В "Штаб революционных организаций" вошло десять человек: по три представителя от Исполнительного комитета социалистов-революционеров и социал-демократов и социалистических партий (социалисты-революционеры, большевики, меньшевики), начальник гарнизона, начальники милиции и боевой дружины и один представитель от Комитета общественной безопасности.
Первое собрание штаба было вечером 29-го.
31 августа 1917 г.
Город объявлен на военном положении. Власть официально переходит к начальнику гарнизона. Вчера он присутствовал на заседании штаба.
После речей, горячих и единодушных, решили работать совместно: штаб, начальник гарнизона и начальник милиции.
Один, не оповестив другого, не должен предпринимать каких-либо крупных, решительных шагов.
Лишь только полковник ушел, все переглянулись, улыбнулись.
- Держите ухо востро, - сказал Киселев, председатель штаба: - чорт его знает, кто он такой. Видели, как он насторожился, когда рекомендовали Евсеича начальником боевой дружины? Что за дружина, да какова роль? Надо быть осторожными, не очень то распространяться в его присутствии. Я даже беспокоюсь - не авантюра ли вся эта Корниловская затея? Может быть, он хотел лишь создать повсюду военное положение, а там и прихлопнуть все дело. А? Как думаете?
Новая мысль товарища как-то всех передернула. Нам и в голову не приходило подобное соображение. Но неужели и Верховский?.. Нет, не может быть…
Впрочем, если "террорист-бомбист" Савинков - "правая рука" Корнилова, то…
Недаром Корнилов предлагал Керенскому устроить диктаторский триумвират: он - Корнилов, Керенский и… Савинков… Подозрительно…
А как у нас обстоит дело с оружием?
Начальник милиции и председатель полкового комитета успокоил окончательно. Оказывается, - все в надежных руках- бомбометы, минометы, пулеметы, винтовки, ручные бомбы и проч. Наготове и проволока.
Боевая дружина наметила план работы в среде гарнизона.
В нужный момент боевики, переодетые в солдатские шинели, увлекут за собой солдат и, таким образом, будут командирами маленьких войсковых частей.
Начальник гарнизона не опасен, потому что последний указ Верховского дает право полковому комитету смещать неугодных начальников. Этим разрешается все дело.
Долго еще сидели мы в прокуренной, наглухо закрытой комнате. За дверьми стоял часовой-боевик, никого не подпускавший к двери. Конспиративный характер заседания как-то особенно подымал дух и родил в высшей степени революционное настроение. Недаром здесь так единодушны были меньшевики, большевики и эсеры,
Здесь была кучка партийных работников, на время спаянных единою мыслью.
Мы знаем, что это единение недолговечно; что за разгромом корниловщины снова пойдем разными путями, но сейчас мы едины.
Большевики уже верхушками переплелись с максималистами. Часто прорывается у них мысль о немедленном захвате фабрик и заводов, о строжайшем контроле. Они прикасаются к максималистской полной социализации. Они уже начинают сомневаться в "естественном ходе событий", в концентрации производства и ближе, все ближе примыкают к максималистам.
Эта боевая дружина при штабе, слитая из двух дружин - большевиков и максималистов, - она также свидетельствует о переломе, о сознании недостаточности приемов своей классовой борьбы.
Недаром большевики так часто за последнее время "братаются", блокируются с максималистами. Это братанье диктуется железной необходимостью: одна часть берет от другой недостающие винтики и, таким образом, происходит выравнивание по общей революционной линии.
Социал-революционеры-оборонцы, на голову разбитые авантюрой Корнилова, еще цепляются за старые методы, но нет уже прежней у них уверенности, нет абсолютного преклонения перед тактикой руководящих кругов. Удары сыплются один за другим; партия раскалывается, и надо думать, близок день, когда революционно-социалистические массы потребуют к ответу своих бесталанных кабинетных вождей.
Близок день… Но он впереди.
А теперь, не закрывая глаз на скорый, неизбежный раскол, - теперь мы едины и охвачены единым гневом. Мы верим в победу революции, верим, что этот перелом будет плюсом в нашу сторону.
Слишком очевидны ошибки соглашателей.
Победа над Корниловым будет в то же время и победою левой революционной демократии.
3 сентября 1917 г.
Словно камень с сердца свалился, когда, наконец, порвали мы со своими "товарищами" оборонцами. Долго, с трепетом душевным, ждал я этого собрания, много волновался, много тужил, перед многим, скажу откровенно, растеривался до крайности, робел до невозможности.
