- Не бегство, а поползновения к нему. О прямых дезертирствах не может быть и речи. Приедет, поглядит, дрогнет. Обстановка-то суровая. От неполноценных освобождаются, им здесь делать нечего, следовательно, нечего им и под ногами крутиться. Правда, офицер государству дорого стоит, тем более современный специалист. Других перевоспитывают, перетирают на жерновах, мука получается, даже зачастую первого сорта. Есть у меня примеры… Если взять подводный флот, там офицерский состав непрерывно обновляется. Круговорот примерно десяток лет. Субмарина как бы омывается свежей, нормально пульсирующей кровью. И рост идет быстрей. Причина? Много кораблей входит в строй. На подлодке более надежная проверка качеств, особенно на суперлодках. Туда тяга большая. Техника прогрессивная. Скажу без стеснения - завидую вам. Вы будете видеть все свежим глазом, в первооснове, и не забивайте голову техникой, все равно в ней запутаетесь. А люди, это всегда интересно. Замечал я, как мужают ребятки на подводных лодках. Прежде всего оттуда выходят подлинные энтузиасты, причем высокообразованные, вытряхнувшие из себя все вредные примеси, увидевшие грани жизни и смерти. Такую молодежь, как и старых воробьев, на мякине не проведешь.
Танечка продолжала нервничать. Завела пластинку с невероятным шейком, потанцевала в одиночку, вызвав глубокое неодобрение контр-адмирала.
- Не знаю, как вы, а мне подобные танцы претят, - шепнул он Дмитрию Ильичу, - ничего приятного. В каких-то дебрях негры, кажется, возбуждаются подобным образом. Только нельзя обвинять негров. У них танец ритуален.
- У меня дочка танцует, - признался Дмитрий Ильич, - за кнутик возьмешься, сразу превращаешься, в ее понятии, в ретрограда. В школах преподают.
- Вот этого не пойму. - Лев Михайлович развел руками. - Возможно, как физкультуру? Зарядка, конечно, активная. Если бы раньше сочинили шейки и роки, как их именуют, может быть, мои сцепления были бы надежней, - и похрустел костями. - Кажется, идут запоздавшие?
На лестнице послышались мужские голоса, щелчок замка. В прихожую ввалилась, по-видимому, целая гурьба.
Топорков прислушался.
- Мой подопечный, штурман Стучко-Стучковский, сам хозяин, Ваганов и, кажется, Бударин. Это возле Ваганова защебетала Танечка. Слышите, даже голос изменился. О, женщины, женщины! Ваганов - крупный специалист по реакторам. Дело свое знает, но по совместительству - ужасный сердцеед. По-моему, выработал спортивный интерес к этому виду соревнований… Да вот и он…
Войдя первым и заметив адмирала, Ваганов шагнул к нему с улыбкой.
- Милейший адмирал! Рад до бесконечности. - Он старался заглянуть в глаза привставшему адмиралу и с таким же радушием обратился к Ушакову: - Наслышан о вас. Жаль, мы не подлежим оглашению, я бы вам таких сюжетов подкинул! Все бы от зависти померли.
- Прежде всего - ваши противники? - съязвил Топорков.
- Нет, моих противников так легко не осилить. Я имею в виду коллег Ушакова. - Ваганов налил себе водки. - Вы думаете, только среди нас вспыхивают сражения? Творческая среда также находится в состоянии вечного брожения. Ваше здоровье, Танечка! - Он запрокинул голову, выпил залпом, крякнул нарочито.
Судя по всему, ему приходилось бывать здесь, и вел он себя нагловато, по-свойски.
- Разрешите представиться, некто Бударин. - В дверях стоял с полушутливым поклоном, руки по швам, моложавый вице-адмирал с колодкой орденских планок шириной с добрую ладонь.
Поклонившись, Бударин прошел к дивану, устроился возле валика и продолжал наблюдать, не вступая в беседу. На его несколько помятом лице бродила усмешечка, перекатываясь из одного уголка рта к другому. Возраст его можно было угадать только по отяжелевшему подбородку, по складкам возле ушей и на шее и вяловатости его тонких губ.
К вице-адмиралу Бударину относились по-разному. Никто не отрицал его значительных заслуг, в частности, по первым рекордам автономных походов советских подводных лодок. Бударин с годами внешне оставался таким же энергичным, веселым человеком с привкусом моряцкой грубоватости. Одних это шокировало, других, не умевших распознавать подлинного демократизма, устраивало. Такой, по их мнению, мог быть ближе к матросу. Не всегда это оправдывалось. Матросы современного флота умеют ценить деликатность и утонченность своих командиров. Соленая, плоская шутка или откровенный матюк отнюдь не сближают. В войну Бударин командовал крупными соединениями, умело высаживал дерзкие десанты, участвовал в освобождении придунайских стран Европы, заслужил звание Героя.
Когда Ваганов учтиво преподнес ему водки, выпил, от закуски отказался:
- Разрешаю столь бесцеремонно исключительно из-за крепчайшей наружной температуры. Сорок здесь - сорок там.
