- Через двадцать минут вместе с замполитом ко мне. И прихватите с собой вашего рационализатора.
Они собрались в срок все трое. Давлетов осунулся за последний час, лицо его потеряло невозмутимость, стало страдальческим и враз постарело. Ароян ободряюще дотронулся до его плеча. Савин был весь раскрасневшийся, нервно-возбужденный. И Ароян сказал ему:
- О чем бы тебя ни спрашивали, постарайся побольше молчать. А если отвечать, то обдуманно и без запальчивости.
Все трое перешагнули порог.
Мытюрин оглядел их сверху вниз, сказал:
- Товарищ старший лейтенант, подождите за дверью, я вас приглашу.
Савин вышел.
Мытюрин предложил:
- Садитесь.
Присели на табуреты. Давлетов, как примостился на краешке, так и застыл.
- Я хочу слышать от вас, - металлически-вежливо заговорил Мытюрин, и не понять было, к кому он обращается: к обоим или к кому-то конкретно, - почему вы не выполнили мое распоряжение?
- Мы полагали, что... - начал было медленно говорить Давлетов, но Мытюрин прервал его:
- С вами все ясно. Хочу знать, что по этому поводу думает политический руководитель.
- Мы посчитали ваше решение необоснованным, - ответил Ароян.
- Вот как?
- Провели дополнительную разведку и никаких пустот в грунтах не обнаружили. Да их и не может здесь быть.
- А вы не задумались, что могли быть и другие соображения?
- Не думаю, чтобы какие-то соображения можно было держать в тайне от командования части. Мы все коммунисты.
- Так вот, как коммунистам, вам и сообщаю, что эта территория зарезервирована.
- Почему? Может быть, здесь залежи ценных металлов и будет со временем рудник?
- Может быть.
- Я лично справлялся в геологическом управлении и узнал, что заявок на месторождение в этом квадрате нет.
- Каким образом вы справлялись? - Мытюрин подчеркнул слово "справлялись", придав ему иронический оттенок.
- Специально вылетал в Хабаровск.
- По чьему разрешению?
- В интересах дела.
- Я вижу, что вы тут вообще распустились. Один вылетает в Хабаровск, не поставив в известность управление. Другой сожительствует с местными дамами, и его тщательно покрывают. Вы, заместитель командира по политчасти, почему допустили такое? Пригласите сюда вашего новатора.
Савин вошел и срывающимся голосом доложил о себе.
- Расскажите, каким образом появилась на свет ваша заявка на рацпредложение?
С этими словами Мытюрин раскрыл папку, достал из нее знакомые всем, сшитые скрепками листы, стал рассматривать их. Савин молчал. И Мытюрин сказал, не поднимая головы, вежливо и страшно:
- Я жду.
Тот, поглядев на Арояна и поймав одобрение в его взгляде, стал рассказывать. Мытюрин перебил его:
- Когда охотница сказала вам про эту прямую?
- Утром.
- А где вы провели ночь?
Савин смешался, замолк.
- Что же вы не отвечаете?
- В зимовье.
- С охотницей, - не спросил, а словно бы уточнил для себя Мытюрин. - А знаете, как это называется, товарищ старший лейтенант?
- Аморалка! - весело встрял молчавший до сих пор Дрыхлин. - Увы, мы на нее уже не способны.
Савин весь вскинулся: кто это говорит?.. Значит, аморалка? Вор поганый! Да он не стоит одного Ольгиного ногтя!
Внутреннее напряжение разом схлынуло. Исчезла и та суетливая неуверенность, которую он всегда испытывал, разговаривая с большим начальством. В чем он виноват? Да ни в чем. А если ни в чем, значит, надо говорить прямо и откровенно обо всем, что думаешь. Как Сверяба.
- А вам что надо здесь, Дрыхлин? - спросил почти спокойно. - Здесь соболей нет, товарищ блюститель законов тайги. Воровать не у кого.
- Какие еще соболя, старший лейтенант? - повысил голос Мытюрин.
- Могу объяснить.
Дрыхлин широко улыбался и укоризненно покачивал головой. Ароян предостерегающе наступил Савину на ногу.
- Да, объясните, почему вы сожительствовали с охотницей? Почему бросили карьер и самовольно отлучились почти на сутки? - сказал Мытюрин.
Савин даже задохнулся от возмущения, от бешенства. Да как смеет этот человек оскорблять Ольгу! Ему стало наплевать на все, что случится потом, наплевать на разницу в годах и званиях. Он уже открыл было рот, готовый бросить в лицо оскорбителю грубость. Но его опередил Давлетов:
- Я отпустил Савина.
- Вы?! - не удержался Дрыхлин.
- Так точно.
До этого мгновения Давлетов слушал весь разговор словно бы издалека. Ему казалось, что и он, и Савин тонут в словах. Будто попали в водоворот, и Савин беспомощно барахтается, не видя, за что зацепиться. Было ясно, что не выбраться ему без посторонней помощи. И он, Давлетов, рядом, стоит только протянуть руку. Но тогда уж точно - и сам пойдет ко дну...
