Поди-ка, все понимает, а спрашивает, ровно ребенок: "Кулаком?" Да кулаком если бы был, так сейчас перед тобой не явился бы в Крутых Луках - за болотом давно бы уже мыкался.
- Записано было середняк.
- Простой середняк или - крепкий середняк?
- Простой середняк. Обыкновенный, сказать.
- Совсем обыкновенный?
- Вовсе даже…
- Так… Нынче колхозник?
- Вступили…
- Давно вступили?
- С того четверга второй месяц пошел.
- До вступления твердыми заданиями облагались?
- Не миновало.
- Выполнили?
- Выполнили. На тот же день - второе принесли.
О втором, однако, напрасно сказал. Не спрашивали ведь.
- Значит, облагались дважды?
- Можно и так сосчитать.
- И снова выполнили?
- Обратно - до зернышка.
- И в тот же день вступили в колхоз?
- В который?
- В тот день, когда выполнили второе твердое задание?
- Точно чтобы сказать - не упомнил…
А догадливый, видать, следователь-то этот. Такая работа. Не с первым беседует. Сколь перед ним вот таких же мужиков сидело? Он поди-ка и сам всех не упомнит!
- Родственники раскулаченные есть?
- Братан. Старший.
- Вы с ним вместе когда-нибудь хозяйство вели?
- Не было. Он как с Красной Армии вернулся, женился и к бабе на Овчинниковский выселок ушел.
- Значит, богатую себе в жены взял?
- Овчинникову и взял. Александру.
- Давно это было?
- Сказать - двадцать пятый год шел. Так и есть - девятьсот двадцать пятый.
- А вы, значит, женились раньше? И тоже из богатых взяли жену?
- Беднее в Крутых Луках не было.
- Как же вы на такое решились?… А?
- Закурить можно ли будет?
- Нельзя.
- Извиняйте! Привычные мы очень к табаку за разговором.
- Теперь расскажите, как вы разрушили дом Александра Ударцева. Как и почему? Вспомните все подробно.
- Дом-то - он стоял к яру близко. Шагов каких тридцать, может, пятьдесят. Нет, пятьдесят навряд ли и было. Ну, мы прибегли с пожару-то, который Лександра запалил, и сбросили дом его под яр.
- Дальше.
- Дальше-то он сам пошел. Под кручу.
Тут следователь поднял глаза. Лицо узкое, как у Ольги Ударцевой, а глаза на нем вострые. Вот когда они встретились! Будто даже сверкнуло что-то… Ломиком замахивался старик Ударцев - так же вроде сверкало.
Следователь молчал.
И Степан молчал…
Глядели друг на друга… Как на него глядели, так и он глядел. Это уже всегда так бывало: с чем на тебя идут, ты тем же отвечаешь… Бывало, на Лисьих Ямках с голых кулаков начиналось. Первым он с батожка не начинал сроду, но если кто начал - отвечал тем же способом, и не мешкая…
- Я предупреждал вас: говорите подробно!
- Я разве отказываюсь?
И еще помолчали.
- Хорошо… Кому пришла в голову мысль сбросить дом Ударцева под откос?
- Пожалуй что, ему же и пришла…
- Кому это - ему?
- Ударцеву. Лександре.
- Он что же - вам об этом говорил? Сам?
- Почто же мне? Всем говорил.
- Когда?
- Да тот же день и говорил. И раньше - не раз. Когда просил его избу на Митрохино бывшее место перенесть. Чтобы изба сама собой под яр бы не свалилась.
- Но ведь это же как раз в обратном смысле говорилось?!
- Оно бы и получилось в обратном, как бы он после того зерно не спалил. А спалил, так избу-то с места тронули, но только уже в другую сторону.
- Так вы и понимаете все это дело?
- Не сказать, чтобы я. Все так и понимают.
- Хорошо… Когда после пожара все шли к дому Ударцева, кто шел впереди всех? Кто-нибудь шел впереди вас?
- Двое кто-то шли. Один - подлиньше, другой - покороче.
- А вот другие показывают, что впереди шли вы. Как по-вашему, это что-нибудь значит?
- Конечно, значит. Значит, я со всеми вместе и шел. Только чуток впереди. Все меня видели, а ужо тех, кто впереди бежал, тех, выходит, не видать было другим-то.
- Кто же были те двое?
- То ли Егорка Гилев с кем-то, то ли еще кто-то. Нет, сказать, и не знаю кто. Темно было. Они намного впереди были, те двое.
- И вы не посмотрели внимательно, кто же это был?
- Не посмотрел. Не знал, что меня об них спрашивать будут.
