- Извините, - сказал Еламан, вставая, - мне отсюда сподручнее. Так вот, товарищи: я, конечно, не специалист, специалисты скажут после - по-умному, по-ученому, а я простой человек, и скажу вот что: что там голову дурить? Нету меди тут - и все. По-всякому мы разведку вели: и по методу Ажимова, и по методу Ержанова, и шурфы копали, и канавы прокладывали, и скважины бурили - не простые, а глубинные, и ровно ничего не нашли. По науке, конечно, то есть, по предположению Ержанова, медь должна быть, а ее нет и нет. Видно, не все предположения, даже самые ученые, сбываются. Вот капиталисты, те тоже предполагали, что нам придет крах и в 1917 году, предполагали и в 1919 году, когда на нас шла Антанта, предполагали и в 1921, когда был голод, и в 1929, когда мы начали проводить коллективизацию, и в 1941, когда на нас попер Гитлер, - видите, сколько было у них предположений? А в результате пропадаем не мы, а эти самые предсказатели. Так ведь, товарищи? Кто это сказал: "Если жизнь не соответствует моей теории, то тем хуже для жизни?.." - он оглянулся, кто-то смеялся. - Нет-нет, - заторопился он, словно отвечая на чей-то вопрос, - это не Ержанов сказал, это какой-то другой мудрец, не то греческий, не то римский, не помню. Наш. Дауке так не скажет. Он идет вперед и жизнь тащит за собой. Вот только одна беда - жизнь-то не баран. Нет, не баран. Барана тащишь - он идет. А жизнь штука упрямая: она сопротивляется, головой мотает, в землю всеми ногами упирается - не хочет идти за Ержановым. Нет, не хочет. Вот и получается: предположения-то предположениями, а деньги деньгами.
В зале опять засмеялись, а Еламан вдруг прикусил губу и сделался совершенно серьезным, все шутовское, глумливое исчезло с его лица, губы поджались, глаза смотрели холодно, строго и отчужденно.
- А смеяться здесь нечего, дорогие товарищи, - отчеканил он. - Взяты сотни тысяч из государственного кармана, то есть из нашего с вами, а сколько их еще потребует товарищ Ержанов - неизвестно, так что, если над этим смеяться, то, пожалуй, и просмеешься. Вот что я хотел сказать. Если что не так - извините.
И он сел. Наступила тишина. Было видно, что речь Еламана произвела впечатление.
- Да-а, - сказал кто-то значительно. - Да-а! - И тут вдруг раздался звонкий голос Бекайдара:
- Товарищ председательствующий, могу я задать один вопрос только что выступившему товарищу?
- Пожалуйста, - кивнул головой председатель.
- Товарищ Еламан, какое вы имеете отношение к геологии? - спросил Бекайдар. - Вот вы сказали - скважины бурим не простые, а какие-то глубинные - так что это такое? Так все-таки, какие же они? Ведь вы против них как будто возражаете? Так против чего вы возражаете? Вот вы говорите: "предположения Ержанова"? А что за предположения, в чем их суть? Насколько они обоснованы? Вы это знаете?
- Ой, да тут, моя душа, не один вопрос, а целых четыре, пощадите несчастного завхоза, - комически замахал рукой Еламан.
Раздался снова смех.
- А если вы сами себя не считаете специалистом... - крикнул Бекайдар вскакивая.
И тут раздался спокойный голос Ажимова:
- Товарищ председатель, разрешите мне слово.
Тот кивнул головой.
Ажимов встал и прошел к трибуне.
- Видите ли, я сейчас выступать не хотел, - сказал он, - но этот последний выкрик побудил меня попросить слова. Вот мой сын... К большому сожалению, этот недисциплинированный и бойкий юноша - мой сын. Вот он спрашивает: какое имеет отношение товарищ Еламан к геологии? Отвечаю ему: самое прямое и близкое. Он работает со мной здесь уже третий год, тогда как Бекайдар здесь всего первый сезон. Так, пожалуй, и не годилось ему задавать такие вопросы, а? И еще одно: зайдя в дом в первый раз, не лезут на хозяйское место, а ждут, когда и куда тебя посадят. Вот так-то. Теперь по существу вопроса. Тут я полностью поддерживаю мнение товарища Курманова. Существо дела он уловил правильно. Мы таскаем воду решетом, ловим щуку в лесу. Сотни тысяч рублей - считаю с начала экспедиции - мы потратили на то, чтоб иметь право сказать: меди в Саяте нет. Это очень печально, но это так. Ну и все. Пора и честь знать, перестать государственные деньги зарывать в землю. Вот что сказал завхозяйством, товарищ Еламан. И я, профессор, тоже подтверждаю это. Счастье, что мы живем в нашей стране, а любой бы предприниматель на Западе давным-давно засадил нас за решетку. Доходит ли все это, хотя бы в слабой степени, до моего сына?
- А виноват кто? - крикнули из задних рядов.
- Я! Только я! - Ажимов даже ударил себя в грудь кулаком. Ни товарищ Ержанов, ни Жариков не ответственны за это - один я несу ответственность. Я должен был понять, что Даурен Ержанов все еще находится в плену своей старой теории тридцатых годов - принципу соответствия и сопутствий - и не давать ему тратить государственные средства. А я дал! Увидел дорогого человека, которого уже давным давно похоронил, потерял голову и разрешил делать ему все, что он захочет, - и вот видите результат!
