Борис Ганецкий явился с корабля вовремя, как и обещал. Поцеловал жену. Задержал взгляд на ее платье:
- Ты решила ехать в этом архалуке?
Катюша вспыхнула:
- Нет. Я надену платье из креп-жоржета.
- Полосатое, что ли?
- Да.
- Только не поднимай высоко пояс… - "Надулась? Попробуем по-другому". - Покажи прическу, Катюша! Очень мило. Теперь лапки… О, я люблю именно такой лак.
Мир легко был восстановлен.
Борис в душе похвалил себя и прошел в комнату, расстегивая китель.
- Сегодня прямо летний день. Где-то идет снег, а у нас полная возможность отправиться к морю и даже выкупаться.
Пока жена переодевается за платяным шкафом, можно устроиться на диване, заложить ногу за ногу, закурить.
- Катюша, ты извини, я не хочу оспаривать твой вкус, но у нас в доме…
Катюша вышла из-за шкафа, зажав в зубах поясок. Скосив глаза, она застегивала на платье мелкие кнопки.
- К чему эти вышивки, Катенька? - продолжал Борис. - На стенах, на комоде, на цветочных горшках и даже на диване. К валикам нельзя голову прислонить. Десятки подушек на диване, и все с вышивками. Сидеть невозможно, боишься измять… Ты что, рассердилась или обиделась?
- Я просто не понимаю… Вместо того чтобы, приехав домой, посидеть спокойно, поиграть с сыном… ты издеваешься. И в какой уже раз… - Губы ее дрожали от обиды. - Так было у нас при маме. Мы делаем все, как было при ней: вышиваем, убираем комнаты, покупаем провинциальные фикусы и китайские розы. И мой отец хочет, чтобы все было так, как при маме. Моя мать была простая женщина…
- Прости, я не хотел тебя обидеть, Катя. Неужели нельзя пошутить, высказать свою точку зрения… Я думаю так, ты - иначе. Объясни. Может быть, я соглашусь. Между нами не должно быть недоговоренности…
Дальнейшее объяснение продолжалось в автобусе, по пути к Омеге:
- …Если я во всем буду потакать тебе, я могу стать неискренним, уйду в себя, перестану доверять твоему такту. Очевидно, я плохо воспитан, у меня дурные вкусы, но что ж делать? Я не выношу рукоделия, особенно вышивки. Мне нравится европейская простота, легкая мебель, воздух в квартире, а не фикусы.
Музыканты играли у моря, невдалеке от грузовика, где орудовала пивными кружками и насосом пестро разодетая Тома.
Радушный Тополь высаживал женщин на пожелтевшую, затоптанную траву:
- Заждались? Добре, добре. Платья шикарные, дамочки еще лучше. Катюша, прошу ручку! У вас на прическе букашка. Вот тут. - Снял ее. - Теперь добре… Гаврила Иванович! Городки привезли. Бачите? Все ваши поручения исполнены. Прошу!
- Сегодня отдыхаем, Роман Романыч, - Чумаков подбил ладошкой коротко подстриженные усы, - а завтра…
- Завтра есть завтра, - остановил его Тополь. - Завтра продолжается битва с бригадой Хариохина.
- Знаешь и это, Роман Романыч? Ну, ты у нас кудесник!
- Ваша деятельность на виду, Гаврила Иванович. Раз в неделю можете увидеть Тополя возле Доски соревнований и почета. Эй, эй, приятель! - Тополь остановил грузовик. - Давай черносмородиновую, лимонад! Пять ящиков, не забудь! Что? Ресторан знает? А Тополь наблюдает и изучает. Полный вперед! Прошу извинить, Гаврила Иванович. Я на Омеге как главный боцман на корабле, только дудки не хватает! Итак, продолжим… Улицы Льва Толстого и Ивана Голубца под переселенцев застраивать будут?..
Тополь потащил Чумакова к городкам, взвесил на ладошках несколько палок и "самые верные, битковые" вручил каменщику.
В море вяло ползли два тральщика. Силуэтами на светлой голубизне неба застыли корабли охраны внешнего рейда. Несколько яхт выстраивались для гонок. Орал в мегафон главный боцман яхт-клуба. Скалистое побережье мыса зигзагами уходило вдаль.
Борис пошел с Катюшей к берегу.
Оркестр играл вальс Штрауса. Кружились несколько пар. Возле легковых машин завтракали семьи старших офицеров. В воде кувыркались гимнасты в плавках, очевидно, из флотской лейтенантской молодежи.
Борис помахал кому-то фуражкой. Кому же?
Недалеко от берега, чуточку избоченясь, по щиколотку в воде стояла Ирина в светлом купальном костюме с молниями и кармашком, из которого торчал пунцовый платочек.
- Боря?! Идите сюда, Боря!
- Извини, Катя, - Борис развел руками, снял фуражку, - одну минутку! Ты понимаешь, когда служишь, приходится лавировать…
Борис чувствовал, что говорит нелепости, но язык ему не повиновался: эта рука, зовущая его, пунцовый платочек, как сигнальный флажок…
Черкашин сидел на коврике возле машины, повернувшись к нему спиной, зато Ступнин видел, все видел. Необходимо козырнуть. Командир корабля ответил кивком и посмотрел ему вслед.
Ирина подала руку, упрекнула:
- Боря, вы оставили жену одну? Немедленно возвращайтесь с ней. Нет, нет… Я хочу с ней познакомиться.