Я, так недавно ставший социалистом, я, так мало еще ознакомившийся с основами социальных учений, - я брал на себя тяжкое бремя руководства группой максималистов.
Я понимал и видел, что иные из моих товарищей во многом будут ошибаться, порой прямо дискредитировать группу, а вместе с тем и подрывать веру в максималистов вообще. И это тревожило и волновало.
Сегодня мы откололись на общем собрании - ушло 19 человек. Мы предложили собранию выявить линию поведения организации; если эта линия будет интернационалистской, - мы согласны работать в контакте; если она оборонческая, - мы порываем с организацией связь и отзываем товарищей, которые прошли по списку в гласные думы. Первое думское заседание через неделю и у организации имеется возможность заменить выбывших членов следующими по списку.
Нас ушло 19 человек.
Завтра, на первом нашем собрании, изберем комитет и президиум.
Мы не имеем средств. Придется изощряться.
Работать будет трудно, потому что нет под руками культурных сил. Мои товарищи решительные и смелые люди, но в смысле познаний сильно хромают. Придется провести с ними ряд бесед, объяснять политическую азбуку и программу максималистов.
Максимализм ими воспринимается лишь как форма активного действия, как интернациональная линия поведения.
Программная разница не занимает их. Несмотря на это, я все-таки принимаю тяжелое бремя руководства новой группой, потому что верю в успех нашей работы, в возможность планомерного политического развития товарищей.
Мы порвали - и стало легко.
Эти чудаки, Майоров и Салов ("вожди" оборонцев), дело понимают таким образом: тов. Фурманов работает в Исполнительном комитете С.Р.Д. - следовательно он большевик.
Он, мол, сознательно дезорганизует партию эсеров и совершает тем самым нечестный политический поступок. Мысль дикая, несуразная. По недостатку времени ответить на эти измышления - да и на многие иные дикости - я не мог.
Теперь спешно и много придется читать; надо завязывать теснейшую связь с Кронштадтско-петербургской организацией; надо вести просветительную работу внутри группы и агитационно-пропагандистскую во вне.
Работы масса. А в Совете и того больше. И как только я справлюсь со всем этим, не знаю.
Связывает еще секретарство в девятке (Рев. штаб), которая теперь, пожалуй, скоро не разойдется, если учесть разрастающееся движение казаков.
Я ушел в работу с головой. И так это все непривычно, так ново, что голова кругом идет.
Максимализм
4 сентября 1917 г.
Недаром мы максималисты. Даже и теперь, когда бояться некого, когда собираться можно открыто, - чувствовалось что-то таинственное, конспиративное в нашем собрании. Не белым днем, не в светлом зале мы собрались, а в полутемной, мрачной комнате, поздним осенним вечером. Засиделись до глубокой ночи.
Комитет и президиум были избраны быстро, без споров.
В комитет вошло двенадцать человек: Фурманов, Синицын, Балакин, Шабалин, Собинов, Тюленев, Яманов, Козлов Николай, Орлов, Балычев, Сидоров Алексей, Козлов Андрей.
В президиум - пять: председатель Фурманов, товарищ председателя Балакин, секретарь Орлов, товарищ секретаря Яманов, казначей Тюленев.
Говорили о дисциплине внутри и во вне группы, при выступлениях. Единодушно была признана недопустимость митинговой перебранки и обливания помоями социалистов другого лагеря.
Констатировали свою бедность, отсутствие средств.
- Товарищи, мы кровно заинтересованы в том, чтобы дело тронулось разом. Съежимся, победствуем две-три недели, но дадим что можем на общее дело. Для дела забудем все, пренебрежем личными своими интересами. Поддержка средствами необходима…
И простой, бедный рабочий, которому захватили дух простые слова, выхватил из кармана две скомканные бумажки и нервно бросил на стол… Живо собрали полсотни…
При обсуждений вопроса о вступительной плате сошлись на том, что обязательной платы быть не должно, но каждому, вновь поступающему члену следует объяснить бедственное материальное положение группы… Пусть он даст хоть грош, зато будет чувствовать свою с группой связь, сознавать, что и он участвует в строительстве чем может. Назначили числа, в которые будут собираться добровольные взносы.
Здесь опять-таки чувствовалось нечто новое, - то, что отличает нас от других партий, где имеются обязательные взносы. Взносы, кроме целей помощи, будут свидетельствовать о том, что данный член принимает к сердцу интересы группы, - хоть грошем, но старается помочь ей. Поэтому будут исключаться те, которые два месяца не внесут ни единой копейки.
Толковали относительно здания, литературы, газеты, журнала. Надеемся, что все это наладится в ближайшие дни.