Прислушиваясь к их разговору, Волдис пытался уловить хоть какое-нибудь слово, которое говорило бы о ее симпатии или, наоборот, равнодушии к Эзериню. Но Лаума больше слушала, изредка задавая вопросы, и ни разу не перебила своего собеседника возгласом удивления или сочувствия.
На следующей неделе Волдис работал на погрузке льна. Пароход принял груз только в трюмы и ушел в море с пустой палубой; погрузка продолжалась всего два дня. И Волдис опять остался на несколько дней без работы.
Каждый вечер он встречал Лауму, но Эзеринь больше не дожидался на углу. Однажды Волдис спросил о нем. Лаума, пожав плечами, уклончиво ответила:
- Он что-то вообразил. Он очень мнительный: стоит ему увидеть, что я разговариваю с кем-нибудь, как сразу разобидится и надуется.
- Он больше не является по вечерам?
- Как же! Каждый вечер. Приходит, пьет с отцом водку и рассказывает о себе всякую ерунду: сколько выпил, сколько плотов рассортировал, сколько браковщиков искупал. Всегда он самый догадливый, самый сильный, самый ловкий. Послушаешь его - просто жалко, что человек с таким талантом работает на складе, а не выступает в цирке акробатом или не снимается в трюковых фильмах! Как еще у отца хватает терпения слушать его болтовню! А мать верит всему этому!
- Ты давно с ним знакома?
- Года два. На чьих-то похоронах, где были и мои родители, он оказал матери мелкую услугу - поднял оброненный носовой платок, и с тех пор мать считает его самым благовоспитанным молодым человеком на свете. Она пригласила его, он пришел один раз, другой, а потом стал являться каждый вечер. Но ты не представляешь, какой он скучный. Хоть бы не говорил столько о себе… Ах, не знаю, как я сегодня вечером выдержу!
- Почему?
- Сегодня я остаюсь одна, потому что отец работает в ночную смену, а мать утром уехала в Слоку: вчера пришло письмо, что тетка при смерти. Эзеринь будет тут как тут.
- Но почему ты должна терпеть его нудное общество?
- Нудное? Это бы еще ничего! Невыносимое! Каждый вечер, после того как он вдоволь наболтается, мне приходится провожать его до ворот и еще там разговаривать с ним по крайней мере четверть часа.
- Но почему? Если тебе это неприятно…
- Моя мать не спрашивает, приятно мне или неприятно. "Иди проводи Альфонса!" - говорит она. И попробуй не послушаться! Жизни не рад будешь, целый день она будет шипеть и пыхтеть, как паровоз. Бывает, что мы с Эзеринем поссоримся, он надуется, а мать его уговаривает, ругает меня при нем - и до тех пор умасливает Альфонса, пока он не размякнет и не начнет опять рассказывать о себе. Он всегда прав, а я всегда виновата.
Волдис с недоумением смотрел на девушку. Его тронула эта внезапная откровенность. Нужно быть очень несчастной, чтобы рассказывать о таких вещах малознакомому человеку.
- Пойдем потише, Лаума. Поговорим еще. Не понимаю, как ты, столько читавшая, с твоим ясным и здравым взглядом на жизнь, можешь мириться с таким ненормальным положением. Если он нравится матери, пусть она и заискивает перед ним. А ты делай так, как считаешь нужным.
Лаума грустно улыбнулась и покачала головой.
- В том-то и беда, что я не могу делать по-своему, волей-неволей приходится плясать под дудку матери. Отец - пустое место. Если его угостить водкой, он самого отъявленного негодяя признает честным человеком. Что матери втемяшится в голову, того она и держится. Она часто меняет свое отношение к людям: заденет ее какая-нибудь мелочь - недостаточно любезно поздоровался или не вовремя ответил на какой-нибудь вопрос - руль сразу поворачивается в противоположную сторону: "Не смей с ним разговаривать! - кричит тогда она мне. - Пусть он глаз к нам не показывает! Попробуй только с ним встречаться!" Несколько дней я должна быть холодной, оскорбленной и неразговорчивой - до тех пор, пока Эзеринь не отогреет сердце матери бутылкой яблочного вина и булочками с кремом. "Лаума, где ты пропадаешь?" - кричит тогда она мне. И опять я должна провожать его до ворот и болтать с ним.
- Но, черт возьми, почему ты должна это делать? Пусть мать с ним и носится!
- Она меня выгонит, если я не буду слушаться.
- Пусть! Всю жизнь с ними все равно не проживешь. Или, может быть, тебе жалко расстаться с беззаботной, хорошей жизнью?
- Не смейся, Волдис. Что это за жизнь? Но что я буду делать, если они в самом деле выгонят меня на улицу? Сейчас я получила работу, но надолго ли? Нищенствовать? Или… пойти на улицу?
- А как живут другие девушки? Работают, нанимаются в прислуги…
- Я лучше покончу с собой, чем пойду в прислуги. Никогда, никогда я не сделаю этого, это так противно. Если я работаю на заводе, у меня есть определенный хозяин, и я выполняю определенную работу. А прислуга ухаживает за всей семьей, как домашняя скотина, ею распоряжаются даже дети.
