- Сестру с усами, - буркнул Толя Волков, обнимая Субботина за плечи и уводя его в комнату. - Ишь ты, "рыжик"!..
Коля вспыхнул и, как за якорь спасения, схватился за свои очки, которые принялся вдруг старательно протирать. Волков хотел добавить еще что-то, но только криво улыбнулся, как бы говоря: "Три не три, а давно уже слепым ходишь. Эх, Коля!.."
Симу за столом выбрали тамадой. И хотя тостов было лишь два, но она ухитрилась вместить в них столько разных пожеланий, что мужская половина запротестовала, объявив тосты несостоятельными из-за недостатка вина.
- Подумаешь, винохлебы! - передразнила недовольных гостей Сима и тут же пообещала, поднимаясь со стула - Не унывайте, тетеревята, мы вас угостим сейчас!..
Через минуту трио (Толя на гитаре, Сима с подружкой на балалайках) лихо и слаженно играло попурри из русских танцев.
"Ай да Сима! - думала Варя. - И когда только она научилась? Упрямая: решила и сделала!.."
- Вторым номером, товарищи, тот же Толя с той же гитарой, но под другим соусом… Гавайская гитара! - объявила Сима звонким, с "металлом", голосом заправского конферансье. - Попрошу освободить кончик стола.
"Кончик" освободили, и Толя, положив гитару на ребро, стал играть неаполитанский романс. Сима, держась за гриф, слегка трясла инструмент, и звук получался точь-в-точь похожий на звук гавайской гитары.
Едва успели отзвучать последние аккорды, а слушатели дружными аплодисментами просили уже новых песен.
- Меня хвалите, меня, это я изобрела! - требовала Сима.
Она, как говорится, "вошла в раж" и не обращала внимания ни на свою ведущую роль тамады, ни даже на растрепавшуюся прическу с хохолком на темени, которая давалась ей обычно с большим трудом.
Последним сюрпризом вечеринки был так называемый "поход на луну": коллективная прогулка на свежем воздухе. Впрочем, не возбранялось гулять и парами.
- На улице тьма-тьмущая, и луна еще не взошла, - раздался чей-то робкий протестующий голос.
- Для нас взойдет! - возразила Сима. - Айда, тетеревята!
Варя не пошла на прогулку и, сердясь на Симу, осталась дома. "Подружка называется! Даже комнаты убрать не помогла! Вечно у неё так - веселье на первом плане. Ладно бы только в выходной, а то все свободное время убивает на танцплощадках. Да и одна ли она? Вон и Тамара Комова, - а еще бригадир! Закатилась на целый день, как месяц ясный… Нет, надо все это высказать им, а может, просто перейти в другое общежитие. Здесь трудно работать и учиться. Конечно, уйти легче всего, - размышляла Варя. - Прийти в комитет комсомола и сказать: "Помогите, товарищи, переёхать в другое общежитие…"
Варя живо представила, как все это будет на самом деле, и чувство, очень близкое к чувству стыда и раскаяния, охватило её. "Ну, положим, переселят, а дальше что? Я же с ними в одной бригаде. И из бригады вон? Да, из бригады Тамары Комовой нужно уйти немедленно или перестать бегать у неё на поводке".
Варя в волнении поднялась с кровати и, натыкаясь на беспорядочно сдвинутые стулья, стала ходить по комнате.
"А как бы поступила мама в таком случае, что бы предприняла она? - И тут же ответила: - Мама так просто не ушла бы! Она тут навела бы порядок!"
О, как она хочет подражать матери! Сколько передумала об этом перед отъездом в Москву, какие были мечты, какие она давала себе клятвы! "И что же вышло? - с горечью спрашивала себя Варя. - Сижу в плену своей робости, мучаюсь и… молчу… молчу. Нет, жить дальше так нельзя! В комитет комсомола надо идти не с просьбой, а с сердечным разговором. Там помогут и научат. Вот завтра же пойду…"
Глава 2
Домой Тамара Комова вернулась поздно, во втором часу ночи, когда девушки уже спали. Она пришла с большим букетом последних осенних астр и очень пожалела, что никто сейчас не видит её. Не долго раздумывая, она подошла к той самой Варе, которой недавно завидовала и которую считала своей соперницей, и разбудила её.
- Извини меня, Варенька, - сказала Тамара, - тебе привет… Очень просили передать…
- От кого? Как не стыдно из-за пустяка будить среди ночи… - недовольно проворчала Варя. - Могла бы и завтра.
- Нет, девочка моя, этот привет я должна передать тебе сегодня, сейчас же, - с улыбкой возразила Тамара, присаживаясь на кровати. - Послушай только, от кого! Не догадываешься? От Левы Белочкина! - Последние слова Тамара выговаривала медленно, не спуская с Вари глаз и не сомневаясь, что смутит её. Но на лице Вари не дрогнул ни один мускул: она равнодушно и, главное, как показалось Тамаре, совершенно искренне сказала:
- От Белочкина? Вот не ожидала… С таким же успехом он мог передать привет Симе или какой-нибудь другой знакомой девушке. Стоило из-за этого будить!
