- Двадцать пять километров сюда, двадцать пять обратно. Из-за двадцати горошин, - повторил дед, явно желая втянуть его в разговор.
Он все молчал.
Дед искоса на него поглядел, обиженно кашлянул и насупился.
- От самой Москвы всё удачи, а у цели возьмет да сорвется, - после паузы в задумчивости самому себе сказал дед.
Агроном и сейчас не откликнулся. Он до странности не проявил интереса к приезжим.
Они въехали в лес.
Дубы стояли в нем редко и высоко под широкими сводами крон. Толстым ковром лежали на земле прошлогодние ржавые листья, от рыжины рябило в глазах. Тонкие прутья подлеска, спрятанные от солнца кровлей дубов, едва начинали пушиться.
- Просторно в лесу, по-весеннему, - сказал дед.
- Гм! - неопределенно отозвался агроном.
Дед внимательно на него поглядел, слегка улыбнулся и продолжал:
- Славный лесок. Привольновский?
- Что? Гм… кажется.
- Понятно, - усмехнулся дед. - Не местный.
- Кто?
- Вы… Приезжий?
- Приезжий.
- Со студенческой скамьи?
- Д-д-да.
- Давно?
- Гм… первый год.
- Точнее - первую весну. Точнее - нет месяца.
- Кто вам сказал? - удивился агроном.
- Вижу. Бычитесь. В себе не уверены.
- Еще чего! - сердито вспыхнул агроном.
- Вон и загореть не успели. Ленинградец?
Агроном кулаком столкнул шляпу со лба назад и озадаченно уставился на деда. Впрочем, не дольше секунды - "газик" вильнул. Он вмиг его выправил. Осторожно нагнулся к рулю. Некоторое время вел молча.
- А водите хорошо.
- Кто вам сказал, что ленинградец?
Дед довольно усмехнулся:
- Немного наблюдательности, немного догадки, немного чутья.
- Ну, а мы кто? А мы? - спрашивала Варя, подпрыгивая на заднем сиденье.
Она подпрыгивала от толчков, радости и необыкновенности этого утра, этой поездки в брезентовом "газике" по деревенским дорогам. При каждом толчке она едва не тыкалась носом агроному в плечо. Железный бидон, гремя, катался у нее под ногами, она с ним сражалась, стараясь отпихнуть. Ухаб. Вниз! Вверх!
- А мы кто? Ну? Немного догадки…
- Куртка выдала, - сказал агроном. - Ленинградец, верно, и не загорел еще, верно…
"Газик" вылетел из дубового леса и спустился в низину. Дорога, развороченная грузовиками, стала труднее, почти непроезжей. В грубоких колеях стояла жидкая грязь. Чавкала под колесами, летела ошметками в стороны. Вдруг забьет, как из шланга, фонтаном. "Газик", напрягая силы, кряхтел.
- Черт, забуксуешь, чтоб ему!.. - выругался агроном. - Извините.
- Ничего, - сказал дед.
Пока "газик" выбирался из грязевой лужи в полметра глубины, полкилометра длины, они напряженно молчали. Такого грязевого разлива Варя еще не видала! Выбрались. Обошлось без буксовки.
Агроном остановил машину, выскочил поглядеть, что стало с кузовом. Что стало с лазоревым кузовом! Где небесная его голубизна!
- Надо было в объезд, - сказал агроном, надвинул шляпу на лоб, влез в машину и погнал как сумасшедший по ровненькой, словно катком выкатанной, зеленой равнинке. Такой чистенькой, гладкой, будто и не было только что чавкающей топкой низины позади.
- Немного наб-лю-да-тель-но-сти! - напевала Варя.
- Удивляюсь, что в дачах? - сказал агроном. - Чепуха на постном масле!
Вот что, он их принял за дачников!
Среди дачников встречаются плохие и хорошие, умные и неумные, ничем не знаменитые и выдающиеся люди, но агроном из колхоза "Привольное" к данникам как таковым относился со скукой.
Пусть это был предрассудок, агроном пренебрегал данной категорией советских граждан. Он считал их какими-то ненастоящими гражданами, прозябателями. Извините, конечно…
- Дана задача, - сказал дед, - двое граждан в летнюю пору приезжают из Москвы в живописное село на Оке. Зачем? Решение первое - дачники. Классический пример шаблонного мышления.
- Отпадает? - спросил агроном, столкнув со лба шляпу назад.
- Ох, и хочется знать, зачем двое граждан приехали из Москвы в живописное село на Оке! Не на дачу - зачем же? Зачем же? Зачем же? - дразнила Варя, веселясь и прыгая на заднем сиденье.
- Зачем же? - равнодушным тоном повторил агроном.
- О Клавдии Климановой слышали? Вот вам!
Он так круто обернулся, что Варя едва успела откинуться на заднюю спинку. Машина вильнула. А как раз яма. Он едва не свалил машину в яму, только его водительская квалификация спасла их от аварии.
- Едем к Климановой Клавдии, да, - сказала Варя.
Он рванул тормоз. Машина стала. Он сдвинул шляпу на лоб, оперся локтями на руль и изумленно деду:
- Фантастика?
- Не фантастика. Мы едем к Климановой Клавдии, - сказал дед.
