7. Бетонный столбик
Мелкая речушка тихонько катила камушки.
- Ласковая! - кивнул я на нее.
- Угу! - буркнул Константин Сергеич. - Мать этого головореза тоже ласковая…
Из-за кустов орешника показался бетонный столбик. Тот самый, про который мне когда-то не стала рассказывать разговорчивая водительша. Подхожу ближе. На нем потемневшая стальная пластинка:
"Старшина первой статьи Георгий Степанович Васьков. 1939–1963. Трагически погиб на этом месте, спасая утопающих".
Верещат цикады. Мелкая речушка камушки моет. На верится… Думаю: "Как же ты не сберегся, старшина первой статьи Васьков? Как тебя одолела эта по-кошачьи ласковая, тихая речушка?" И вслух бормочу:
- Ласковая…
Рядом бурый старик в белой войлочной шляпе под удочками согнулся. Смотрит на меня, головой качает.
- Зачем говоришь: ласковая? Не верь, дорогой. Притворяется! Нет дождя - журчит, есть дождь - шумит.
- А когда будет дождь? - поинтересовался Пека.
- Когда на рога молодого месяца ведро можно вешать.
- Петушок, ты бы коняшку себе срезал, - посоветовал я.
- Есть дождь - шумит! - повторил старик. - Шел этот старшина с поезда к своей невесте. Отслужил. А дождь привязался, не отстает. Догоняют морячка две веселые дивчины на подводе. В бидонах - молоко. "Садитесь! Подвезем". Прыгнул на ходу. Подъезжают к этой самой речушке. А она кипит. "Девчата! Может, повернем?"- "Ха-ха-ха! Что вы за моряк?" Разогнались - и в самую круговерть. И пошло крутить! - Рыбак сердито глянул на сонные поплавки. - Подводу, дорогой, в море вынесло. Лошадей не нашли. А девчат моряк на берег выбросил. Успел. "За кусты цепляйтесь!" - кричит. А самого тащит… Вот памятник есть, а тела нет.
- Как так - нет? - спрашиваю.
- Не нашли. Видно, в море унесло. Только бескозырку тут с-под камней вынули. Отдали невесте…
Что-то назойливое мешало мне слушать старого рыбака. Оглядываюсь: а, это княжеский транзистор! Будто в нем туча комаров:
"Д-з-з!.. Д-з-з!.."
- Уймите! - прошу.
Смущенный Белоневестинский резко повернул рычажок.
Глядишь на эту потемневшую стальную пластинку и чуешь: вроде бы ты и вроде не ты. И что-то в душе поднимается такое, такое…
Подскакивает ко мне Пека-Петушок на прутике.
- Дядь Ван Ваныч! Что это за столбик?
- Это, Пека, не столбик, - говорю, - а маяк. Понял? Не только для моряков - для всех людей светит.
- "Ва-ськов… По-гиб…" - прочел Пека по складам.
- Погиб, - говорю.
- Дядь, а зачем люди умирают? - спросил присмиревший Петушок.
8. На Тещином языке
Назад ехали молча. Море вдалеке в лазоревом мареве. Над Белой Невестой - гора. За нее светлая тучка зацепилась. А поворотов!
Седьмой поворот тут прозвали Тещиным языком. Крутой, на сто восемьдесят градусов. Только я повернул, гляжу: впереди тугой узел белокурых кос. Она! Белая невеста за баранкой. Этого еще не хватало!
Кон Белон покосился на меня:
- Ив! Неужели так и будешь плестись в хвосте у этой местной амазонки?
Я пожал плечами:
- Извиняюсь, Амазонку ищите в Америке. А вот казачка-морячка тут есть!
А про себя думаю: "Шуруй, Шурыгин!"
Хотел я назло князю обойти эту белую невесту, а она в зеркальце заметила. Я за нею, она от меня, я за нею, она от меня.
- Чтобы новый "Запорожец" не обогнал допотопную бабью "Волгу"? - удивился Кон Белон. - А впрочем, осел не конь, "Запорожец" не автомобиль!
Пека-Петушок переметнулся на сторону гений:
- Мыльница на колесах!