Гордые лошадиные головы плавали в прибрежном тумане. Табунщик Давлет играл на камышовой дудочке, а маленький его сын Халиул сидел у костра и слушал табун, слушал песню без слов и видел себя отчаянным батыром в белой папахе и хромовых сапогах.
- Прошу прекратить издевательский разговор, - сказал Давлетов и сам не услышал своего голоса.
Но Мытюрин вдруг смолк, Удивленно поглядев на подполковника. У Арояна вытянулось лицо. И лишь Дрыхлин весело сверкнул маленькими глазками:
- Ай да Халиул Давлетович!
- Идите, товарищ старший лейтенант, - произнес Мытюрин, - вашим поведением займется парторганизация.
Савин вышел. Давлетов переменил положение, уселся удобнее на табурете.
- Вы отдаете себе отчет, товарищ подполковник, в том, что говорите?
- Да.
- В таком случае с вами все ясно. А с вами, товарищ майор Ароян, не все. Не ясно, почему до сих пор не привлекли Савина к партийной ответственности. Сегодня же сделайте это.
- Не имеем права.
- То есть как?
- Во-первых, без партийного расследования Устав КПСС не позволяет привлекать к партийной ответственности. Во-вторых, мы считаем, что для этого нет оснований.
- В таком случае нам не о чем больше разговаривать. Разберется политотдел, - и посмотрел в сторону капитана Пантелеева.
- Разберемся, - солидно ответил тот, и на его лбу мыслителя появились морщины озабоченности.
- А вы, товарищ Давлетов, - сказал Мытюрин, - готовьтесь на отдых. Вам за пятьдесят. Понимаю, что служить тяжело, и сочувствую. Принято решение представить вас к увольнению в запас по выслуге лет. Все!
Он встал. За ним - Дрыхлин с Пантелеевым. Направились к вагонным дверям. У порога Мытюрин остановился.
- И запомните, товарищ Давлетов: завтра же выйти на запроектированную трассу. На запроектированную! Иначе и увольнение ваше в запас произойдет с большими неприятностями. До свидания.
Они остались вдвоем. Давлетов так и сидел на своем табурете. Ароян мерил шагами узкое пространство между печкой и дверью. Подошел к столу, на котором сиротливо лежала оставленная Мытюриным савинская заявка. Перелистал ее, не обнаружив каких-либо пометок на страницах. Сказал:
- Даже не зарегистрировали.
- Какая теперь разница, - тускло откликнулся Давлетов.
- Да не отчаивайтесь так! Все может еще перемениться!
- Нет, Рубик, не переменится. - И сам не заметил, и Ароян не обратил внимания, что прозвучало просто тоскливое "Рубик", без отчества. - Не переменится. Да и сам чувствую, что пора.
- Теперь-то как раз и не пора.
- А силы еще есть, - продолжал Давлетов. - Как буду без армии? Помру.
- Да вы что, Халиул Давлетович? Возьмите себя в руки! Когда это еще случится, если случится? А за порогом - жизнь. И Савин вон топчется, которому вы нужны.
- Да-да, жизнь уже за порогом. Передайте, пожалуйста, Коротееву радиограмму, пусть возвращается на Юмурчен.
- Ни в коем случае, Халиул Давлетович! Разве можно отступать? Это значит признать ошибку, которую мы не совершали. Давайте сегодня же соберем всех коммунистов, что есть в наличии, и поговорим откровенно.
- А смысл?
- Это не фронт, Халиул Давлетович. И даже не учения. И даже не боевая подготовка. Это производственные дела, Халиул Давлетович. И партийная организация имеет в данном случае право контроля за деятельностью администрации. Вот и смысл: мнение людей узнаем.
- Что это изменит?
- Мнение коллектива, командир, может многое изменить.
- Я не смогу сделать доклада.
- А доклада и не будет. Просто информация. Моя информация.
5
Собрались близко к полуночи. По этой причине в большой палатке до малинового жара накалили сделанную из железной бочки печку. Вроде бы никто ничего не знал, кроме Давлетова и Арояна, и в то же время все знали, что визит высокого начальства даром не обошелся, что Давлетова чуть ли не снимают, а работы в сторону Эльги придется свертывать. Синицын со Сверябой, сбросив шубы, уселись у самой печки, переговаривались вполголоса, слыхать только было "язви их в бочку" и "семь на восемь". Давлетов понуро пристроился за передним столом, Ароян расхаживал взад-вперед. Мосластый Коротеев, катая, на худом горле кадык, мрачно слушал Хурцилаву, который рассказывал, что у Синицына на долото бурильных станков наваривают зубья из обрубков рельса, и потому долото не тупится, - слушал и, цокая, рокотал в ответ, то ли выражая недовольство, то ли восхищаясь хитрым Синицыным. Савин отозвал Хурцилаву в сторонку:
- Послушай, Гиви. Помнишь, я был у вас летом в карьере на Туюне?
- Конечно, помню. Головной блок Синицыну отдать пришлось.
- А помнишь, перед самым нашим отъездом появился Дрыхлин?
- Ну, появился.
- Ты почему его Пауком назвал?