Хорошо жилось до войны в селе Привольном Климановым! Справный был дом, залюбуешься. И что редко, что в наше время почти исключительно - вся семья вместе, никто не убежал из колхоза.
Бегут из разоренных колхозов. В Привольном перед войной колхоз жил небедно. Во владении богатейшие заливные луга. Пашни близкие. Скотина ухоженная. Председатель не вор, не дурак. И не пьяница. Оттого и колхозники жили с достатком.
И Климановы жили ладно и дружно, крепкой, работящей семьей. Отец работал конюхом. Когда в двадцать девятом в Привольном обобществляли хозяйство, свою животину на колхозный двор свел, так и остался при конях. Спросите любого, никто не скажет о Климанове худо. Обыкновенный колхозник, речей не умел говорить, наград и отличий за трудовую жизнь не добился - работал на совесть, только и всего. А это много - работать на совесть! Если бы все-то на совесть работали! И еще - плохого людям не делал. Не любил делать людям плохое.
О сыновьях тоже худа не скажешь. Сыновья росли трезвые. Отца и мать уважали. Правда, люди говорят: "Женятся - переменятся". Но это когда-то… А пока холостые, ребята не стремились покинуть отцов дом в Привольном. Один после армии работал механиком в тракторном парке, другой - учеником кузнеца.
А радостью дома, баловницей, общей любимицей была дочка Клавдия! Клавдюшка! Хохотунья, певунья, танцорка. Но главное не в том, что танцорка, а что в весну перед войной окончила районную десятилетку по признанию педагогического совета отлично. Отличницу собирались провожать в институт, в Московскую имени Тимирязева сельскохозяйственную академию. Учителя предсказывали Клавдии победу в науке. Учителя - фантазеры: "Вот такой-то мой ученик или такая-то ученица - будущая звезда и талант - совершит что-то из ряда вон выходящее, и моя педагогическая деятельность осветится особым, возвышенным смыслом…"
Клавдия не успела отличиться в науках. Началась война. Отца и сыновей Климановых взяли в армию в первые дни. Позже и Клавдия ушла добровольно на фронт.
Агроном нажал на педаль, "газик" взревел. Агроном обращался с ним без церемоний. Но с доверием. И "газик" его не подводил. Мягко бежал да бежал луговой дорожкой. Луг сверкал и искрился от еще не просохшей росы…
- Откуда я про Климановых знаю? - гоня машину луговой дорожкой, продолжал агроном. - Откуда я знаю? Зайдите в наш клуб… Спокойно, не дрейфить, Малыш! Нормально, Малыш!
Последние слова относились к машине. Дубовый лес, и низина, и миленькая луговая дорожка давно позади. "Газик" осиливал гору, довольно крутую гору, и весь вздрагивал, тяжело и натужно дыша. Человек за рулем подался вперед, весь тоже напрягся. Дед с любопытством глядел на него, на его сжатый рот.
"Газик" взял гору. Агроном ослабил руки на руле, отдыхал, распустив плечи.
- Классически водите, хотя и недавно, - сказал дед. - Отец водитель?
- И это угадано, - послушно согласился, словно сдался, агроном. - Водитель. На самосвале. На стройке. А я по сельскому хозяйству. Случайно.
- Семена гороха с поездом тоже случайно?
- То для опыта… Стипендию отработаю, там поглядим. А может, увлекусь.
- А вы уже увлеклись! А вы уже увлеклись! - хлопая в ладоши, кричала Варя.
Ей очень хотелось, чтобы он увлекся, вырастил рекордные урожаи своего сверхособого гороха, прославил Привольное… Незаметно они отмахали двадцать пять километров. Нырнули в овраг, поднялись, пересекли празднично зеленеющее молодыми всходами поле, над которым громко ликовали хоры утренних жаворонков, и глазам открылось Привольное. Оно вытянулось километра на два вдоль Оки. На той стороне, на высоком берегу, стеной стоял сосновый мачтовый лес.
- Вот что здесь, какой Шишкин! - сказал агроном. - И Левитана найдете. А импрессионизм? На каждом шагу!
- Скажите пожалуйста! - покачал головой дед и снова поглядел на него с любопытством.
"Газик" вбежал в село, остановился против проулка с яблоневыми, белыми от цвета садами позади изб.
- Приехали, - сказал агроном. - Третья по счету изба-пятистенка - бывший климановский дом. Откуда я знаю? Интересовался Климановыми, поскольку в клубе у нас… Теперь правление колхоза старейшую колхозную докторшу Авдотью Петровну тут поселило… А что Клавдия вернулась… не знаю. На фантастику смахивает. Правда, я больше в полях… На селе-то, если не вымысел, наверно, слышали. В правление скатаю, вернусь за информацией. До встречи! Пока!
Он приподнял шляпу. Малыш его фыркнул газом и умчался.
- Итак? - сказал дед.
Дед волновался. Варя поправила рюкзак на спине и ободряюще сказала:
- Пошли!
В проулке было безлюдно и тихо. Только пели где-то во дворах петухи. Третья по счету изба-пятистенка под красной железной крышей выходила крылечком в палисадник с живой изгородью из акации. Длинные рябинки стояли под окнами. Варя и дед поднялись на крыльцо, дед постучал. Никто не ответил.
- Дед, ты не видел ее никогда?