Прощайте, кудри навитые,
Прощай, любимый, навсегда!..
- Она что у тебя, в самом деле с ночи до ночи? - строго спросил Волков.
- Зачем? Кузьминична сменяет с четырех часов.
- Распустился народ у вас, - мрачно сказал Волков. - Плохо, что у вас коммунистов всего двое, даже организации нет… Горлопаны всякие…
Видно, его душили обида и злость, ему хотелось доругаться, но он старался не подавать виду.
- Работает она, надо сказать, честно, - пробормотал Иванов.
- А как насчет воровства? Уток не воруют?
- Вот чего нет, того нет, - сказал Иванов. - Уток не воруют.
5
Пониже утиного пруда находился другой - просто пруд, сделанный словно по заказу старомодного художника, весь в лилиях, обросший ивами, роскошный и томный.
Впрочем, он потихоньку погибал: мутная зеленая вода из утиного пруда непрерывно текла сюда по цементной трубе и заражала его.
Над этим прудом, на бугре, стоял коровник.
Это было длинное кирпичное здание, крытое, однако, соломой. Ворота его были распахнуты и зияли чернотой, как беззубый рот. На крыше из соломы росли стебли ржи. На спуске к пруду стояла изгородь из жердей, отделявшая загон, где земля была черная, липкая, перемешанная с навозом.
Видимо, когда-то строители намеревались отгрохать коровник по всем правилам. Размахнулись они широко, вывели коробку, положили перекрытия с рельсом для подвесной дороги - и тут исчерпалась смета. Работы прекратились, и сооружение было законсервировано.
Коробка стояла несколько лет, поливаемая дождями и обдуваемая ветрами, потихоньку разрушалась, и после укрупнения новый председатель махнул рукой, велел навесить кое-как сколоченные ворота, навалить на потолок стог соломы - и так это славное сооружение, минуя полосу расцвета, сразу перешагнуло из своего рождения в упадок.
Это было странно и нелогично. Все равно как если бы накануне пуска Братскую ГЭС законсервировали по причине исчерпания сметы, потом она долго стояла, а потом новый начальник приспособил бы ее под водяную мельницу. Так и рудневский коровник, вместо того чтобы стать прекрасным механизированным и современным сооружением животноводства, оказался просто скверным хлевом.
Спору нет, явление исключительное, и статистически, может, таких коровников совсем немного. Но рудневским коровам от этого не было легче: они ни разбираются в статистике.
Мужчины и Галя пошли вдоль коровника, и Степка сказал:
- Пойду еще искупнусь, ладно?
Он отделился и запрыгал вниз, взбивая ботинками облачка пыли, снимая на ходу рубашку.
Тут Гале стало по-настоящему жарко, она почувствовала себя неважно. А вид коровника нагнал на нее что-то близкое к тоске.
За коровником оказались люди и стояла машина-цистерна с надписью "Молоко". Женщина в соломенной шляпе ругалась с шофером. Она упрекала его за то, что приехал поздно: молоко уже могло прокиснуть.
Молоко стояло здесь же на солнцепеке в больших помятых бидонах; было странно, почему оно ждало машину именно на солнцепеке. Машина гудела: шофер втыкал в бидоны толстый шланг, а через него молоко всасывалось в цистерну.
Заметив Волкова, женщина перестала ругаться и заулыбалась.
- Сергей Сергеич, вот нежданный гость! А мы запарились совсем. Вот скажите, как работать, если транспорт прибывает после обеда? Ну, полюбуйтесь! Вот хорошо, что партийное руководство само увидит. А у нас потом молоко не принимают. Пожалуйста!
- Маркин в аварию попал, я вторым рейсом пришел, - угрюмо сказал шофер.
- Часто так бывает? - строго спросил Волков.
- Да нет, сегодня первый раз, кажется, - сказал шофер.
- Ах, они когда хотят, тогда и приезжают! - всплеснула руками женщина. - Вчера пришел в пять часов, позавчера - в семь… А сегодня - полюбуйтесь.
- Что за черт, уж не прокисло ли? - удивился Волков, заглядывая в бидон. - Это утреннее?
- Холодильника у нас нет, Сергей Сергеич, сами знаете. Я неоднократно обращала внимание руководства.
- Вы бы хоть в тени поставили.
- Рабочей силы нет, Сергей Сергеич. Доярки распустились, я одна разрываюсь. Я не могу таскать бидоны, а их попробуй заставь - такого тебе наговорят!
- Слушай, что это у вас творится? - хмуро спросил Волков у Иванова.
- Это сегодня, - поспешно ответил бригадир. Молоко забирают утром, пока не испортилось. Корыто сделано, чтобы ставить бидоны в холодную воду, но они хранят в нем свои скамейки.
- А кому носить воду? - воскликнула женщина. - Я не могу одна носить, вы знаете, я человек больной, а их не могу заставить. Им и слова не скажи. Бегаешь, крутишься, ради общенародного же блага недосыпаешь, недоедаешь, а тебе еще упреки, заявления пишут!..
Она поднесла руку к глазам и всхлипнула.
- Какие еще заявления? - устало спросил Полков.
- На меня, какие же еще! Воробьеву подают.
