* * *
Получив посылку Лозинского, Сонька в укромном месте прочитала письмо и тут же убрала свой товар в корзинку. Из торговки превратилась в покупательницу.
Она купила колбасы, несколько пирожков с мясом, две белых булки и с десяток конфет.
Дома все это, вместе с бутылкой, упаковала в аккуратный сверток. Переоделась в другое, более приличное платье, ради такого случая надела новые туфли, причесалась. И отправилась в больницу.
Она настояла, чтобы ее допустили повидаться с больным. Объяснила, что он одинок, семья у него в деревне. Нужно спросить его, как поступить с квартирой, следует ли сообщить о его болезни жене.
- А вы кто будете? Родственница? - спросил главный врач.
- Нет, меня прислали от профсоюзной организации завода.
Врач разрешил.
Сонька надела халат и прошла за сестрой в палату.
Нахальства и изворотливости у нее было хоть отбавляй, и сейчас, даже в столь странной роли, она чувствовала себя как рыба в воде.
Прокопенко сидел на койке. Он давно уже пришел в сознание, но был слаб и каждый раз при воспоминании о происшедшем снова начинал дрожать и забываться.
Он с удивлением посмотрел на неизвестную женщину со свертком в руках. Та осторожно присела на край табурета у кровати, поздоровалась и участливо спросила:
- Как ваше здоровье?
- Спасибо, - вяло ответил инженер, пытаясь угадать, что это за гостья, и не мог. Наконец не утерпел, спросил - Простите, а вы кто такая, откуда знаете меня?
- Я вас не знаю. И вы меня. Хоть и работаем на одном заводе. Меня от завкома послали проведать вас и вот кое-что передать.
- А-а… Большое спасибо. Только не нужно бы… - Горькое чувство скривило губы инженера.
- Ну, как это!.. Вы же один пока живете, вас и проведать некому. - Она развернула на тумбочке сверток. - Вот поесть я принесла и фруктовой воды бутылку. Кисленькая, лимонная…
Они поговорили минут пять в присутствии сестры, и посетительница ушла.
Вскоре Прокопенко захотел пить. Достал бутылку, налил полный стакан и с удовольствием выпил холодную, сладко-кислую воду.
А в это время главному врачу позвонили с Н-ского завода и справились о состоянии здоровья инженера Прокопенко.
Главный врач удивленно поднял брови.
- Да ведь от вас только что была какая-то гражданка.
- От нас?..
- Да.
- Вы что-нибудь путаете, мы еще никого не посылали.
- Сию минуту ушла…
- Как ее фамилия?
- Вот уж этого-то я, не спрашивал. Она сказала, что послана от завкома, и даже принесла что-то…
- Уверяю вас: мы никого не посылали. Тут какое-то недоразумение.
- Это мы выясним. Сейчас я спрошу больного, может… - Он не успел договорить: в кабинет ворвалась бледная сестра.
- С больным… с этим… плохо!..
Когда главный врач вбежал в палату, Прокопенко корчился в предсмертной агонии. Лоб его покрылся крупными градинами пота, на губах набиралась и пузырилась пена.
С соседних коек, приподнявшись на локтях, испуганно смотрели больные.
Помощь была уже бесполезна. Через несколько минут Прокопенко затих. Лицо его сразу начало принимать серый, землистый оттенок.
В палате толпились сбежавшиеся врачи, сестры. Главный врач распорядился забрать все принесенное неизвестной и вернулся к телефону. Позвонил в Управление НКВД.
Прибывший оттуда судебно-медицинский эксперт задал главному врачу несколько вопросов.
- Когда поступил к вам больной?
- Вчера утром.
- Диагноз?
- Сердечный припадок на нервной почве.
- Вы не пытались выяснить причину?
- Больной ничего не помнил. Стало плохо - и все.
- Кто он?
- Инженер Н-ского завода.
"Вот как!"- подумал эксперт. Он работал с Коржем и знал, что того интересует абсолютно все, так или иначе связанное с заводом.
Он приступил к вскрытию тела.
Было установлено отравление сильно действующим ядом. И странно: яд был точно таким, какой когда-то нашли у парашютистов. Сейчас уже эксперт счел необходимым позвонить Коржу.
Алексей Петрович не заставил себя ждать.
Прежде всего он поинтересовался, кто приходил к больному с передачей.
Главный врач виновато развел руками.
- Вы понимаете, я даже не спросил. Какая-то женщина. Сказала, что послана от завкома.
- Внешность ее обрисовать можете?
Врач начал вспоминать.
- В лицо узнали бы?
- Конечно.
Алексей Петрович показал ему фотографию Соньки Долговой. Врач испуганно посмотрел на Коржа.
- Она…
- Все ясно.
Корж закусил губу… Подумал: "Вот кто был у Оливареса на заводе! Он не оправдал его надежд и поплатился жизнью…"
Круг сужается
На квартире Прокопенко был произведен тщательный обыск. Он ничего не дал.
