Леня разжевывает маковку, стараясь не чавкать, как его дружок, а все же приходится нарушить преподанные матерью правила и забраться пальцем в рот, чтобы освободиться от прилипшего к зубам комка.
На "транспортир" поднимается отец, Леня пристраивается рядом. Отец не спешит и старается ответить на вопросы, постоянно возникающие в мальчишеской голове.
- Папа… - Леня заходит с другой стороны, там поудобнее - меньше снега, - если вы уходите в автономку, партийные взносы вперед платите?
- Зачем тебе? В партию готовишься из пионеров?
- Скажи, папа.
- Платим, как и положено. Месяц прошел - платим.
- А разве под водой деньги ходят?
- Ходят. Из рук в руки.
- Купить на них ничего нельзя?
- Зачем покупать? Все так дают.
- Бесплатно?
- А то ты не знаешь?
Отец сворачивает туда, куда ему нужно. Советует сыну поскорее добираться домой, отогреть нос и щеки, а вечером, после окончания уроков, они еще поговорят. Отец и сын расходятся в разные стороны, а перед сном, когда уложен на будущий день олений ранец, возвращаются к прерванному разговору.
- Деньги в подводной лодке не нужны. - Морщинка возникает от межбровья, чуточку вверх, кривым рожком, так же как у отца.
Волошин с радостной тоской отыскивает свои приметы, вспоминает свое тяжелое военное детство. Может быть, потому отцовская морщинка глубже, ветвистей. Сын его слишком часто задумывается. Пожалуй, виновна мать: она старается быть стойкой, провожая его в походы. Но насколько хватает ее мужества? Какие беседы ведут они вдвоем с сыном, поджидая его, вылавливая любую весточку, откуда только возможно - из штаба, от таких же, как и она, жен офицеров подводного флота?
- Партийные билеты мы не сдаем, Леня. Твой приятель ошибся.
- У него же отец парторг. - Леня не хотел бы, чтобы его ввели в заблуждение или говорили с ним, как с ребенком.
- Где бы мы ни были, мы остаемся коммунистами, - разъясняет отец, берет руку сына, пожимает ее, пробует. Рука стала крепче - помогли лыжные палки. Мускулистей стал и сам Леня, здоровье прежде всего. - Партбилет, вероятно, сдают разведчики, которые отправляются в тыл врага, а мы идем в плавание на своем корабле, вооруженном, с отличными машинами и механизмами. Мы такая же воинская часть. К нам не подобраться никому чужому, все закрыто, Леня. Крабу и то не за что зацепиться. Так-то…
- А если начнется война?
- Когда?
- Откуда я знаю - когда? Вдруг. Вот ты уйдешь, проводим тебя, и начнется…
- Будем воевать, Леня.
- В бой пойдете коммунистами. - Леня хмуро улыбается, хотя ему совсем не весело. Военный городок всегда в готовности. Здесь не плавят сталь, не добывают руду и мысли всех заняты одним. От них никуда не уйти. Где-то оборона - лозунг, здесь - постоянное дело, вернее, работа, такая же трудная, как в руднике или у мартеновской печи.
- В бой пойдем коммунистами, - строго повторяет отец и выжидает.
Леня думает, сжимает губы, недетская тоска разливается по его побледневшему лицу, и ручонка дрожит, шевелятся пальцы.
- Подводные лодки останутся последними в мире? - вышептывает он, глядя в одну точку, туда, где играет тусклый зайчик на рукоятке повешенного на стене кортика.
- Теоретически - да, Леня.
- Теоретически. - Он повторяет это чужое и жесткое слово, спрашивает: - Ты останешься, а нас не будет?
Волошин обнимает сына, долго не отпускает, ждет, пока установится ровный ритм сердца.
- Не думай об этом. Все будет хорошо… Мы и работаем, Леня, чтобы все было хорошо. И ты стараешься вместе с нами.
- А я как?
- Тем, что веришь, ждешь, помогаешь моим мыслям. Я всегда с тобой, с мамой.
- Ну, папа, ты всегда далеко от нас.
- Нет. Близко. Сердце - раз. А голова! Еще не изучили, какой это сильный локатор. Может быть, импульсы твоего мозга летят ко мне, а моего - к тебе…
Леня не склонен выслушивать фантастические теории.
- Вода не пропускает импульсов. Ты же сам говорил, папа. Если бы на надводном - другое дело…
Волошин как бы заряжается от сына, от этого родного тельца, прикасается губами к его глазам. Импульсы пока близко, рядом пока… А вскоре - долгая разлука. И этот далеко не сентиментальный человек размягчается, в мозгу тесно от мыслей. Если б кто-то посторонний мог туда заглянуть!..
Беседа продолжается и на следующий день. Ленька нетерпеливо поджидает отца, услыхав звонок, стремглав бросается к двери. Он помогает отцу раздеться, вдыхает запахи его одежды, прикасается щекой к мокрому меху воротника, а потом так же осторожно, будто невзначай, к его волосам.
- Папа, покажи мне партийный билет. - Его мысли продолжают действовать в одном направлении, надо проверить всезнайку-хвастунишку Рубена.