- Я не видел.
- И хорошо, что не видели. Им верить нельзя, им лишь бы не работать. Никакой сознательности. А пуще всего Нинка Денисова!
- Денисова с завтрашнего дня свободна. Вот новая доярка вместо нее, знакомьтесь.
Женщина в соломенной шляпе быстро окинула взглядом Галю, приветливо улыбнулась, протягивая красивую тонкую руку:
- Софья Васильевна, заведующая фермой.
- Как у вас план? - продолжал спрашивать Полков.
- Стараемся. Выполнение положительное. Среднесуточный надой выше, чем в других бригадах. Получаем по четырнадцать килограммов молока от фуражной коровы.
- Неплохо. Для такой фермы неплохо.
- Ну как же! - обрадовалась заведующая. - Последнее решение обкома обязывает нас бороться за пудовые надои. Мы полны решимости достичь этого уровня.
Галя тем временем удивленно оглядывалась.
Шофер сложил шланг, завел мотор и поехал, ни с кем не попрощавшись, как лицо совсем постороннее.
Смуглая приземистая старуха принесла из пруда два ведра воды и принялась споласкивать бидоны. Ей, видно, было неохота и тяжело идти к пруду вторично - она экономила воду: сполоснув один бидон, переливала в другой и так далее. Раз сполоснутые бидоны она ставила вверх дном сушиться.
Галя все больше недоумевала: как это утреннее молоко стояло до сих пор, почему бидоны моются водой из пруда - и никто ничего не говорит, словно так и надо? Почему вокруг столько грязи, мусора, если достаточно пройтись граблями и убрать? Еще больше поразил ее коровник внутри.
Навоз здесь лежал таким толстым слоем, что нога ступала по нему, как по матрацу. Все вокруг было бурым от грязи, от потеков воды с потолка (солома наверху была скорее декорацией, чем защитой от дождя), окна в большинстве выбиты.
Мордами к окнам, хвостами в проход стояли в два ряда коровы на цепях. Их облепили тысячи мух. Коровы беспрестанно топали, обмахивались хвостами; цепи гремели.
Волков осторожно шел первым по проходу, с опаской поглядывая на размахавшиеся хвосты.
- Почему они голодные стоят? - спросил он.
- Это Панькин подкормку еще не привез, - объяснил Иванов.
- Чем подкармливаете? Викой?
- Ну да. С овсом.
- Свежим воздухом они их подкармливают! - раздался насмешливый голос.
В проходе показался молодой парень - рослый, загорелый богатырь с предлинным кнутом на плече.
- Свежим воздухом и молитвами, - весело повторил он. - Кабы я не гонял их на пашу, дали б ими нам четырнадцать литров!
- Что врешь! - сердито крикнул Иванов.
- Почему вру? Пусть парторг сам поглядит на кормушки, да там две недели ничего не было.
- Чего врать пришел сюда? - истерически крикнул Иванов. - Позавчерась давал вику с овсом. Ты чего наводишь тень? Смотри, Костька, доведет тебя твой язык. Распустились!
- Я вас не боюсь, - насмешливо сказал парень. - Без меня вы зашьетесь с вашей фермой. Ясно?
- Ты знай свое дело и не трепись. Пришел выгонять?
- Ну?
- Ну и выгоняй.
Наступило неловкое молчание, только фукали и громыхали цепями коровы.
Костя пожал плечом и стал отпускать коров. Ночуя свободу, они как-то поспешно, испуганно бежали к двери, за которой звонкий мальчишеский голос на них бодро закричал, послышалось хлопанье бича.
- В самом деле, что-то у вас нехорошо… - пробормотал Волков, заглядывая в кормушку: она была чистая, вылизанная - единственное чистое место в коровнике; и только на дне лежал гладкий кусок серой каменной соли-лизунца: соль, видимо, имелась на ферме в достатке.
- Не слушайте их, горлопанов! - воскликнула заведующая. - Сергей Сергеич, им вечно мало, им все не так. Мы работаем не покладая рук. Коллектив полон решимости выйти на первое место по управлению.
- Коровки у нас хорошие, - оптимистично подтвердил Иванов.
Волков задумчиво смотрел, как коровы бегут к выходу, огибая грубо сколоченное корыто, в котором лежали скамейки и разная ветошь.
- Слушайте, - вдруг сказал он глухим голосом. - Вы на отшибе, к вам ездят редко, вы что это, очки втираете?
- Сергей Сергеевич!.. - воскликнула заведующая жалобно.
- Еще весной я велел поставить громоотвод! - закричал Волков истерически, не слушая ее. - Где громоотвод?
- Извините, забыли, - виновато пробормотал Иванов. - Тут делов этих… сдохнешь, не упомнишь… Сергей Сергеевич…
- Вы все забыли, вы забыли! - продолжал кричать Волков, кажется, не на шутку распаляясь. - И подкормку забыли, и уход забыли, элементарные правила животноводства забыли. Для чего вам головы даны? Для того, чтобы ими глядеть? Или для того, чтобы ими есть?
Галя впервые увидела его в гневе. Такой он был некрасив, неестествен; даже становилось как-то неловко за него, хотя он говорил и правильно.