Корж побеседовал с соседями, расспросил, как жил инженер. Оказалось, что жил он неприметно и тихо. Не приходил ли кто-нибудь к нему? Нет, он как-то нелюдимо жил в последнее время. Только однажды, возвращаясь из магазина вечером, соседская старушка видела: к Прокопенко звонил какой-то неизвестный. Какой он из себя? А кто его знает! Не интересовалась и примечать не стала. Заметила только, что левая нога у него деревянная.
Вечером Корж сидел в сквере над Волгой. Он выбрал самую отдаленную скамейку в тихом, почти совсем не посещаемом уголке.
За рекой медленно догорала заря. Луга да и сама волжская даль постепенно заволакивались сизой дымкой. На мачтах судов, стоявших под горой, мигали первые слабые огоньки. Где-то справа слышались приглушенные расстоянием говор и смех гуляющих, а здесь тишина не нарушалась ничем.
Сержант Герасимова пришла точно в назначенное время.
Корж приветливо улыбнулся ей.
- Счастлив будет тот, кто добьется вашей любви.
- Почему?
- Не придется мучиться и страдать, ожидая свидания. Вы приходите аккуратно.
Девушка рассмеялась.
- Я вижу, вам приходилось долго ждать.
- В свое время было… Да… Садитесь и помолчим. Вечер-то какой!
- Чудесный! В такие минуты просто не хочется думать ни о войне, ни… - Она не договорила, но Корж понял ее.
Помолчали.
Потом Герасимова начала рассказывать.
- Сегодня между одиннадцатью и двенадцатью часами на рынок к Долговой подошел какой-то неизвестный старик. Не тот, о котором вы меня предупреждали, а совершенно другой. Такое потрепанное, измятое лицо. Он был в ватнике, старых пропыленных брюках и опорках на ногах. Он отозвал ее в сторонку и тихо спросил, она ли Долгова. Получив утвердительный ответ, передал ей бутылку, какую-то записку, сказал "от сапожника" и исчез. Что было в письме, я не знаю. Но Долгова тут же спрятала товар, быстро купила кое-что из провизии и отправилась домой. Минут через пятнадцать вышла переодетая, со свертком в руках. Пошла в больницу. Там она также пробыла недолго. Зашла домой, снова переоделась, вернулась на базар и до самых сумерек никуда с него не отлучалась. Вот все.
Корж задумчиво потер лоб.
- Вы хорошо рассмотрели фигуру человека, приходившего к Долговой?
- Хорошо.
- Я имею в виду не лицо, а именно фигуру. Особенно ноги. Вы заметили…
- Да, он был в опорках.
- И левая нога деревянная?..
- Нет. У него обе ноги были настоящие.
- Это точно?
- Совершенно.
- Н-да…
Корж не рассчитывал, конечно, что на рынок к Долговой придет сам Оливарес. Но… чем черт не шутит! Одно было ясно: кто-то из двух, хромой или этот, сегодняшний старик, - Оливарес. И скорей всего первый. К инженеру-то нужно было идти самому, ни на кого не надеясь, чтобы не рисковать. И потом Оливарес должен знать Соньку. Если бы он сам пришел к ней на базар, то не стал бы спрашивать фамилию. Но все это были догадки, их еще следовало проверить.
- Ну, хорошо, Лидия Николаевна. Дело идет к развязке, и сейчас как никогда нужно внимание, осторожность и выдержка. Малейший неверный шаг может погубить все. Не спускайте глаз с Долговой. Я выделю вам напарника для круглосуточного наблюдения.
В эту же ночь Корж выехал на машине в деревню, где жили жена и сын Прокопенко.
Он назвал себя сослуживцем инженера, направлявшимся в командировку и по его просьбе заехавшим по пути проведать их. Его встретили радушно, угостили парным молоком, чаем.
- Что же он - даже записки маленькой не черкнул? - спросила жена.
- Нет. Попросил проведать - и все.
- На него это похоже. В прошлый раз так же прислал какого-то старого друга, даже доверил ему деньги передать и ничего не написал. Он не говорил вам?
- Нет. А кто такой?
- Да я и сама его впервые видела. Хромой, на левой ноге деревяшка. Небольшого роста, усы такие седые, обвислые, как у запорожца. Оригинал большой!.. Передал мне мужнины же деньги и потребовал расписку по всей форме.
- Значит, денег порядочно было?
- Да, все-таки… Пять тысяч.
- А вы не помните его фамилию?
- Фамилию… Как же он назвался, дай бог память… Трофимов?.. Нет, не Трофимов. Коля, - крикнула она сыну, читавшему на крыльце книгу, - ты не помнишь фамилию этого хромого, что приезжал от папы?
- Гаврилов, - ответил тот, не поднимая головы.
- Вот правильно.
- Что-то я не знаю такого, - задумчиво покачал головой Корж.