- В ногах правды нет. Зря изводишь себя, милая! В Обнищаловку вправду идти боязно. Береженого бог бережет! Заарестуют ироды проклятые! - Матрена сердито сдвинула брови.
- За что же тебя заарестуют? У страха глаза велики! - засмеялась Мария, на щеках запрыгали ямочки. - Заарестуют…
- Да разве ж я за себя боюсь?! Кому я нужна! За тебя сердце изболелось. Уж скорее бы к себе вернулись. Спаси и помилуй нас, грешных! - Матрена широко перекрестилась. - Пойдем в Красавушки! В деревне на Тихвинской обетный день. Посмотришь ихних девок, с мужиками потолкуешь. Помещик там праздник Костромы устраивает… Моим старым ногам дашь покой…
- Ну хорошо, старая! Только знай: в следующий раз по селам пойду одна. Да и трудно тебе вышагивать эти длинные версты. - Уступила Мария, целуя ее в морщинистые щеки. - Одна, обязательно одна!
- Видно будет, - уклончиво ответила Матрена, подавая мешок, и неожиданно заключила: - Пока жива, одной не ходить! На моих руках выросла. Вместе будем бедовать, а за то, что уважила старую, спасибо!
Помещичий дом возвышался на пригорке. Сквозь пушистые липы красовалась белая изгородь. В старинном парке на виду часовенка с золотым крестом. Желтели дорожки, посыпанные песком.
Чугунные ворота барского дома распахнуты. В воротах казачки в сафьяновых сапожках. Управляющий. Тучный. Насупленный. Пугливо заходили в усадьбу парни. За ними гуськом- девушки. Низко кланялись на три стороны. На поклоны управляющий не отвечал. Мария с нянюшкой нерешительно остановились в воротах. Управляющий повернулся к ним:
- Чьи?!
- Анисьи сродственницы! - с поклоном ответила Матрена, держа за руку Марию.
- Заходи! Что зенки таращите!
На залитой солнцем лужайке топталась молодежь. В беседке, увитой плющом, - господа. Худенькая барышня в кружевном белоснежном платье, сам помещик. Видно, недавно вернулся с охоты. В светлом охотничьем костюме, тирольской шапочке с фазаньим пером. У ног худые борзые собаки с длинными мордами и настороженными ушами. Ременной плеткой барин нетерпеливо постукивал по желтому голенищу сапог.
- Барышня по весну приехала в имение. Господин для нее устроил купальские игрища - похороны Костромы, - за шептала Марии всезнающая нянюшка.
Мария улыбнулась: похорон Костромы, языческого праздника, она никогда не видела. Обычай этот ушел из народа. А помещик в Красавушках решил от скуки его возродить.
Крестьянские девушки отобраны одна к одной: ловкие, красивые. В венках из васильков, в косах яркие ленты. Колыхались белые пышные рукава кофт с искусной вышивкой. Девушки взялись за руки и медленно двинулись навстречу парням. Тихо полилась песня:
А, бояре, вы зачем пришли?
Девушки поклонились и замерли. К ним подходили парни. В расшитых рубахах с широкими кушаками. На головах войлочные шляпы. Парни, наигрывая на балалайках, пританцовывали:
А, бояре, а мы к вам пришли.
Протяжно заговорила дудочка. Девушки поплыли по кругу. Закружились оранжевые, синие, зеленые сарафаны, будто разноцветные колокольчики. Все бойчее притопывали лаптями парни. Нарастала и крепла песня. Красочной лентой замелькал хоровод:
А, бояре, мы невесту выбирать.
В центре хоровода появилась девушка, вся в лентах и цветах. Варвара - известная на всю округу красавица. Пепельные косы до пят. Большие голубые глаза в пушистых ресницах. На матовых щеках яркий румянец. В ушах поблескивали серьги. В красных сапожках. Приподняв точеные руки, Варвара поплыла лебедем по кругу.
Мария смотрела на нее с восхищением. Варвара в сегодняшнем празднике - Кострома-Весна.
Девушки с величальными словами и низким поклоном придвинулись к Варваре. Распустили ее косы, вплели ленты. На шею надели стеклянные бусы. Варвара-Кострома с достоинством кланялась подружкам.
Громче зазвучала песня. Парни окружили девушек, приговаривая:
А, бояре, нам вот эта нужна!
Хоровод расступался. На носилки, увитые лентами, с пением усадили Варвару. Посыпался дождь полевых цветов. Парни, подхватив носилки, понесли их к пруду. Зазвучали дудки, сопилки. Ударили в лукошки, пахнувшие свежим ивняком. Носилки поставили на берегу в осоку. На Варвару-Кострому пригоршнями лили воду.
Все было очень красиво и красочно.
Помещик громко смеялся. Барышня кривилась. Очевидно, все происходящее казалось ей грубым, неинтересным. Снисходительно поглядывала она на отца, прикрывая зевающий рот ладошкой. Передернула худенькими плечиками. Наклонившись к отцу, что-то сказала. Помещик встряхнул головой, крикнул:
- Спасибо! Девкам по кульку конфет и ситцу на кофты! Парням бражку!
Сразу замолкла песня, будто кто-то оборвал струну. Парни стянули войлочные шляпы. Поясные поклоны отвешивали девушки. Лишь Варвара стояла с высоко поднятой головой. По пруду поплыли венки с намокшими лентами.
