5
На следующий день с утра я напомнил лейтенанту про обещание выделить еще двух солдат. Он поморщился, мотнул головой.
- Не дам.
- Тебя знакомили с приказом министра?
- Твоего министра. У меня свой есть. И свои приказы. Все, Оладьев, к-кру-у-гом! Ш- а-агом арш!
Я стискивал кулаки, с трудом удерживаясь от подмывающего желания дать с маху в эту кривую высокомерную усмешку, в тупое переносье, торчащее между волчьими глазами каким-то странным волдырем. Он был выше меня ростом, но уже в плечах. На нем была форма офицера, на поясе висел тяжелый пистолет…
Я отвернулся, вышел в коридор. Пожалуй, впервые в жизни я так остро ощутил свою беззащитность. Возмущение сменилось отчаянием: как, не теряя собственного достоинства, заставить лейтенанта выполнять то, что является действительно чрезвычайно срочным и важным.
Я нашел Сашка. Еще вчера ему пришло в голову, чтобы не терять время на переходы, брать обед и ужин с собой в Хранилище. Оказывается, он уже договорился обо всем с лейтенантом, и мы отправились нагруженные заплечными термосами с кашей и чаем - остатками завтрака. Хлеб - две буханки - Сашок нес под мышками. Сашка больше всего радовало, что хоть ненадолго избавится от тягостных обязанностей прислуживать лейтенанту.
Мы шустро, без раскачки взялись за дело, но не прошли и двух рядов, как снаружи донеслись какие-то странные звуки. Гортанный голос выкрикивал что-то невнятное и следом раздавалось какое-то хлопанье, словно били палками по ковру, подвешенному для выбивания пыли.
- Что зто? - насторожился я.
- Строевая, - ответил Сашок. - Лейтенант гоняет. В раж вошел…
- Пойду взгляну, - сказал я, доставая сигарету.
На площадке перед Хранилищем, печатая шаг, маршировала колонна - шесть рядов по пять человек в ряд. В гимнастерках, в сапогах, в шапках-ушанках. Лейтенант - в одном кителе - бежал сбоку приседающим шагом, вытянув шею и хищно оглядывая марширующие ряды. Колонна шла на меня - напряженные лица, остекленелые глаза, вздернутые подбородки.
- Р-ряз!.. Р-ряз!.. - вскрикивал лейтенант. - Носочки - выше! Удар - всей ступней! Р-ряз!.. Р-ряз!
Солдаты тянули носочки, лупили всей подошвой, но лейтенант был недоволен. Лицо его, раскрасневшееся, возбужденное, было перекошено гримасой азарта и боли.
- Р-рядовой Копаница! Зад! Зад подтяни! Как баба на базаре! Р-рядовой Кудрявцев! Грудь! Грудь вперед! Интел-лигенция, твою так! Р-ряз! Р-ряз!.. Кру-у-гом… арш!
Колонна четко развернулась и, не сбиваясь с шага, потопала по плацу от Хранилища. Лейтенант боковыми прискоками понесся за колонной. На краю площадки колонна развернулась и под хлесткие команды двинулась снова ко мне. Лейтенант заметил меня, поманил.
- Послушай! - придушенно зашептал он, когда я подошел к нему. - Слу- шай-слушай!
Как дирижер, взмахами руки, он рубил такт, выставив ухо и прижмурив глаза для полной сосредоточенности.
- О! Слышишь? О! - Он вскидывал палец, отмечая какие-то одному ему ведомые сбои. - О! Опять! Р-рядовой Копаница! Задница! Задница торчит! Выбиваешься!
Я, признаться, ничего не слышал. Топают нормально, какого ляха ему надо от ребят.
- Р-ряз!.. Р-ряз! Молодцы! Р-ряз!.. Р-ряз! 01 Хорошо! Кру-у-гом… арш! Сержант Махоткин! Ко мне! Бегом!
Шагавший в первом ряду сержант рванул вперед, по дуге подбежал к лейтенанту.
- Покомандуй-ка, а я посмотрю, - сказал лейтенант. - Что-то они не дотягивают сегодня…
- Р-ряз!.. Р-ряз!. Р-ряз! - подхватил Махоткин и прискоками, как и лейтенант, пошел за колонной.
Задумчиво покусывая кончик уса, лейтенант следил за маршем. Казалось, он не замечал ни мороза, ни ветра, что порывами вздымал и закручивал над площадкой снежную пыль.
- Р-ряз!.. Р-ряз!.. Р-ряз! - простуженно рявкал сержант.
- Я из них сделаю образцово-показательный взвод, - сказал лейтенант. - В Кремле буду служить! Вот цель! Перед Новым годом ждем министра с инспекционной поездкой. А ты, Оладьев, путаешься под ногами. - Он кинул на меня насмешливый взгляд. - В Кремле! Понял? Ол-ладьев…
- Слушай, ты! Если еще назовешь Оладьевым, ей-богу, врежу!
Я схватил его за отвороты кителя, резко оттолкнул. Лейтенант поправил форму, полоснул холодным прищуром.
- Ладно, еще потолкуем, - с каким-то клекотом сказал он и пошел вслед за сержантом.
- Р-ряз!.. Р-ряз!.. Р-ряз!
Я вернулся в Хранилище. Сашок сидел. на досках возле электрического шкафа и курил. После яркого света его съежившаяся фигурка была едва различима.