- Чего хотят от тебя родители?
- Ты не понимаешь? Только одного - сосватать меня Эзериню. Я для них тяжелая обуза, которую нужно поскорее спихнуть с плеч, поскорее выдать замуж за кого угодно.
- Это безобразие! А подумала твоя мать о том, что с тем человеком, которому она собирается тебя продать, придется жить тебе, а не ей? Что это за мать, которая так распоряжается судьбой дочери?
- Моя мать не одна такая…
- Что же ты будешь делать? - спросил Волдис Лауму после минутного молчания. - Послушаешься матери и пойдешь за него замуж?
- Я об этом не думала. Расстраиваться еще нечего, ведь у Эзериня все равно нет денег на то, чтобы начать самостоятельную жизнь.
- А если он их накопит? Он ведь готовится к этому, откладывает?
- Эзеринь никогда не накопит. У него ведь деньги не держатся. Обрати на него внимание: ведь у него нет даже приличного костюма. Если иногда ему и удается скопить сотню латов, сразу появляются приятели и помогают их пропить.
- Тебя радуют его неудачи! - усмехнулся Волдис.
что опять впал в немилость
- Конечно! - улыбнулась в ответ Лаума. - Но, чтобы успокоить мать, я разыгрываю эту комедию. Если бы ты знал, какой он капризный! Достаточно где-нибудь на вечеринке мне перекинуться с другими несколькими словами, он так разозлится, что весь вечер не будет разговаривать, а на следующий день идет к матери и жалуется на меня.
Волдис остановился. Они уже дошли до улицы Путну.
- Знаешь что, Лаума, уйди на сегодняшний вечер из дому, пусть он подождет у дверей.
- Не знаю… Куда же мне деваться…
- Поедем в кино. В "Сплендиде" фильм с участием Эмиля Яннингса.
- С Яннингсом!
- Значит, поехали? Вообрази себе физиономию Эзериня, когда он увидит, что дома нет никого. Подождет, подождет и выйдет на улицу, - но и там не дождется. Он знает, что мать уехала?
- Нет.
- Тогда он подумает, что опять впал в немилость у матери. Так поехали?
- Ну хорошо, поедем.
Я Отлично! Только собирайся поскорее, чтобы нам уйти до прихода этого грозного Отелло.
Еще не было шести часом, когда Волдис, переодевшись и поужинав, вышел на улицу. Через четверть часа появилась и Лаума в тонком поношенном пальто. Оба рассмеялись и переглянулись, как дети, собирающиеся нашалить.
- Пойдем скорее! - торопила девушка.
Ожидая начала сеанса, они почти час прогуливались по прилегающим к центру улицам. Весь день стоял туман, а к вечеру он стал еще плотнее. Люди, гуляющие по бульвару, казались призраками, скользящими навстречу друг другу, невозможно было разглядеть даже лицо. Все окутала белесая мгла, которую не могли рассеять уличные фонари. В тумане перекликались почти невидимые автомобили и проплывали трамваи, похожие на громадные катафалки. Люди кашляли от влажного воздуха.
Фильм оказался увлекательным. Яннингс!.. Это имя говорило само за себя.
Взволнованные виденным, Лаума и Волдис молча ехали домой. Лаума нахмурилась. Волдис взял в свои руки ее огрубевшие от работы пальцы.
Что скажет мать? Рано или поздно, она все равно узнает. Лаума задумчиво покачивала головой. О, она все-таки поступила слишком опрометчиво. Человек ждал ее весь вечер, может, ждет до сих пор…
У ворот стоял Альфонс Эзеринь. Когда Волдис на прощанье подал Лауме руку, он не разглядел Эзериня, притаившегося в темноте. Лаума первая заметила его; она вздрогнула и вопросительно взглянула на Эзериня. Теперь и Волдис увидел его.
- Добрый вечер! - сдержанно приветствовал он Эзериня.
Тот сделал вид, что не слышит. Он был навеселе, но держался на ногах довольно твердо.
- Я сказал: добрый вечер! - повторил Волдис.
И на этот раз Эзеринь притворился глухим и, не обращая внимания на Волдиса, обратился к Лауме, цинично усмехаясь:
- Ты знаешь, что делать в свободное время, - сказал он язвительно, - пока дома никого нет… Ну да, в Риге есть куда пойти…
Лаума молчала. Волдис не уходил, ожидая, что будет дальше. Некоторое время царило неловкое молчание. Вдруг Эзеринь резко повернулся в сторону Волдиса и скрипнул зубами.
- Чего вы здесь стоите? Что вам надо?
- Я прощаюсь со своей знакомой, - спокойно ответил Волдис. - А зачем вы здесь стоите? Что вам здесь нужно?
Эзеринь подпрыгнул, как молодой петух, подошел к Волдису, насмешливо оглядел его с головы до ног, потом неожиданным движением выдернул у Волдиса галстук.
Волдис сжал кулаки и едва сдержался, чтобы не ударить наглеца. Эзериню только того и надо было.