Вот и выход из неприятного положения. Теперь можно будет встречаться семьями. Рассеются подозрения, улягутся сплетни. И Ступнин тут. Как-никак одно дело встречаться с командиром на корабле, а другое - за бутылкой пивка. Здесь может иметь значение остроумный тост, удачно ввернутое словечко.
Радужные мечты лейтенанта вскоре разлетелись в прах.
- Идти к этой кривляке? - Катюша не могла даже на одну минуту представить себя в такой унизительной роли. - Идти после того, как ты сломя голову понесся к ней?
- Катя, неприлично, - умолял Борис.
- Что? Эта женщина нагло… да, да… нагло отняла у семьи мужа и отца… А ты учишь меня приличиям!
- Пойми, мне неудобно. Что она может подумать?
- Тебе безразлично, что могу подумать я. Тебя волнует, что эта ломаная дамочка может подумать о тебе. Не стыдно? Увидел ее, бросился к ней. Все уже обращают внимание.
- Да… Ты заставляешь своим… глупым поведением обращать на себя внимание.
- Глупым? Можешь идти куда тебе угодно.
Ирина махала им платочком, показывала на море.
- Она такая простая, культурная женщина. К ней многие несправедливы. Глупая зависть, наушничество… Ей так тяжело…
- Иди, утешь ее.
Катюша, не оглядываясь, быстро пошла к Томе.
В море, плывя рядом с Борисом, Ирина сказала:
- Не огорчайте жену из-за меня, Боря. Вспышки слепой ревности у нас, у женщин, непроизвольны, а потом… У любящей женщины ненадолго хватает запала.
Они не меньше получаса плавали вдали от купальщиков. Вернулись утомленные. Ирина скользила на мшистых донных камнях, и ее приходилось поддерживать.
- Нельзя так, нельзя, товарищ лейтенант, - скороговоркой упрекал поджидавший их Тополь. - Катюша домой решила ехать.
- У вас у самого жена есть, Роман Романыч? - раздраженно спросил его Борис Ганецкий.
- Есть. Вы же хорошо это знаете. Расчудесная женщина. Но я вот о чем: есть приказ, чтобы никаких инцидентов на Омеге. Понятно? А то политуправление запретит, и все…
Весь во власти обаяния чужой красивой женщины, Борис Ганецкий с оскорбленным видом опустился на траву неподалеку от Катюши. Сидевшая возле нее Тома вызывающе оглядела его, напудрила щеки розовой пуховкой.
- Что было, то прошло, - сказала Тома с чувством собственного превосходства.
- Мне оправдываться не в чем… - буркнул Борис.
- Вот вы и не правы, Боречка. - Тома по-птичьи округлила глаза. - Семья обязывает… Когда вы были один, Боря, еще понятно - могли порхать. А когда женились, завели ребеночка - надо по-другому… Катюша девушкой имела право встречаться с тем, с другим. За ней, как вам известно, ухаживали. Она красивенькая, умненькая, не при дороге лопух. Кавалеры были. А теперь она - пример для всех… Семья обязывает, Боря.
Борис вспылил:
- Какое вам дело до моей семьи?
- Знакомая мне семья, - на худом лице Томы появилась краска обиды. - Мы, севастопольцы, все как родные…
- Не надо, Тома, - попросила Катюша.
Тома завелась, и теперь ее не могли остановить никакие силы:
- Я мать Катюши знала лучше, чем вас. Хоронила ее… Братьев знала Катюшиных. Вы вот с галантереей на рукавах и на фуражке ходите и только представляетесь моряком, а они были моряки подлинные.
- Я не позволю!
- А чем ты выше меня, что не позволишь? - запальчиво спросила Тома. - Я за Севастополь заступаюсь… У нас лодыря редко встретишь. Трудовой город, весь в могилах…
- При чем тут ваша высокая мораль? Не понимаю.
- Как при чем? Надо понимать, где ты живешь. У нас не встретишь на улице какого-нибудь чернявого с усиками, вертлявого, руки в брюки, идет посвистывает. Не тот стиль. Все на виду - стыдно. Мы каждый камень закладываем в свой город, как другой кладет рубль в сберкассу. Что ты губой крутишь, Боря?
- А вы что на меня напали? Еще вредителем изобразите…
- Вредитель не только тот, кто порох под завод подкладывает.
- Ну вот, я же говорил.
- Вы пример с товарища Черкашина не берите, - неожиданно ввернула Тома, - он попал на кукан, туда ему и дорога. Разве это дело - жену бросил, детей? А что его жена - хуже этой была? Такая, я скажу, дамочка полненькая, представительная, одеваться умеет, вкус есть. Купальники, правда, у нее без якорей и без молний, как у этой, а всем другим ничем не хуже. А вот такая приехала в город, намутила, навертела…
Ганецкий не знал, как избавиться от взбалмошной буфетчицы, нападавшей на него с яростью тигрицы. Нужно немедленно погасить этот спор. Уступить ей, что ли?..
- Тома, - сказал он самым смиренным голосом, - я хочу вас заверить, что все это не имеет никакого отношения ко мне…
Тома придвинулась ближе, силком притянула его за рукав и так, чтобы Катюша не услышала, выдохнула ему в ухо заносчиво, угрожающе:
- Кобелируешь. С корабля - к ней. Катюша-то пока не знает, а если узнает…