицы, сиречь блуд, вылетел с церковного лона в три счета, - весело ответил пришелец.
- Имя?
- Никодим Федорович Елеонский, имею от духовной консистории направление в чертоги Вельзевула и гражданский паспорт. - Расстрига вытащил из-за пазухи помятый документ и подал его Никите.
- Ладно. Иди на кухню. Скажу стряпке, чтобы покормила, меня подожди, скоро вернусь, - отрывисто бросил Никита и поднялся наверх.
"Этого кутейника надо поближе посмотреть. Может пригодиться, - подумал он. - Андрей не торговец, Сергей еще молод. За мельницей смотреть надо, да и с хлебом забот немало. Одному не управиться. Пускай поживет, посмотрю. Для испытки пошлю сначала на мельницу, а потом с Сергеем на ярмарку в Троицк.
Через полчаса Фирсов спустился вниз, но расстриги на кухне не было.
- Подала ему миску щей, калачик положила - смял, исшо просит. "Давай, говорит, красавица, мечи, что есть в печи". Подала каши, съел, перекрестил лоб, выпил полтуеса квасу, сгреб подушку и ушел, - пожаловалась Мария хозяину.
- Куда? - поспешно спросил Никита.
- В кладовку, спать. Я ему кричу, что там крынки с молоком стоят, а он: "Наплевать мне, говорит, на твои крынки, что я кот, что ли. Не вылакаю. А хозяину скажи, чтоб меня не тревожил. Высплюсь - сам приду".
- Ладно, пускай дрыхнет, - махнул рукой Никита. - А когда проснется, пошли ко мне.
Проходя через сени, Фирсов услышал богатырский храп Никодима и покачал головой:
- Спит пропойная головушка и забот мало.
Через час, сопровождаемый любопытными взглядами домочадцев, Елеонский, вместе с хозяином, вошел в маленькую комнату, которая служила Фирсову кабинетом.
- Вот что, Никодим…
- Федорович, - подсказал тот.
- Никодим Федорович, дело, как ты знаешь, у меня большое. Надежных людей мало. Поживи пока у меня. Поглянемся друг другу и поведем дело вместе. А как начнешь дурить, пеняй на себя, не маленький. Сколько лет?
- Сорок восьмой, - ответил расстрига. - Вот только как насчет моих риз, ветхие стали, - сказал Никодим, оттянув рукав грязной рубахи.
- Правда, - продолжал он, - в писании бо сказано: что смотрите на одежды свои? Поглядите на полевые лилии, как они цветут, не ткут, не трудятся, - расстрига усмехнулся и почесал грязной пятерней затылок. - Насчет лилии сказано правильно. А в жизни бывает так: оделся в пальто с котиковым воротником - Иван Иванович; а переоделся в рваную шубенку - Ванька сукин сын.
- Ладно, - перебил его Никита. - Сегодня же получишь новую одежду. Скажу, чтоб выдали. В баню сходишь, - сказал он, глядя на грязные руки Никодима. - Жить будешь во флигере. Там одну половину занимает мой старый приказчик Вотинов, вторая - свободна. Ты семейный?
- Вдов, - Елеонский опустил голову. - Через это и свернул с пути праведного, - вздохнул он.
На следующий день Мария, увидев расстригу, ахнула. Никодим был одет в просторную гарусную рубаху, опоясанную крученным из шелка поясом, в плисовые шаровары и новые яловые сапоги со скрипом.
- Ну вот теперь на человека похож, - оглядывая своего будущего помощника, сказал довольный Никита и повел расстригу к семье.
Двухэтажный дом Фирсова имел несколько комнат. Внизу была кухня и небольшой закуток для работницы. Наверх шла узкая витая лестница, которая выходила на женскую половину дома - к Василисе Терентьевне. Нижний этаж разделяла каменная стена, за ней вправо находилась просторная кладовая, где хранилось хозяйское добро.
Со двора вход в кладовую закрывался низенькой массивной дверью, висевшей на кованных из железа петлях.
Парадное крыльцо было выложено плитами чугунного литья. Широкая лестница с блестящими, покрытыми лаком перилами поднималась на стеклянную веранду, с которой хорошо была видна заречная часть города.