- По-моему, сумасшедший, - сказал я, кивнув в сторону площадки.
- Нормальный, - вяло отозвался Сашок. - Ну что, пошли?
И мы снова полезли на стеллажи.
Разнобой был и в размерах ящиков, и в их раскладке на стеллажах: то тут, то там обнаруживались пустоты, ящики были брошены небрежно, вкривь и вкось - тут уж каждый стеллаж пришлось заносить в журнал, предварительно произведя замеры. Дело резко замедлилось.
К вечеру мы настолько вымотались, что еле передвигали ноги. Сашок уже не напевал и не насвистывал. От холода и пыли у нас воспалились глотки, подсел голос, мы сипели, как два алкоголика. Руки были сбиты, пальцы в порезах и ушибах.
Обессиленные, мы сели в проходе, привалившись спинами к нижнему ряду ящиков. Над нами горели мощные лампы. К запаху пыли примешивался какой-то остренько-сладковатый запашок - то ли озона, то ли фтора. Тут и там на пыльном полу видны были странные бороздки, полосочки, крючочки, которые складывались в замысловатый рисунок. Влево и вправо по широкому проезду тянулись однообразные ряды стеллажей. Черные изломанные тени искажали перспективу, в сумрачных концах Хранилища мерещились искореженные фермы, остроконечные призмы, надолбы, а сверху - серенькая кисея паутины.
- Ну, давай, напой мотивчик, - попросил я, подтолкнув Сашка локтем.
Сашок сипло откашлялся, помолчал, собираясь с духом, потом тихо затянул свое
"Ой-ё-ё-ё-ё-ё-ё…". В незатейливом сплетении звуков, в их спокойном, плавном чередовании ощущались северные сибирские просторы, дали без конца и края, ничем не заслоненное небо, и я подумал, что, наверное, эта открытость земли и неба не может не влиять на характер живущего здесь народа: тут и люди, должно быть, открытые, честные, прямые… Сашок вытягивал ноту за нотой, зажмурив глаза и чуть покачиваясь в такт музыке. Мелодия возникала вольная, широкая, какая-то суровая. "Ой-ё-ё-ё-ё-ё-ё…". Я закрыл глаза и увидел низкое хмурое небо, неоглядные пространства, болотистые низины с чахлыми кустиками ольхи и корявыми березами. Услышал, как завывает ветер, дующий из синих северных далей, несущий с собой запахи студеного моря, рыбы и близкого снега, как шуршит, перекатывая мелкую прибрежную гальку, сильная полноводная река, как всплескивает на быстрине крупная рыбина и звенит висящий сплошным серым слоем над землею гнус…
Сашок вдруг умолк, приткнулся плечом.
- Глянь! Что там?
Я с трудом разодрал слипавшиеся глаза. Сашок показывал на противоположный, стоящий перед нами ряд стеллажей.
- Вон, вон, - нервно зашептал он, весь как-то подбираясь. - Да вон, между ящиками, в самом низу.
И тут я увидел прямо перед нами, через проход, в щели между ящиками, одна над другой семь, нет, восемь крысиных морд - острые носы, поблескивающие точки глаз, уши. И еще две влезли поверх этих восьми. Нижние запищали, задергались, вся пирамида повалилась, отпрянула дружно, как по команде, в черноту щели - писк, возня, вскрики, яростное гырканье. Меня передернуло: какого черта им тут надо! Это же не продовольственный склад - Хранилище! Что им тут грызть - ящики, в которых металл? Стальные стеллажи? Бетонные полы? Странно, странно… А может быть, они грелись? Спасались от мороза? Может быть, здесь, в этом месте Хранилища, самая теплая зона? Именно в том месте, где они сидели друг на друге… Самая теплая… Значит, и самая опасная! Значит, если когда-нибудь и начнется что-нибудь в Хранилище, то именно здесь, в этих вот мирно стоящих на полках ящиках…
Я включил прибор - рубиновый глазок задергался в бешеном переплясе под сухой непрерывный треск, смахивающий на беспорядочную морзянку. Пришлось переключиться на более грубый диапазон. Теперь можно было сосчитать импульсы и, умножив на сто, получить реальное число. Какая-то чертовщина! Давно ли лазали здесь с Сашком, обмеряли ящики - счетчик молчал, а сейчас… Особой опасности не было, мы могли находиться тут и час и два без всякого риска, но само появление импульсов - откуда? почему? что произошло? - было для меня загадкой. Уж не космос ли подкинул? Я взглянул вверх - из-за яркого света кровли не было: видно, мгла да и только. Выключив прибор, я прислушался. Какая-то странная возня доносилась и сверху - или мне почудилось?
Сашок в страхе не спускал глаз со щели, где только что были крысы. Страх его подействовал на меня успокаивающе. Ну что за беда - крысы! Постоянный спутник человечества с незапамятных времен. Самый живучий народец нашей планеты. Даже на атолле Бикини после испытания американской водородной бомбы крысы прекрасно продолжали жить и плодиться в трюмах оплавленных, искореженных кораблей. Тут опасность тоже есть, но разве можно сравнить с той. Если выдерживали ту, то эта для них что слону дробина…
Сашок показал на замысловатые переплетения линий и точек на полу.
- Следы! - шепотом сказал он.
- Ну и что?