Но, переживая свой невольный промах, Берчук не мог согласиться с тем, что недостатки в полку возникли от того, что он чуть реже стал бывать в подразделениях. Там же комбаты, ротные, взводные. Помоложе его, грамотные, двое даже с академией. Зачем же стоять над их душой? Можно набить мозоли. И когда-то должны же они обзаводиться самостоятельностью? А может, в дивизию собирается инспекция? Так надо и сказать прямо. Раз дуну, и вся пыль слетит.
Комдив, словно угадав мысли Берчука, спросил:
- Отчего, считаешь, в полку завелась, ну, назовем ее хотя бы так: успокоенность?
- Дела всегда шли как надо. А что заметили - исправим.
Горин посмотрел на большое, постаревшее от обиды лицо Берчука, и слова, которые он хотел высказать, пришлось заменить.
- Не хмурься, Алексей Васильевич. Мой вопрос - не упрек. То, что я подметил, исправить нетрудно. Но, если шаг полка не изменится, какой-нибудь изъян снова заведется, за ним еще. И заговорят о тебе с сожалением. А мне хочется, чтоб на твоих проводах произносились не вежливые, а гордые слова, гремела медь оркестра. Для этого нужно хорошо дотянуть до финиша. Чтобы так получилось, полку нужно взяться за что-то интересное.
- Народ сейчас грамотный, не так просто подобрать это интересное.
- Трудно, но можно. Сердич собирается кое-что сделать для морально-психологической подготовки войск. Чтобы люди почувствовали бой уже сейчас, и настоящий был бы им не так страшен. Сорок первый помнишь? Необстрелянные воевали хуже. Может быть, присоединишься к нему и привлечешь вот таких, как бравый капитан?
- Надо бы поразмыслить, - не хотел сразу соглашаться Берчук, чтобы комдив не подумал, будто своей сговорчивостью он решил смягчить полученные упреки.
- Думайте, но только над тем, как помочь капитану выполнить полученное задание. Начните с этого.
5
Едва машина выбежала за городок и набрала скорость, Горин почувствовал, что ему не хочется встречаться и говорить с Аркадьевым. Сначала он подумал, что причина этого в неудачной попытке командира полка поправить свою ошибку с поспешным наказанием Светланова. Но вскоре признался себе, что о таком же промахе другого командира полка думал бы куда меньше и без смутного беспокойства. "Выходит, былое оживает в тебе быстрее, чем в романсе: ее еще не встретил, а сердце уже встревожилось?.." Горин прислушался к тому, что творилось в нем самом. Нет, прежних чувств, кажется, не было. Ощущалась лишь какая-то томительная смесь сожаления, грусти и предчувствия натянутости и даже фальши при встрече с Ларисой Константиновной.
Вернувшись в городок, Горин намеренно подвез Муравьева к казарме, около которой толпились солдаты.
- Когда можно ожидать завершения работы над приспособлением? - обратился он к солдату.
- Не знаю, - признался Муравьев.
- Может быть, нужна моя помощь? Скажем, освободить от занятий, что-либо изготовить в мастерских.
- Мы сейчас изучаем моторную группу. Отстану. Если вечером…
- После обеда будете ходить в оружейные мастерские дивизии. Делайте быстрее, ваша коробочка очень нужна, нужна всей дивизии.
Лицо Муравьева сделалось более строгим. В знак понимания он медленно наклонил голову.
Едва он отошел от машины, его обступили солдаты, с уважением подошел старшина, а Горин направился к клубу полка, думая о том, что таких солдат уже немало и надо искать, как еще лучше учить их, делать службу интересной.
Офицеры были уже в сборе, когда Горин вошел в клуб.
Командир полка подал команду. Достаточно четко, но негромко и сдержанно, чтобы она не показалась комдиву излишне усердной, а офицеры встретили старшего с той собранностью, к которой обязывал устав. Аркадьев взглядом проверил, все ли стоят, как нужно, и только затем пошел к Горину. Комдив невольно отметил точность и красоту движений высокого, чуть тронутого полнотой, но безукоризненно одетого командира полка и подумал сказать об этом офицерам, как вдруг встретился со снисходительно-недоуменным взглядом его черных, немного навыкате глаз, каким нередко смотрят сильные на слабых, и ощущение красоты исчезло, а за ней исчезла и появившаяся было доброжелательная улыбка. Тут же изменился и Аркадьев. В хрипловатом голосе его послышалась не то обида, не то осуждение, вероятно, от того, что вот комдив приехал на беседу, вмешался в дело, которое по силам ему самому.
Горин поздоровался с командиром полка, его заместителем по политчасти подполковником Желтиковым, который робко вышел из-за спины Аркадьева и неловко, только пальцами взял его руку. Кивнув Аркадьеву, что он может начинать беседу, Горин пригласил Желтикова сесть рядом.