- Изволь. - Отец расстегивает пуговицы кителя, достает партийный билет.
Ленька бережно принимает билет, раскрывает не сразу и любуется фотографией отца: совсем молодой, будто их школьный физрук.
- Значит, вы не сдаете их перед походом?
Леня отдает партбилет, складывает ладошки, сжимает их коленками, замолкает.
"И у меня в детстве была такая же привычка, - думает Волошин, - ладошка к ладошке - и между колен. Откуда он-то узнал? Как сумел перенять?"
В голове вяло копошится что-то о генах, обрывки полузабытых сведений, а сын похож на него - приятно до немоты в челюстях, будто электротоки отцовства пронзают его, и рука тянется к недавно постриженной голове сына.
"Если и не вернусь, останутся гены, продолжат движение волошинской крови… Но как это не вернусь?! - Простая мысль оборачивается в другом плане, возникают тревожные ассоциации, и становится тоскливо до жути. - Никогда не увидеть Леньку? Исчезнуть где-то в глубинах?"
- Так почему же не сдаешь? - пытливо продолжает Леня. - Если кто едет за границу, тоже не сдают?
- Сдают.
- Вы же за границу?
- Нет.
- Океан же.
- Мы плаваем в экстерриториальных водах. - Он не сюсюкает с сыном, а всегда говорит с ним, как со взрослым. - Они не принадлежат никому.
- Экстерриториальные… - Мальчику нравится это длинное иностранное слово, потому что оно связано с морем, с приливами и отливами, с туманами и штормами, с кораблями.
Леня узнает у отца ширину территориальных вод и мысленно представляет расстояние по знакомым ориентирам - расстояние от дома до школы, от Юганги до главной базы. Двенадцать миль насыщаются, чуть ли не одушевляются. Двенадцать миль - чепуха. А все, что дальше, - свободный простор, где можно плавать сколько угодно и когда угодно. Отцу ничего не грозит. Он не нарушает законов, его никто не может задержать, осмотреть, спросить. Одним словом, не опасно.
Выясняется, территориальные, то есть неприкосновенные, воды в разных странах различны по ширине. В Америке они всего три мили.
Отец должен уйти на ночную работу. Куда, зачем - в семье не спрашивают. Обещает вернуться не раньше трех ночи.
- Еще что, Леня? Только заруби на лбу - секретов не выдаю. Знаю, ты позавчера был иностранным шпионом.
- Это игра, папа, я не хотел. Мы по очереди играем плохих… Папа, а почему в… экстерриториальных водах, - он запинается на первом слоге, потом овладевает новым словом, - ты идешь в подводном положении?
- Так лучше.
- Лучше? Помнишь, на полюсе ты… "с наслаждением глотал свежий воздух". Он даже дурманил тебя.
- Потому и не всплываем, чтобы не дурманило. До свидания, любопытный сынище.
- Любознательный, - поправляет сын.
12
С женой Зинаидой у Волошина сложились ровные отношения. Она хорошо понимает, кто ее муж, и полностью смирилась с Югангой, с разлуками и не ждет перемен. Она окончила консерваторию в Ленинграде, активистка в кружке самодеятельности, ее называют лучшим конферансье. Вот и все скромные заслуги этой тридцатилетней женщины. Она любит своего мужа, старается не огорчать его и тем самым помогает ему спокойно служить, добиваться успехов, продвигаться вперед. Зинаиду Волошину юнцы-офицеры между собой именуют пикантной блондинкой. Как и любой женщине, ей скучно быть женой Цезаря, а выхода нет.
Те или иные происшествия попадают как камень в тихое озерцо, мгновенно расходится много кругов. Снова Танечка у всех на языке, ее и поругивают, и завидуют. Она всегда в центре общественного мнения, будь то новая шуба, неожиданная поездка или просто нечто вроде потасовки со своим ревнивым мужем.
Как и многие женщины, Зина Волошина была любопытна.
- Не слышал подробностей, Володя, что там произошло у Лезгинцевых?
- А что говорят?
- Говорят, опять замешался Ваганов. Примерно то же самое, что и полтора года назад… - Она готовила сына в школу. В комнате держался запах утюжки.
- Да, опять Ваганов, Зина, насколько я в курсе дела.
- Зачем вы его сюда пускаете?
- Во-первых, пускаем не мы. Во-вторых, он отличный, нужный нам специалист. Лучше ответь, почему так получается у Лезгинцевых? Кто из них виноват? Жена?
- Мне бы не хотелось взваливать все на Татьяну. Она баба хорошая. Ей трудно с Юрием.
- Почему? - Волошин не знает еще, куда клонит жена, и заранее настроен отбить все атаки. Лезгинцева он не даст в обиду, пусть даже и есть какая-то доля его вины.
- Семейная жизнь состоит из взаимных уступок, - после короткой паузы изрекает жена.
- Афоризм?
- Действительность нередко афористична. - Зина просматривает выглаженную куртку - надо пришить пуговицу. - Татьяна южанка. Ей трудно переносить здешние условия. У нее своеобразный характер… Она человек общества.