- Пожалуйста, никаких церемоний, Семен Прокофьевич! - Танечка разлила еще, предложила Ушакову и Стучко-Стучковскому: - Прошу немедленно уравновесить наружную и внутреннюю температуру! - Она выпила, постучала краешком рюмки по ногтю большого пальца. - Ни одной капельки!
- Браво, Татьяна Федоровна! - Ваганов похлопал в ладоши, обратился к Ушакову: - Не правда ли, как она мила! В ее присутствии чувствуешь себя комсомольцем. Годы так и улетают с твоих плеч!
- Какие там у вас годы, - сказал Бударин, - не хвастались бы!
- Как какие? Пятьдесят стукнуло.
- Пятьдесят? - Бударин передернул плечами, усмехнулся: - Не поверил бы. Видно, в роду все такие.
- Мой род идет не то от греков, не то от немцев. Бисмарки и Одиссеи! - Ваганов смаковал крупные маслины: - Отборные. В соламуре. Фирма Данекс, Афины. Угадал, Лезгинцев?
- Не знаю, - глухо ответил Лезгинцев, присевший возле Топоркова с усталым, безучастным видом.
- Надо знать! Скажите Гневушеву, чтобы обязательно прихватил дюжины две банок Данекса. Отличнейшие маслины. Пушкин о них писал в Одессе. Запомнили, Лезгинцев? Данекс, Афины!
Лезгинцев угрюмо промолчал, повертел в руках сигару и передал Бударину, закурившему ее с особым шиком.
- Насчет маслин вношу поправку, товарищ Ваганов, - сказал он, выпуская первый клубочек дыма. - Сколько ни плавал на подводных лодках, в глаза не видел ни одной маслины. Нет в штате маслин, товарищ Ваганов. И Гневушев бессилен, как бы вы ни хвалили свой греческий товар.
Лезгинцев благодарно глянул на Бударина, сказал:
- И я за всю свою службу маслин не ел.
- Кирилл Модестович, мы так рады, - постаралась смягчить Танечка, - Гневушев обязательно захватит именно таких маслин. Они чудесные. Как масло. - Съела одну. - Юра, займи гостей, не сиди истуканом. Мне нужно… Понимаешь? Я хозяйка. У меня нет вестовых.
Ваганов остался доволен вниманием хозяйки. Его восточные глаза блестели, седина на висках красиво оттеняла темную кожу. Полные губы были полураскрыты, обнажали правильный и плотный ряд белых зубов, которыми он, по-видимому, гордился. Могучий его торс обтянула замшевая куртка. Принявшись рассказывать о каком-то иностранном ракетном катере, он продемонстрировал скорость его хода на "молнии" своей куртки:
- Мчится, подлец! Ракетоноситель с ракетными двигателями. Штучки придумали, я вам скажу. И все потому - не нужно бегать, доказывать, утверждать. Если - да, значит, да! А то я пришел в одно высокое учреждение, аллах иль аллах! Гляжу, на калориферах папки с неподписанными бумагами, проектами. На очереди… Аллах иль аллах!
- Загибает, - недружелюбно бормотнул соседу Стучко-Стучковский, - такой выдавит любую подпись. Нажмет коленкой на диафрагму - не никнешь… Не люблю я этой дурацкой манеры обязательно капать на нашу организацию. Под водой мы лучше их плаваем. В космосе и в атмосфере - не хуже. Недра лучше. Где у них Тюмень или якутские алмазы? Есть у нас этакая холопская привычка барина бранить… - Стучко-Стучковский разгорячился, обратился к Ушакову: - От рабов сохранилось. От крепостничества или от нашей расейской привередливости. Вот он взял маслину - и ну ее прославлять. Противно. Я эти маслины в рот не возьму. Меня в концлагере их жрать не заставишь. Ракетоноситель. Как молния. Да наши ракетные катера лучше любых! А какие эскаэры!..
- Вы ближе, ближе присмотритесь к Стучке, - посоветовал Топорков, - один из моих любимцев.
Ваганов снова завладел вниманием присутствующих. Он хвалился на пари разорвать колоду карт на восемь частей.
- Был до него один великосветский шалопай, великий князь Михаил Александрович, тот на шестнадцать частей рвал колоду, - сказал Топорков. - Только у этого других дел по горло.
Дмитрий Ильич, заметив, как волновался этот сдержанный человек - у него пальцы подрагивали и речь спотыкалась, - сказал:
- Не судите его слишком строго, Лев Михайлович. Все наигранно. Да и ныне модно стало…
- Что модно? - гневно перебил его адмирал. - Вы тоже за безапелляционный нигилизм? Простите, самоедством заниматься не намерены-с! - он завершил решительным взмахом руки.
- Я с вами полностью согласен, Лев Михайлович, - переждав несколько секунд, сказал Дмитрий Ильич, - и мне приятно…
- Ну что ж, слава богу, что вас не расшатали, - суховато произнес адмирал. - А ежели накренитесь, на нас не надейтесь. Мы не в силах каждое дерево подкреплять этими, как их садовники называют, чатамами?
Стучко-Стучковский неодобрительно взглянул на Ушакова, обратился к погрустневшему адмиралу и затеял с ним учтивый профессиональный разговор, судя по всему, с единственной целью - вернуть своему наставнику доброе расположение духа.