Новый большой роман Аркадия Первенцева "Матросы" - многоплановое произведение, над которым автор работал с 1952 года. Действие романа развертывается в наши дни в городе-герое Севастополе, на боевых кораблях Черноморского флота, в одном из кубанских колхозов. Это роман о формировании высокого сознания, чувства личной и коллективной ответственности у советских воинов за порученное дело - охрану морских рубежей страны, о борьбе за боевое совершенствование флота, о верной дружбе и настоящей любви, о трудовом героизме советских людей, их радостях и тревогах. Колоритных, запоминающихся читателю героев книги - военных моряков, рабочих, восстанавливающих Севастополь, строящих корабли, кубанских колхозников, - показанных автором взволнованно и страстно, одухотворяет великое и благородное чувство любви к своей социалистической Родине.
Роман "Матросы" рассчитан на широкий круг читателей.
Содержание:
ОБ АВТОРЕ 1
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ 1
ЧАСТЬ ВТОРАЯ 22
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ 57
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ 82
ЧАСТЬ ПЯТАЯ 93
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ 118
Матросы
ОБ АВТОРЕ
Аркадий Алексеевич Первенцев хорошо известен читателям. Его первое литературное произведение "Кочубей", посвященное героике гражданской войны, вышло в свет в 1937 году и получило широкое признание как в нашей стране, так и за рубежом.
Вслед за "Кочубеем" А. Первенцев пишет большой роман "Над Кубанью", а в первые месяцы войны на сцене театра Советской Армии осуществляется постановка его пьесы "Крылатое племя". В этом первом спектакле о войне с немецким фашизмом отражаются события на фронте и работа заводского коллектива, оснащающего авиацию новыми серийными истребителями.
В Великую Отечественную войну писатель работает по заданиям Главного Политуправления в действующей армии и Военно-Морском Флоте и одновременно - специальным корреспондентом "Известий". Он выступает с очерками, публицистическими статьями и рассказами в газетах и журналах. За это время им созданы два крупных эпических произведения - романы "Испытание" и "Огненная земля", а после войны - роман "Честь смолоду".
А. Первенцев также автор пьес "Южный узел", "Младший партнер", киносценариев "Кочубей", "Третий удар", "Герои Шипки".
В сборниках его рассказов "Шестнадцатая весна", "Люди одного экипажа", "Девушка с Тамани", "Гвардейские высоты" преобладает военно-патриотическая тема.
Наряду с книгами путевых очерков о поездках в зарубежные страны А. Первенцев, капитан первого ранга запаса, выпускает книгу "Выход в океан" - о походе с военными моряками, в котором участвует он сам на борту крейсера "Михаил Кутузов".
Новый большой роман Аркадия Первенцева "Матросы" - многоплановое произведение, над которым автор работал с 1952 года. Действие романа развертывается в наши дни в городе-герое Севастополе, на боевых кораблях Черноморского флота, в одном из кубанских колхозов. Это роман о формировании высокого сознания, чувства личной и коллективной ответственности у советских воинов за порученное дело - охрану морских рубежей страны, о борьбе за боевое совершенствование флота, о верной дружбе и настоящей любви, о трудовом героизме советских людей, их радостях и тревогах. Колоритных, запоминающихся читателю героев книги - военных моряков, рабочих, восстанавливающих Севастополь, строящих корабли, кубанских колхозников, - показанных автором взволнованно и страстно, одухотворяет великое и благородное чувство любви к своей социалистической Родине.
Роман "Матросы" рассчитан на широкий круг читателей.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
I
Месяц тому назад матросы взорвали руины, расчистили площадку, а сегодня лучшая бригада елецких каменщиков Ивана Хариохина заканчивала третий этаж жилого дома по улице Ленина. В бригаде не только елецкие. Есть там два молодых парня из Херсона, демобилизованные саперы, и коренной севастополец, известный каменщик Гаврила Иванович Чумаков. Ему бы самому верховодить, да годы не те - пошел шестьдесят четвертый. Правда, Гаврила Иванович не терпел пустых разговоров о своем возрасте.
- Если бы я в куклы играл, тогда извольте, называйте меня стариком, - обычно говорил Чумаков. - Ну а если этот самый старик не хуже молодого ворочает? Ворон триста лет живет, а никто этому не удивляется.
Кумачовые полотнища призывали равняться на бригаду Хариохина. Что же, там настоящие мастера собрались. Прежде чем приехать в Севастополь, поколесили по стране, по самым ударным стройкам: восстанавливали Ростов-на-Дону, Воронеж.
В бригаде Ивана Хариохина работал его старший брат, человек иного склада. Невзрачный, болезненный, вечно дымивший дешевой кременчугской махрой, он старательно вырезал из газет и наклеивал в альбом все, что писалось о бригаде.