Командир полка взошел на трибуну, коротким поклоном с полуоборотом в сторону Горина еще раз попросил разрешения начать разговор и произнес первую фразу:
- Товарищи офицеры!
Затем помолчал, будто размышлял, как лучше сказать о происшествии, и продолжил свою недолгую речь:
- Мне не доставляет удовольствия в первые недели командования полком говорить вам неприятные слова. Но тяжелые обстоятельства вынудили. Ваш товарищ, я имею в виду старшего лейтенанта Светланова, совершил грубейший проступок - учинил драку с гражданскими лицами в общественном месте. Сожаление вызывает и то, что в парке были некоторые из вас и не остановили своего товарища, который замарал честь офицерского мундира, честь полка - вашего полка…
С каждой новой фразой замечания командира полка становились жестче, голос громче, и казалось, вот-вот он зазвучит совсем не в тон. Горин подождал еще, надеясь, что желание Аркадьева показаться требовательным пройдет, и он закончит беседу с тем уравновешенным спокойствием и рассудительностью, которых требовал разговор с молодыми офицерами. Но нет, красивое лицо Аркадьева не смягчилось.
Комдив повернулся к Желтикову, который всем своим сокрушенным видом показывал, что разделяет постигшую полк неприятность и оценку, данную проступку командиром полка, и тихо спросил:
- Аркадьев делился с вами тем, что собирался сказать офицерам?
- Нет.
- А вы интересовались?
- Нет.
- Почему?
- Неудобно - он единоначальник…
"Не то вы говорите!" - хотел заметить Горин подполковнику, но, уловив, что Аркадьев стал говорить более спокойно, с надеждой посмотрел на него.
За двадцать минут командир полка выложил все свои замечания и, повернувшись к комдиву, опять коротко поклонился. В зале установилась неуютная тишина. Горин прошелся взглядом по лицам офицеров - у одних покорное признание вины, у других - ее саркастическое отрицание, у третьих - желание побыстрее уйти из-под очей начальства. Кажется, разговор не получился. Что сделать, как поправить промах командира полка? Сказать несколько слов самому? Можно поставить под сомнение все выступление Аркадьева. Но отпустить офицеров в таком угрюмом настроении тоже нельзя.
Чтобы выиграть время, опросил Желтикова, не намерен ли он выступить перед командирами взводов. Тот, расстроенный неудачной беседой, да еще в присутствии командира дивизии, сам лихорадочно придумывал, как поправить беду, и не сразу понял, о чем его спросили, а понял - от смущения покраснел. Горин отвернулся, секунду подумал и медленно пошел к краю сцены, ближе к офицерам.
Доброжелательно, с улыбкой, чтобы офицеры и не подумали, что он недоволен выступлением командира полка, Горин начал говорить так, будто полностью был с ним согласен.
- Товарищи офицеры! Смотрю я на вас, и мне представляется, что некоторые сейчас думают примерно так: дело начальства - ругать, наше - слушать; возразишь - не поймут, а то и осудят - ведь начальство, как правило, относится вами к старикам, которые держатся давно минувшей моды и потому по старинке воспринимают запросы времени, желания молодых.
Могу согласиться с тем, что новое время требует новых людей. Но не надо забывать: в одно и то же время живет несколько поколений. Выходит, надо нам говорить и слушать друг друга. Один из старших высказал свое мнение. Если кто из вас, молодых, желает высказать свое - пожалуйста.
Зал не отозвался.
- Тогда наберитесь терпения выслушать о постигшей нас беде и мои слова.
Комдив склонил голову, помолчал и потом обвел ряды офицеров озабоченным взглядом.
- В поступке Светланова есть что-то от благородного рыцарства. Офицер, как и солдат, - защитник, и ему не к лицу уклоняться от помощи человеку, которому грозит опасность, тем более, если в таком положении оказалась женщина. Как отец девушки, которую защищал Светланов, я, казалось бы, должен был сказать ему спасибо и поспешить с его освобождением. Да и командир полка сегодня утром готов был смягчить взыскание, которое наложил на старшего лейтенанта. Но я не посоветовал ему. Из разговора с дочерью, которая во имя справедливости тоже требовала быстрейшего освобождения вашего товарища, я понял: в той ситуации вообще не было необходимости завязывать скандал и тем более пускать в ход кулаки. Парень вел себя непристойно. Согласен. Но неужели только дракой можно было привести его к порядку и тем более сделать другим - сознательным и послушным? Конечно нет! Удар Светланова вызвал лишь озлобление ребят. Час спустя после драки я случайно встретился с ними. Большинство из них уже подшучивало над драчуном, но сам драчун затаил на старшего лейтенанта обиду и даже злобу. И заметьте: не на Светланова, а именно на старшего лейтенанта. А осенью он придет в армию, и работать с ним вам или вашим товарищам будет нелегко.