Никодим вместе с хозяином вошел в столовую и бросил беглый взгляд на обстановку. Стены были оклеены голубыми обоями, над обеденным столом, накрытым белоснежной скатертью, опускалась массивная люстра с позолоченными купидонами. По углам и возле окон стояли кадки с фикусами, олеандрами.
- Прошу любить и жаловать - моя старуха, - похлопал Никита сидевшую за самоваром жену, - большая чаевница.
- Значит, мне компаньенша. - Елеонский сделал учтивый поклон хозяйке и подал ей руку.
- А это мой младший сынок, - показал Фирсов взглядом на стройного юношу, который был занят разговором с миловидной девушкой, повидимому сестрой. Сергей поднялся со стула.
- Достойный представитель дома сего, - оглядывая молодого Фирсова, произнес довольный расстрига. - Ну, будем знакомы, - и энергично пожал руку Сергея.
Никита повернулся к девушке.
- Дочь, Агния.
Девушка неохотно подала руку. Ее губы дрогнули в чуть заметной усмешке и, свысока оглядев гостя холодными красивыми глазами, она повернулась к брату.
"Пустоцвет", - подумал недружелюбно расстрига и опустился на стул.
За чаем он разговаривал мало и был сдержан. Сергей украдкой поглядывал на пришельца. "Здоровенный дядька. Наверное, конный барышник".
Выпив три стакана чаю, Елеонский простился с хозяевами и ушел к себе во флигель.
- Кто это, папа? - спросил Сергей вслед Никодиму.
- Бывший дьякон. Окончил духовную семинарию. Мой будущий помощник, - слегка барабаня пальцами по столу, ответил отец.
- А я думал, конный прасол.
- Настоящий опричник с картины. Ему бы с алебардой стоять у лобного места, - поморщилась Агния. - Лицо, как у Малюты Скуратова, - добавила она.
- Да, пожалуй, этот дядька если давнет кого, дух вылетит, - Сергей подошел к отцу. - Где ты его взял?
- Сам пришел. Да в таком виде, что срамота смотреть.
- Пьет, наверно? - заметила Василиса Терентьевна.
- Похоже, гулеван, - ответил Фирсов, - посмотрю, что будет из него дальше. Думаю отправить его на первых порах на Тобол. Там что-то не ладится с мельницей, да и с подвозом хлеба стало плохо. - Поднявшись со стула, Никита зашагал по комнате. Выждав, когда из комнаты ушла Агния, он круто повернулся к сыну и отрывисто спросил:
- Где вчера был?
Сергей опустил голову.
- Мать, выйди, - кивнул жене Никита. - С парнем мне поговорить надо. - Василиса Терентьевна убрала посуду со стола и закрыла за собой дверь.
- Что молчишь, отвечай?
- Играл на гармошке горянам, - смущенно произнес младший Фирсов.
- Вот что, играть-то играй, да не заигрывайся, знаю, кто тебя манит - Устинья. Хотя и живут ее родители в достатке, но ямщик всегда останется ямщиком. Запомни раз и навсегда.
Сергей отвернулся от отца и подошел к окну.
- Сходил бы ты как-нибудь к Дарье Петровне, посидел бы у ней вечерок, - вкрадчиво произнес Фирсов. - И то прошлый раз поминала о тебе.
- А что мне у ней делать? - произнес недовольно Сергей. - В хозяйственных делах я ей не помощник.
Никита погладил бородку и опустил хитрые глаза на пол.
- Об этом она со мной, слава богу, советуется. Вот только насчет каких-то бумаг просила тебя зайти. В грамоте я не силен, а другим она не доверяет. Зайдешь?
- Ладно. Скажи, что буду в воскресенье, - неохотно ответил Сергей.
Никита привлек сына к себе:
- Тебя, дурачок, берегу. С Дарьей-то поласковее будь.
- Хорошо, - твердо произнес младший Фирсов, - а Устиньей ты меня, папаша, не попрекай, может, люба она мне, - Сергей смело посмотрел отцу в глаза.