Кабинет был огромен. Все в нем с претензией на солидность. Стол метра три длиной, из толстых досок, - сразу видно, по заказу сделан. Возле него - кресла, в каждом из которых вполне может уместиться по два человека.
На столе авторучка. Рядом деревянный стакан с карандашами. На стакане нарисован мальчишка-птицелов. Это была часть чернильного прибора, отделанного палехскими художниками, - штука страшно дорогая.
"Теперь многие стали приобретать авторучки, чтобы не тратить деньги на дорогие приборы, - подумал Лапшин. - И этот тоже борется за экономию. Но уж коли стакан стоит, прибор наверняка портится где-нибудь на складе".
Буйнов был дородным мужчиной. Полная, холеная физиономия его отображала одновременно строгость, недовольство и спесь, а глаза из-под роговых очков глядели внимательно и настороженно.
- До школы вы работали первым секретарем райкома комсомола. Сейчас будете руководить районным отделом культуры. Обычно… э-э-э… идут с повышением. Но вы не огорчайтесь. За выдвижением у нас дело не станет, если, конечно, сумеете показать себя на новой работе.
Голос у него был сильный, уверенный и, пожалуй, чуть-чуть манерный.
- А в том, что покажете себя, я не сомневаюсь. Секретарем райкома комсомола вы работали хорошо. Сейчас получили партийное образование.
"А он, кажется, лицемер", - мелькнуло в голове у Лапшина. Дмитрий Дмитриевич не выносил лицемерия, как и вообще всякого проявления неискренности. Кроме всего прочего, лицемерие казалось ему трусостью, страхом перед людьми. "Такой мощный мужчина", - усмехнулся про себя Лапшин.
- Я, видите ли, охотно иду на должность начальника отдела культуры. Мне хватит и этого.
Буйнов приподнял голову и бегло посмотрел в глаза Лапшину, но Дмитрий Дмитриевич понял, что это взгляд проницательный: Яков Ефимович оценивал собеседника, старался его понять.
"Артист", - отметил Лапшин.
- Разумеется, хватит. Пока мы вам ничего другого и не можем предложить.
Голос у Буйнова стал более строгим. Почему он обиделся?
- Работа учреждений культуры в Новоивановском районе запущена. Дела у них, прямо скажем, хуже, чем где-либо в области. План по кинофикации не выполняют. Кружки художественной самодеятельности числятся только на бумаге. У нас недавно проходил областной смотр художественной самодеятельности. Так новоивановцы не смогли показать ни одного интересного номера. И дисциплины настоящей там тоже нет. Еще зимой начальника отдела культуры слушали на бюро райкома партии и записали ему выговор. Вопрос о его снятии стоит давно. Надо начинать с руководства. Присмотритесь к кадрам. Кое-кого надо немедленно освободить от работы. Нам не нужен балласт. Конечно, будут протесты, жалобы. Но мы вас поддержим. Замену ищите на месте. Выдвигайте молодежь. У нас работников не просите: нету.
Буйнов вызвал кого-то по телефону.
- Мизин? Приветствую вас! Буйнов беспокоит. Вы только что вернулись из Новоивановки и, видимо, интересовались работой учреждений культуры. Хорошо! Очень хорошо. Это мы знаем. То есть как это не принимаем никаких мер?
Он вынул из пиджака записную книжку и стал быстро-быстро перелистывать страницы. Нашел какую-то запись и оживился.
- Дорогой Вадим Иосифович! Вам должно быть прекрасно известно, что мы много потратили труда и крови, выправляя положение, создавшееся в этом районе.
"Видимо, у него записаны имена и отчества нужных людей, - сообразил Лапшин. - А что, неплохо! Надо будет такую штуку у себя завести".
Буйнов положил трубку.
- Очень кстати вы едете, товарищ Лапшин. А то все с возмущением отзываются о работе новоивановских учреждений культуры.
В кабинет просунулась голова и плети белобрысой девицы.
- Разрешите, Яков Ефимович? Только на минутку.
- Позже! Видите, я занят, - громко и грубо ответил Буйнов.
Вызвав секретаршу, он приказал ей:
- Ко мне никого не пускать.
И тут же к Лапшину:
- Сейчас мы предъявляем повышенные требования к сельским учреждениям культуры. Работать так, как работали раньше, в новых условиях нельзя.
Зазвонил телефон. Взяв трубку, Буйнов кивнул головой и заулыбался.
- Здравствуйте, Степан Васильевич! Да, не было. С утра я выезжал на базу книготорга, Степан Васильевич!
Он говорил уже совершенно другим голосом - очень вежливо и не баритоном, как раньше, а скорее тенором. И все улыбался. Улыбка делала его лицо добродушным. Этакий солидный, добрый, с артистическими жестами человек. Глаза весело прищурены. Только зрачки блестят холодновато.
