Которые мужики сильно за колхоз были - на первых скамейках сидели, верно, всех раньше пришли. Но и они на Ю-риста с интересом глядели - как он будет говорить, от мужиков отбиваться и подход к ним искать. Мало того - случай выпадет, так и они тоже не пропустят словечко загнуть, либо вопрос поставить, а после поглядеть, как Ю-рист этот - шибко ученый - ерзать станет.
Теперь, ежели он среди мужиков примостился слушать, то и должен услышать. И понять должен, что мужики крутолучинские не мешком пуганные, что и у них мысли в голове.
Тут все поглядели, с кем он угадал на лавку сесть, кому с ним выпало разговор вести. С ним или промеж собой, но для него, чтобы слушал.
И оказалось, мужики-то рядом с Ю-ристом вовсе не говорливые были. Так, малость только, если бы их и хватило, то не на долгое время.
Конечно, можно было с задней лавки к нему Нечая Хромого пропихнуть, но тут Ю-рист сразу бы понял, что мужики своего уполномоченного к нему приставляют.
К тому же неизвестно еще, как дело обернется, когда вопросы и ответы пойдут,- может, тогда Нечай само собой понадобится.
Ероха Тепляков был рядом с Ю-ристом и Сема Фофанов - брат двоюродный Фофана Ягодки.
Они поглядели кругом - видят, подмоги им не будет. Самим надо управляться. Посопели, еще друг на дружку и на Ю-риста поглядели - начали.
Ероха вроде полез наперед, а Семен его за полушубок:
- Лезешь-то куды скрозь народ? До бога разве? Так ведь сказывают, нонче нету уже бога-то. Не иначе в колхоз прешь?!
Тихо стало в избе, слушать все стали, что Ероха ответит. Кое-где разговаривали еще, но вовсе тихо.
Ероха сказал:
- Я и без колхозу сроду был пролетарский крестьянин. Кого еще от меня надоть?
- Ты не хвастай породой-то от сохи! - будто рассердился Сема.- Один мужик вон хвастал-хвастал - после на его поглядели, а он уже на ладонь буржуазной шерстью обросший!
- И что же это за шерсть по ём пошла?
- Несознательность всякая. Исть-пить захотел каждый день досыта.
- Ты скажи, что выдумал! Это не иначе ему классовый враг внушение сделал. Ну, а ишшо?
- Захотел - что сробил, то, дескать, и мое!
- Его поди-ка да-алеко за болото выселили?
- Дальше-то некуда…
- Ну ишшо бы! Так ему и надоть, падле!
- Ясное дело. Все несознательность деревенская. В городе вот - этакой несознательности да-авно уже нету. Там самые малые ребятишки и те на социализм в окошки уже глядят. Особенно, сказать, которые повыше других живут.
Тут еще кто-то встрял из народу:
- Видать, срок настал нам, деревенским, в городе жить. Вплотную с рабочим классом смыкаться.
Но это уже за так прошло - никто и не заметил. На Ю-риста глядели.
Завсегда на них, на приезжих докладчиков, после такого вот мужицкого разговору интересно поглядеть.
Разное у них, у докладчиков, случается поведение… Который так изо всех сил вид делает, будто он как есть ни единого мужицкого слова не понял - сидит и лыбится во весь свой рот. Который очень задумчивый делается, не шелохнется, не вздохнет - погружен и ничего не слышал. А другой в лице весь переменится, только что на него бы шайку холодной воды плеснуть.
А Ю-рист сидел, слушал, никак себя не показывал. Вроде ждал: "А ну, давайте, мужики, давайте!.. Настанет и мой черед!"
Такие тоже бывали. И не раз. Только после ни разу на мужицкие побасенки так и не отвечали. Будто побасенок этих не было. Будто нечаянно об них забылось.
Ю-рист ждал, а Сема с Ерохой жалобно так кругом глядели: "Не взыщите, мужики, больше у нас заряду нету… Давайте подмогу!"
И только к ним с задней лавки кто-то проталкиваться начал - Ю-рист поднялся и за красный стол полез.
Полез и все на Сему с Ерохой поглядывал, вроде грозил: "Вот я вам сейчас! Сейчас осрамлю принародно!" Правду, нет ли, Ю-рист этот так и сделает? Все другие, бывало,- сначала о мировой революции, после о союзе рабочих и крестьян, еще после - о классовой борьбе, а под самый конец - о крестьянах. На побасенки же отвечать у них и вовсе времени не оставалось.
А тут Ю-рист сел за красный стол, бечевку от очков повертел и сказал:
- Ерофей Иванович и Семен Петрович, начали вы между собой интересный разговор, и за это вам спасибо! Мне остается разговор ваш продолжить…
Видать было - Сему с Ерохой в жар бросило: знал он уже их по имени-отчеству…
- Значит, так вы сказали: есть-пить всегда досыта хотел человек и еще получать все, что сам заработал, и за это его сослали? Так я понял?
Кто-то крикнул погромче:
- Шутковали между собою мужики! Нешто и это по декрету запрещенное?
- Почему же запрещенное? - спросил Ю-рист.- Ни в коем случае! Я для себя хотел узнать: если шутка - и я пошучу, и только. Если всерьез - я должен отвечать серьезно… Как хотите, так и будет!