- Хорошо… Вы вошли в дом Ударцева. И там старик Ударцев замахнулся на вас ломом. Он имел намерение вас убить?
- Убить? Сроду бы не убил. Зачем я ему? Понужнул с избы - это правильно, было…
- Именно вас Ударцев покушался убить ломом…
- Почто же он меня облюбовал?
- Ну, прежде всего потому, что все выскочили вон, а вы остались в доме…
- А кто же это доказывает, будто он меня убить наладился?
- Все, кто был с вами.
- Так выскочили же все?!
Опять помолчали.
- По-вашему, что же, старик шутил?
- Нет, не шутил. Грозился он. Застращать хотел, чтобы с избы всех прогнать. Кто, может, и взаправду испугался, ему того и надо было. А я взаправду не принял. Как бы принял - тоже выскочил бы. Кому охота под смерть подставляться? Вы подставитесь?
Следователь постучал пальцами по столу, постучал карандашом и снова сказал свое "хорошо". Во всех его "хорошо" - точно можно было сказать - ничего хорошего не было, но тут ему вдруг будто что-то интересно стало, следователю, будто он и в самом деле не знал толком, подставится он под смерть добровольно или не подставится.
- Хорошо… Все выскочили из дома и стали толкать этот дом к берегу. Вы кричали при этом? Командовали? И люди вас слушались?
- Не было. Хотя крику-то, сказать, там было ото всех много.
- Все кричали, а вы что же - молчали?
- Ну какое там - не молчал вовсе. Сказать, так матерился я.
- Были очень возбуждены? Рассержены? Ругали старика Ударцева?
- Про старика-то я в ту же секунду и забыл. На кошку матерился.
- На какую кошку?
- А кто ее знает, какая она была? Темно же было. Людей-то толком не видать, а кошка - она же почти что махонькая…
- Почему же вы на нее так? На кошку?
- Она царапаться со мной взялась.
- Откуда же она появилась? Вдруг?
- Верно что - вдруг. Должно, с вышки свалилась.
- И - прямо на вас?
- Прямо на меня и угадала.
- Так вы, может быть, и не толкали дом?
- Раз-то успел. А тут она на меня. Ну, я и обои руки кверху - срывать ее с себя.
- Поцарапала? Сильно?
- Овчину поцарапала, а до шкуры не достала.
- На спину она вам спрыгнула? С вышки?
Степан провел рукой по плечам своего дубленого полушубка, расстегнул на нем еще одну пуговицу…
- На голову она мне пала.
- Покажите шапку!
Степан поднял - шапка лежала под ним на стуле. Протянул шапку следователю:
- Правое ухо где - там и глядите. Там она и царапалась.
Шапка мехом была наружу, а матерьялом подшивалась когда-то снутри. Годов ей было, припомнить, десять, около того. За эти годы и Полкашка ее трепал, и кошка в ней ночевала, когда одна, а когда и с котятами, с выводком.
Следователь повел на шапку глазом, но в руки брать ее не стал. Спросил снова:
- Значит, старика с ломом вы не испугались, а с кошкой всерьез воевали?
- У старика пущай и вовсе старое, а понятие. Он бы что сотворил, поцарапал бы кого - вы бы сейчас статью под его подбили. А с кошки какой спрос? Опять - она вдруг. Ты об ей и подумать не успел, а у тебя уха нет. На живом-то они, кошки, очень злые делаются. Другой раз ребятишки балуются и закинут кошку на корову, а того хуже - на коня, на лошадь, сказать… Так ведь беды же не оберешься!
- Хорошо… Ну, а кто-нибудь видел, как вы кошку эту с себя сдирали?
- Не скажу. Может, кто и видел. Опять же тёмно было. Ну, а слышать-то, верно, все слышали - она дивно как взревела.
- Значит, вы и дом толкнули один только раз? А потом занимались кошкой?
- Правильно-то сказать, так она на мне занималась. Ну, а после, как она ускакала, я побежал еще раз дом пихнуть. Он уже под яром весился, дом-то.
- И толкнули второй раз?
- Не удалось. Успел кого-то в спину, а тот уже руками и до стены доставал.
- Кого же вы толкали? В спину?
- Со спины-то я не узнал - кого. Темно было. Суматошно.
- Припомните. Постарайтесь.
- Постараться-то - так Николая Ермакова, однако. Однако, его. По голосу поминаю - он заругался еще: дескать, я его тоже следом за избой под яр пущу. А может, и не его вовсе.
Вдруг следователь снова поднял от бумаги глаза и тут же провел по глазам рукой. Он это так сделал, будто глядеть ему больно стало, но еще что-то он все-таки увидеть обязательно хотел.