"Ах, хитрая! Ну подожди!.. Ты еще у меня запоешь не так!"- озлясь, подумала Тамара, а говорить продолжала ласково:
- Пойми меня, Варенька, и не осуди. Я ведь не к нему ехала на свидание. Это просто судьба, фатум- Вот бывает же так: случайно встретились в трамвае, поздоровались, конечно, и целый вечер пробыли вместе… Однако он от меня теперь не уйдет. Ты извини, пожалуйста, тебе больно, я знаю… Нет, нет, не перебивай меня, я скажу как честный человек, - горячилась Тамара. Ей не нравилась добродушная усмешка Вари, - Видишь ли, я так понимаю: счастье каждый сам себе добывает… А Белочкин - это счастье! И ты мне лучше не мешай… Ты меня еще плохо знаешь!
"Действительно я еще её мало знаю, - подумала Варя. - Грозит, предупреждает… Распоясалась девица!" Вслух Варя сказала:
- Мне твой Белочкин совершенно не нравится. И зря ты передо мной порох тратишь. Спокойной ночи. - И Варя плотнеё накрылась одеялом.
Лев Михайлович Белочкин, а попросту Лева (как все звали его в цехе) работал на заводе сменным инженером. Он участвовал в драмкружке, где играл всегда трагические роли, пел небольшим, но приятным голоском грустные романсы. Многие девушки думали, что в его жизни произошло что-то тяжелое и он очень нуждается в утешении.
Однажды Белочкин пригласил Варю провести с ним вечер. Варя согласилась. В разговоре он жаловался на одиночество, тоску, сожалел, что не удалось устроить личную жизнь:
- Сначала я не любил, меня любили… Потом наоборот… И вот я одинок, Варенька…
Варя сочувственно вслушивалась в его журчащий голос и заглядывала в темные глаза под надвинутыми полями шляпы, думая о том, почему это в цехе Лева слывет пустым щеголем, хотя как инженер он не на плохом счету.
Дома Варя села за дневнник - записать впечатления дня и… написала письмо матери о Леве. "Мама, я, кажется, могу влюбиться.." Как потом она стыдилась этого письма! И вот сегодня Тамара снова напомнила о Белочкине…
"Никак, ревновать вздумала" глупая. Ну и на здоровье", - усмехнулась Варя и повернулась к стене. Не было ни с ял, ни желания разуверять Тамару.
В Москву на завод Варя Жданова приехала три года назад. Дом, в котором до войны жил отец и куда она приезжала из провинции на каникулы, погиб от бомбы, и ей предложили поселиться в общежитии. Девушка с готовностью согласилась: ей очень хотелось начать самостоятельную жизнь.
В бюро пропусков Варе выписали разовый пропуск. Когда-то, давно, она ходила по заводу с отцом, держась за его руку, и ей запомнились бесконечные шеренги разнообразных станков со множеством проводов, подъемные краны, величественно проплывающие над головэй, электрокары с готовой продукцией, грузовики и над всем этим высокий стеклянный потолок, сквозь который заглядывало в цех солнечное небо, дробясь и отражаясь тысячекратно в блестящих шлифованных деталях станков.
Варя плохо слышала, что объяснял ей тогда отец. Из-за непривычного постоянного шума у неё разболелась голова, но все-таки ей не хотелось уходить с завода.
Сейчас цехи стали как будто меньше и теснеё: появилось много новых сложных станков. Завод разросся в ширину 'за счет дополнительных помещений, построенных уже после войны. С горделивым чувством в дуле Варя долго ходила из цеха в цех, прежде чем попала в главный коридор к выходу. Завод, оказывается, стал до того огромен, что в нем можно заблудиться! И Варя задумывалась о том дне, когда она пройдет тут не робеющим новичком, а кадровым рабочим, в спецовке, с инструментом в руках и повесит свою табельную марку!
Варю, как она и мечтала, поставили к станку, дав в учителя старого рабочего. Целые штабели готовых блестящих подшипниковых колец разных типов стояли на оцинкованном столе, в ящиках и просто на палу рядом со станком. Скоро, скоро эти кольца разлетятся и разбегутся по всей стране!
- Все, что в движении, все на наших подшипниках: и автомобиль, и корабль, и самолет! - с гордостью объяснял Варе мастер. - Вот только насчет земного шара утверждать не берусь, на каких он подшипниках вертится. Впрочем, должно быть, на наших, раз ему износу нет!
А в конце дня старый рабочий заметил:
- О, да ты бойка в работе!
Они вместе пошли в столовую, и мастер угощал Варю на свои талоны компотом из свеклы.
- Что новичок? - бесцеремонно разглядывая Варю, спросила у мастера белокурая высокая девушка. - Сима Кулакова! - тут же отрекомендовалась она Варе, крепко, до боли, пожав её руку.
- Вот и товарка тебе, - сказал мастер. - Тоже мою школу прошла, смышленая!
Сима, узнав от Вари, что поселилась она в общежитии, пригласила её перейти к ней в комнату. Варя, сомневавшаяся, как её примут, где поселят, с радостью отозвалась на приглашение.
В комнате с Симой жила и Тамара Комова.
- Ого, в нашем полку прибыло! - дружелюбно встретила она Варю.
Тамара все опасалась, как бы к ним не поселили по- жилую женщину.
- Знакомься, значит, располагайся, - напутствовала Сима, убегая куда-то. - Томка, помоги ей!