- Мы ведь отлично знаем, что типография медленно выполняет заказы. Недопустимо медленно. Особенно большая задержка, Степан Васильевич, происходит в переплетном и линотипном цехах. В прошлом месяце мы директора типографии на совете управления заслушивали и вынесли ему выговор. Но надо сказать, Степан Васильевич, что многое зависит не от директора типографии. Нам совсем негде размещать машины. Прибывает новая техника, а свободной площади нету. Машины стоят во дворе прямо под открытым небом. Еще зимой вы говорили, что в типографии много ручного труда. К сожалению, Степан Васильевич, все осталось по-прежнему. Сейчас мы принимаем меры к тому, чтобы быстрее закончить строительство второго этажа типографии.
Слушаю, Степан Васильевич. Сколько смен? Типография работает круглосуточно. Как в одну смену? Газеты, например, печатают ночью, Степан Васильевич. Я проверю. Всегда?.. М-м… Слушаю, Степан Васильевич. Есть! Есть! Хорошо. Ясно. Есть.
Он еще раз широко улыбнулся и, положив трубку, посуровел.
А Лапшин думал: "И зачем надо непременно представлять себя знатоком?"
- За всеми угляди, все успей. Устал, устал…
Лицо его сейчас действительно казалось усталым. Под глазами масса морщинок. Щеки опали. Но все же он немного рисовался.
- Старайтесь видеть главное. Не подменяйте подчиненных. Не увязните в мелочах. И основное, разумеется, кадры. Разберитесь с кадрами прежде всего. У вас в районе есть несколько неисправимых пьяниц и бездельников. В том числе заведующий клубом в селе Завьялово и киномеханик в Доме культуры - Нарбутовских. От таких освободиться немедленно!
Снова зазвонил телефон. Один конец трубки Буйнов слегка прижал к уху, а другой небрежно отставил в сторону. Сказал сердито:
- Да!
И вдруг он весь как-то вытянулся, резко повернулся вправо, плотнее прижал трубку к уху и наклонился.
- Здрасте, Андрей Андреевич! Здравствуйте! Слушаю, Андрей Андреевич. Так, так. Ясно! Бываем, бываем. Что вы, Андрей Андреевич! Хи-хи!
Буйнов так изменил голос, что Лапшину стало казаться, будто говорит не заместитель начальника управления культуры, а кто-то другой. Сколько в этом голосе было раболепия!
"Хоть бы посовестился, черт тебя дери! - ругнулся про себя Лапшин. - Если бы сам не услышал своими ушами, никогда не поверил бы. С кем это он говорит?"
- Будет сделано, Андрей Андреевич. Вышлем. Ясно! Есть! Доложу. Есть! Есть!
Буйнов несколько минут спрашивал Лапшина о семье, о том, как он доехал. "Это называется знакомиться с кадрами, - улыбнулся Лапшин. - С кем же он говорил?" Пока Дмитрий Дмитриевич учился, в области появилось много новых руководителей.
Буйнов вызвал старшего инспектора по кадрам, пожилую женщину с испуганным лицом, и сказал Лапшину важно:
- Остальное - с ней. Желаю успехов.
- Товарищ Буйнов раньше не работал артистом? - спросил Лапшин у инспектора по кадрам, когда они вышли в коридор.
- Что вы, что вы, господи! - заулыбалась женщина. - Нет, конечно. С чего вы это взяли? Вообще-то он у нас очень представительный, прямо на народного артиста похож. Начальник управления, тот куда проще. Сейчас Якову Ефимовичу приходится за двоих. Но он такой… энергичный, все успевает. Вы знаете, часто до глубокой ночи работает. Много по районам ездит. Всегда с народом.
Лапшин усмехнулся: он видел, как эта женщина с опаской входила к Буйнову.
В учреждениях культуры района и в самом деле, было страшно много неполадок. Райком партии и райисполком часто посылали Дмитрия Дмитриевича в колхозы на посевную, заготовку кормов для скота, уборочную и по другим делам. Так что работенки хватало. Лапшин привык к району, и ему уже стало казаться, будто он родился и вырос в Новоивановке.
Буйнова назначили начальником областного управления культуры. Он раза два приезжал в район. Лапшин внимательно присматривался к нему. Собственно, у него не было необходимости анализировать поведение Буйнова, но какая-то непонятная сила толкала его на это. Яков Ефимович держался весьма солидно, давал дельные советы. Был строг. Однако Лапшин не мог избавиться от впечатления, что Яков Ефимович ведет себя не совсем естественно.
На недостатки Буйнов указывал прямо и резко. Но утрировал. Если человек запоздал на работу на десять минут, Буйному ничего не стоило сказать, будто он запоздал на полчаса. Возражений не переносил и, когда слышал их, резко усиливал нападки на провинившегося.
Года через полтора, после того, как Дмитрий Дмитриевич переехал в Новоивановку, пришло сообщение о том, что в центральном кинотеатре областного центра разоблачены жулики. Они присваивали деньги от продажи билетов. Контрольно-ревизионная комиссия Стала спешно проверять другие учреждения культуры. Обнаружили злоупотребления в филармонии. В области заговорили об этом. Жуликов судили.