"Вот и окончено представление!" - грустно подумала Мария.
- Знаешь, паря, у нас скоро царя не будет!
- Брешешь!
- Вот те крест! Не будет! Его заменят выборные по шарам!
- Фью-ю!
- Да обожди свистеть-то! В других странах выбирают по шарам, и у нас так будет. Крестьянам житуха - и податей-то нет, а землица-то наша!
- Вот учудил! Как же без подати?
- Не плати, и баста! Выберем царя из крестьян. Кормить его, а паче сродственников, не будем! А то всякие там принцессы, графья, князья… Каракозов-то хотел убить царя. Да, на нашу беду, спас его ваш костромской картузник!
- Но-но… Бог спас царя! "Жизнь царева в руках божьих!"- так в церкви поют…
- В церкви поют! Бог есть, да не в церкви. Бог в душе каждого! Вот так-то!
Мария улыбнулась. Шагнула из темноты к костру. Мужики лежали на земле, разгребая тлеющие угольки, прислушиваясь к спору. Спорили двое: старик и молодой парень. Старик в рваном армяке размахивал шапкой. У молодого парня лицо наивное, добродушное.
Крестьяне, завидев девушку, приветливо закивали, освобождая место у костра.
- Ночь-то какая звездная! Не помешаю вашей беседе? - Мария подсела к огню.
Когда-то она учительствовала в этом селе. Кузницу приспособили под школу. В стене из просмоленных черных бревен сделали окно, затянув его сахарной бумагой. Стекла помещик не дал, а достать не удалось. Крестьяне в школу детей отпускали неохотно. Летом нужно было помогать по хозяйству, а зимой ребятишки сидели на печи - ходить не в чем. Одежонка плохая, на всех - одни валенцы. Собирала сход в селе, говорила о пользе образования. Мужики согласно кивали. Управляющий из немцев презрительно морщился. Сделать ничего не удалось. Школа развалилась. Но первые ее ученики, белоголовые, вихрастые, любознательные, остались в сердце навсегда. Потом она не раз приходила в Красавушки, сдружившись с мужиками. Приносила запрещенные книжки, читала листовки.
- Ну как, Петровна, все бродишь по белу свету? - добродушно посмеиваясь в пшеничные усы, спросил молодой парень. - Как, нашла правду?
- Правду-то она давненько нашла, да все не может ее нам передать. Каждому своя рубашка ближе к телу, а до обчества и дела нет! - махнул рукой пожилой мужик.
К костру подбрели лошади, похрустывая травой. Пугливо поднимали голову. Косились на огонь. Стригли ушами. Мелко вздрагивали лоснящимися спинами. Глаза отливали кровавым отблеском.
- Что ж замолчал? - оборотился парень к старику.
- Пусть лучше Петровна расскажет про житье-бытье, чай, не зря пришла.
- Что ж, расскажу! Жизнь невеселая… Сами знаете, нищета, горе, голод. А чуть что - розги! Урядники, жандармы - все тут. За лишнее слово - в Сибирь…
- Правда твоя, Петровна. Много в нас холопства. Попробуй подними-ка народ… Нет, не поднимешь… Боится он…
- В городах обыски. Из университетов высылают сотни и сотни лучших. Что же делать?! Бомбы оборвали у Михайловского дворца жизнь Александра Второго… - Мария Петровна медленно помешивала палкой тлеющие головешки. - На престол вступил новый царь - Александр Третий. И опять тюрьмы переполнены. Владимирка гремит кандалами. А жизнь могла пойти по-другому. Вот "Письмо Исполнительного Комитета", вот что требуют революционеры от царя…
На небе разгорались звезды. Серебрился месяц, прокладывая блестящую полосу к деревне. Девушка поклонилась. Заторопилась к Матрене, пока не наступил рассвет.
Волчица
- Далеко ли до села, нянюшка? Сколько верст отшагали, а конца не видно… - Мария вздохнула, поправила котомку за плечами.
- Потерпи, касатка, перевалим через бугор, а потом уж чащобой. - Матрена с тревогой оглядела Марию.
Мария ступала тяжело, еле передвигала ноги. Почти целый месяц бродят они по губернии. Да и не впервой им это - читать мужикам запрещенные книги, готовить народ к бунту. Только уверенности в этом бунте было все меньше. Трудно, очень трудно в деревне. Заичневский звал ее к себе, но расстаться с деревней тоже было тяжело.
В последние дни она занемогла. Простудилась, что ли, когда укрывались в дырявой риге, пережидая ливень. Солома намокла от дождя. Нужно было бы возвратиться, а они решили заглянуть еще в одну деревушку, затерявшуюся среди болот. Завернули. Матрена, ее верная спутница, неодобрительно качала головой. Теперь они торопились в свое Горелое отдохнуть от долгого пути. Счастье, что рядом пылит Матрена, а то одной, пожалуй, и не добраться.
Матрена забрала котомку, которую Мария уже волочила по дороге, забросила за плечо.
- Давай передых сделаем… Ноженьки-то совсем разломило! - Матрена жалостливо сморщила лицо.
- Хитришь, старая! - улыбнулась Мария.