Сам на Сему с Ерохой глядит. Те смешались пуще. Народ им не подсказывает - дело ихнее. Заставь их признаться, что всерьез говорили побасенку свою,- кто его знает, как Ю-рист дело повернет. Ю-рист ведь. Следователь.
- Мы,- сказал Сема Фофанов,- мы что же… Мы, сказать, как все. Как все, так и мы.
Засмеялись в избе, а кто-то рассердился, видать.
- По правде - надоть на сурьез повернуть дело. Дело и вовсе не шутейное!
На этот голос другой ответил:
- Помалкивай знай. Не ты за ленок взятый!
Еще кто-то надумал дело совсем запутать, чтобы Сему с Ерохой выручить, и заорал диким голосом:
- Почто пролетариев всех стран в одно сгоняют, а мужиков - нет? Нешто нельзя мужика тронуть? А ежели я поперек всего хочу с германцем в один колхоз записаться?
- Значит, шутить будем? - спросил Ю-рист, но ему сказали:
- Мы энтому германцу в своем колхозе должность определим: на луну брехать.
Ероха же на Сему еще раз глянул и махнул рукой:
- Давай, товарищ докладчик, на сурьез!
- Вот вы, Ерофей Иванович,- спросил тогда Ю-рист,- вы об этом тоже мечтали всегда, чтобы сытым быть и обутым?
Ероха смешался, Ю-рист ему сказал:
- А я точно знаю, Ерофей Иванович. И могу вам подсказать: во сне видели себя богатым, будто три лошади у вас, а то и десять…
- Десять не было сроду!..
- …и свои лошади, и еще соседские тоже будто бы вашими стали. И сами вы работник, и еще наняты работники у вас будто бы в хозяйстве. Вот так… Не спорьте, так. И, значит, мечта и цель жизни у вас всегда была одна - разбогатеть. Во что бы то ни стало разбогатеть. Но ведь богатый - он ведь всегда за счет чьей-то бедности появляется?! Только во сне вы, конечно, не додумались о том, почему ваш работник своего хозяйства не имеет? Из-за чего он к вам нанялся? Иной раз и своего соседа батраком, может, видели. Семена Петровича Фофанова не доводилось вам видеть? Своим батраком?
- Сроду не было! - сказал Ероха.- Как перед богом!
- Но ведь могло бы и в самом деле случиться!
- И не могло бы вовсе!
- А случилось - вы что же, отказались бы? Не стесняйтесь. Потому что и наоборот вполне могло быть: вы бы стали батраком у Семена Фофанова, и он бы тоже против этого не возражал.
…Вот как он их поддел обоих, Ю-рист! А? Как он под мужиков подо всех подъехал, мастак! Вот и видать сразу: не просто следователь - Ю-рист! Даже и самому веселее, что такой Ю-рист тебя допрашивал, а не сапог какой-нибудь поношенный!
- Это верно,- говорил Ю-рист,- каждый человек должен быть сыт, обут, одет. А дальше что?
- Дальше видать будет!
- Вот это "видать будет" Советская власть навсегда в свои руки взяла. Чтобы у людей не было желания сделать соседа своим батраком, чтобы жить по справедливости. А кто против справедливости? - Помолчал Ю-рист…- Никого нет? Несправедливую мысль на народе высказать трудно. Она один на один с нами ютится. Все-то вместе мы лучше, чем по отдельности каждый.
Ю-рист из-под стекол на Степана будто бы поглядел. А может, показалось только…
- Мечтали о богатстве… Но ведь и о справедливости тоже. За нее мужики боролись, восстания устраивали. В Сибирь от помещиков убегали. В Сибири воевали с Колчаком. После всего этого какой же мечте ход дадим - той или этой? О батраках или о справедливости?
Говорил Ю-рист негромко, руками не размахивал, кулаками об стол не стукал. Присмирели мужики…
А Степан к Ю-ристу боком сидел, и слова эти его тоже вроде бы сбоку обходили. Слов хороших много научились нынче говорить, а дела? Завтра ты ко мне, Ю-рист, из-за Ольги Ударцевой обратно будешь прискребаться? А когда ты о зерне заговоришь, чтобы я последнее отдал?… Уговоры все. Все-то нынче друг дружку уговаривают: городские - мужиков, мужики - баб своих, а бабам на долю уже скотина остается… Клашка тут недавно корову доила, корова смиренная-смиренная, а взяла да и лягнулась в подойник копытом. Так Клавдия ее сколь тоже уговаривала, после пригрозила в колхоз отвести. И опять было, как тот раз на допросе: Ю-рист к нему подход искал, с той, с другой стороны заходил, а Степан глядел зорко - не проворонить бы, не дать себя словами опутать.
- Возражений против справедливости нет…- говорил между тем Ю-рист.- Кроме одного: почему это никому другому доля такая же не выпала, как нынешнему мужику? И воевать - ему. И голодать - ему. И вот еще первые колхозы устраивать - опять ему. Несправедливо это - все на одних и тех же?
И как он, Ю-рист этот, и в самом деле мужиков за ленки брал?! Мужики все разом охнули. Так же оно и было: кто против справедливой жизни? Никого нету! Кто против того, чтобы не самим бы ее ладить, эту жизнь справедливую, не на себе ее испытывать? Обратно никого!