- Не иначе скоро за мемуары возьмется, - посмеивался над ним Иван, хотя порой его самого тянуло перелистать альбом, вспомнить былое, полюбоваться на фотографии.
Жарко. Камень будто из печи вынули. А пойди прокали увесистый блок "инкермана" - так называли камень, добытый в инкерманских штольнях. Солнце обугливало бугры, сжигало травы, немощно продравшиеся весной из нуммулитовых скал, и, казалось, превращало бирюзовые воды бухты в кипяток. В начале мая небо ненадолго затянуло тощей хмарой, покропило. Но вот уже июнь, а хотя бы одна-разъединая тучка прикочевала сюда.
- Ваня, проверь-ка стенку, - посоветовал Гаврила Иванович, перегнувшись и нацеливаясь опытным прищуренным глазом. - Вроде повело.
Хариохин опустил шпагатный отвес, верный, хотя и древнейший инструмент, и еще раз удивился точному глазу Чумакова.
- Есть немножко, выправим…
На веслах уходили в море барказы. Ползли, как мухи по зеркалу. Хариохин знал многих ватажков. Не иначе пошли сыпать сети на султанку - она уже появилась на рынке. Позавидовал рыбакам бригадир - им в море привольней. Смахнул ладонью пот и, не долго думая, стянул присосавшуюся к телу сатиновую рубашку - пусть просохнет. Тело у Хариохина мало тронуто загаром, мускулистое, по спине родинки, грудь широкая, плотная, как слиток; осколок только ковырнул ее, вырвал кусок мяса чуть ниже левого соска.
Подручная, его жена Аннушка, тоже передохнула, поправила косынку тыльной стороной ладошки, улыбнулась серыми лукавыми глазами.
- Притулиться бы к тебе, Ванечка, а?
- Притулись, - ласково ответил Хариохин.
- Солнышко-то не берет твою кожу. - Аннушка прикоснулась к спине мужа. - А ты говоришь, оно камни в пыль превращает.
- Меня даже пуля не взяла, бронебойный осколок, - довольный близостью жены, сказал Хариохин и сбросил старую пилотку - последний предмет вещевого хозяйства бывшего пулеметчика. - Смастери-ка мне, Анка, наполеоновку. Возьми ту газету.
- Сию минуту, Ванечка, - Аннушка блеснула белыми, словно промытая галька, зубами. - Надень, а то вчера скорая отвезла в больницу крыльщика: помнишь его, ярославский, на "о" разговаривал? Солнечный удар. Мог с крыши свалиться… Готова наполеоновка!
Аннушка нежно отстранила руку мужа, забрызганную раствором, и, приподнявшись на носки, не надела, а легко опустила бумажную треуголку на его пламенно-рыжие кудри, тронутые ранней проседью.
- Спасибо, Аннушка!
Под стать Ивану Хариохину, человеку зрелой мужской красоты, эта ядреная елецкая бабенка! Поглядишь на нее - не налюбуешься: локти смуглые, с ямочками, и такие же приманки на яблочных щеках; одна улыбка чего стоит; грудь высокая, бедра крутые, в поясе тонкая. Вот стоит в спецовке, рабочая женщина, без маникюров и завитушек, а богаче любой, самой распрекрасной. Матросы идут - обернутся все до одного. Только зря прихорашиваются, поправляют на голове круглые шапочки. Не оправдаются их надежды. И за это ее спокойствие, за женскую неподкупную гордость ценил свою ненаглядную Аннушку Хариохин.
Мелькали кельмы - оружие каменщиков. Посапывая и причмокивая, ложились рядами шершавые инкерманы. Вот тут будет знатная спаленка. Окна на море, корабли на виду. Разве только помешает база подплава. Ишь как гудит: где-то внизу заряжает аккумуляторы подводная лодка. Там, где сейчас скрипят заляпанные серым раствором помости и чавкают сапоги, поставят кровати, кто-то ляжет на них, натянет одеяло до самого подбородка, вытянется…
Хариохину даже спать захотелось от этих мыслей, вовсе не связанных с делом. А ведь и самому мечталось бросить скитаться по баракам, прочно осесть на месте, купить пружинную кровать, славянский шкаф с длинным зеркалом…
- Гаврила Иванович, когда из своей развалки выкарабкаешься? - спросил Хариохин Чумакова, продолжая работать в прежнем темпе.
- Выберусь, дай время. Не я один.
- Единственное в этом утешение?
- Почему единственное? - Коричневая рука Чумакова по привычке прикоснулась к седеньким, коротко подстриженным усам. - Дочки у меня вырастают.
- Вот для них-то и нужны спаленки.