- Извините, профессор, - поднялся Жариков. - Если вы и сделали это, то отнюдь не из любви к своему учителю, а потому что сами думали так же, как он. Я же прочел выдержки из вашего труда. Правда, не из последнего издания его, заметьте! Так что, Ержанов, пожалуй, ни при чем.
- А я и говорю: он ни при чем, - отпарировал Ажимов. - А насчет моей книги вот что: к геологии, как к любой науке, следует подходить не метафизически, а диалектически. Если вы поймете это, то поймете все. Мое предположение насчет Жаркына оправдалось полностью. Мы ждали того же от Саята, но переносить метафизически геологические признаки сопутствия с одного объекта на другой, конечно, невозможно. Подобие совсем не есть тождество. Мы это позабыли и за это наказаны. Очевидно, за познанными нами закономерностями соответствия таятся другие закономерности - отрицательные; вот их-то мы еще не только не познали, но и не увидели. Отсюда и ошибки в нашей прогностике. Конечно, наука эта появилась еще совсем недавно и даже не сумела сформироваться в особую отрасль, поэтому пока просчеты очень возможны. Вот и все.
- Так это не наука, а лото, - сердито усмехнулся со своего места Ержанов. - Если не так, то иначе, если не иначе, то так, если не так и не иначе - то никак. Что-то не о том мы писали в своем труде.
- Как раз о том, - добродушно засмеялся Ажимов. - Только вы его не прочли. Но хоть заглавие-то вы помните? Первое слово подзаголовка "Опыты". А раз опыты, то никаких целиком законченных и научно апробированных теорий от меня вы ждать не в праве. Я закладываю основы и экспериментирую. Да и писалась она двадцать лет тому назад. А диалектика не лото, а алгебра всякой революции. В том числе и научной. Когда ею пренебрегают, то происходят пренеприятные истории. Вот вроде той, что произошла сейчас. А произошла вот что: приехал к нам наш уважаемый профессор Ержанов, мой учитель и, в свое время, один из самых даровитых геологов. Я говорю: в свое время. Так вот, первая моя ошибка была в том, что я оценки того времени автоматически перенес на сегодня, не внеся в них никакого поправочного коэффициента. Это было, конечно, в корне неправильно. За этой ошибкой последовала другая - уже чисто деловая. Мы, поговорив между собой, сразу же назначили Даурена Ержановича начальником отряда. Мало того: отправляясь в длительную командировку, я оставил его за себя, то есть сделал главным геологом экспедиции. С этого все и началось. Я хорошо знал прежнего Ержанова, но совершенно не разбирался в настоящем. А ведь все течет, все меняется, товарищи. А человек-то больше всего! А я об этом не подумал. "Бытие определяет сознание" - эту истину мы твердим все, но только что твердим, а делать из нее выводы еще не умеем. Мужества, наверное, не всегда хватает! Даурен Ержанович последние годы провел в тайге, в условиях вечной мерзлоты, в устьях колымских рек. Как он там жил, ну, об этом мы можем только догадываться. Во всяком случае - славы он там не добился, а ему ее хотелось. Ох, как хотелось! И вот старый геолог - один из самых скромных и доброжелательных людей на свете - ожесточился. Он стал считать себя несправедливо обиженным и, конечно, непризнанным талантом. Поверьте, я полностью понимаю его чувства, но разве от этого легче? И встретив меня, своего ученика, который ему очень многим обязан...
- А вы часом еще не забыли этого? - крикнул кто-то из зала.
- Будьте уверены, не забыл, иначе и не каялся бы, - ответил Ажимов. - Так вот, встретив меня, он подумал по старой памяти: "Э, мальчишка, что ты знаешь, что ты умеешь, мальчишка? Медь есть, да ты ее не достал, а вот я, Даурен Ержанов, достану! И все увидят, что знаменитый геолог я, а не ты!" И как только я уехал, Ержанов отдал приказ: бурить глубинные скважины. Ну, что ж? Он научный руководитель, его послушались, в результате улетели еще десятки тысяч! Кто виноват? Я виноват.
- Нурке Ажимович, - перебил оратора академик, - нам от этого "виноват, виноват" толку мало. Вот вы два месяца как вернулись, а глубинные скважины, которые вы признаете порочным методом, закладывались вплоть до заморозков. В чем дело? Почему вы не прекратили этот род работ, раз он бессмыслен?
- А как тут прекратишь, когда вся экспедиция только и кричит об этих скважинах, а санкция дана из Алма-Аты? - зло повернулся к нему Ажимов. - Я написал докладную записку в центр, вот и все, что я мог сделать.
- Итак, меди нет? - в упор спросил академик. - Работы надо сворачивать?
- В западном направлении Саят - безусловно, - твердо кивнул головой Ажимов, - в других можно еще подождать.
- Отлично, так и запишем, - кивнул головой академик. - Ну с вами разговор ясен. Теперь вы, Дауке, может быть, что-нибудь скажете?!