Я молча терпел княжеские подковырки. Наконец не выдержал. Сколько лет на Белогорщине не превышал положенной скорости, соблюдал рядность, не пил за рулем! И только раз перевернул машину. Ехал с мелзавода в гололедицу и - трах! А тут… Эх, неприкаянная твоя душа!..
На небольшом подъемчике, где "Волга" притормозила, я рванул на всю железку. Белые придорожные столбики слились в белую стену. Восхищенный князь хотел высунуть голову. Но бешеный ветер сорвал с него роскошную шляпу-хлебницу.
- Дядь Костик Сергеич! Голова улетела… Гляди: над морем!..
- Настоящий мужчина всегда рискует! - кричал, не помня себя, Кон Белон. На радостях он включил свой комариный транзистор. - Олл райт!..
Шляпа свободного художника наконец приводнилась. Ее подхватили бойкие волны и понесли, понесли в чужую зеленоватую даль.
Тут, как назло, в моторе лихого "Запорожца" что-то забарахлило. Я резко переключил скорость. "Запорожец" протяжно взвыл, аж взвизгнул. Нас так толкануло вперед, что я чуть не вышиб лбом ветровое стекло.
Стоп, машина!
"Волга", боднувшая наш "Запорожец", стояла почти впритирку с ним. Бедняга ослепла на оба глаза: осколки фар валялись на расплавленном асфальте.
А из синющих глаз казачки, как с чистого неба, сверкнула молния.
- Извиняюсь… - пробормотал я.
- Теть, мы нечаянно! - всхлипнул Петушок. - Мы гнались за дядиной шляпой. А она уплыла за границу…
- Что ты мелешь! - возмутился князь, не выключая транзистора. - И вообще… кто, собственно, наскочил?
Белая невеста не замечала яростно дергающегося князя.
Ласково поглаживая Петушка по золотистому гребешку, она смотрела на меня, будто не узнавая:
- Вы что - новичок? Или наше солнышко повлияло? На поворотах, товарищ "Запорожец"…
- Умоляю: не читайте нам прописных истин! - Белоневестинский поморщился. - И вообще… кто вы такая?
- Общественный инспектор.
- Вы? - удивился я.
Она - гордая, красивая - никакого внимания.
- Вижу, ты, Пека, совестливее маминых квартирантов!
Ага! Вон куда клонит! Что я, что князь… А, может, Иван, ты и вправду не туда заехал? Нет, не знает она души Шурыгина!
- Безобразие! - вскипел князь, поправляя голубые шорты. - Выходит, инспекторской "Волге" можно таранить беззащитных "Запорожцев"?
- Я бы вам объяснила, кто виноват… - Белокурая усмехнулась. Ах, как ей шла эта усмешка! - Но вы, по-моему, еще не выросли из детских штанишек.
- А я, извиняюсь, вырос, - говорю. - Разрешите уплатить?..
- Как-нибудь обойдусь! - Колючей веткой она ловко смела с асфальта битое стекло. А на переносице лучистые морщинки сбежались. - Отложите на обратный билет.
- Не беспокойтесь, Нина! - вырвалось у меня.
Глаза князя округлились.
- Ив, так вы знакомы? Друзья мои! Не забывайте: наши тела могли висеть вон там, на зубьях скал. Нина! Мы чудом уцелели… Чего ж нам спорить? А? Где же мой термос с бодрящим эликсиром? - И, изогнувшись, полез в семейный танк. - Жизнь слишком сурова, чтоб ее не украшать.
- Не украшайте, товарищ Белоневестинский! - Нина тихонечко дернула его за сорочку. - Иначе отберу права.
- Откуда вы меня знаете? - удивился художник. - Что за чертовщина!..
Нина, поднеся палец к губам, перешла на таинственный шепот:
- Тсс! Куда старомодным чертям до ваших художеств! Обмывали заграничный костюм в "Золотом якоре"? А потом еще на подстриженную лавровишню, как на пружинный матрац, завалились…
- Курорт нуждается в легендах… - буркнул князь.
- А вам, товарищ "Запорожец"… - она насмешливо прищурилась. - Все же не советую почивать на лавровишне!..
Над нашими головами весело просвистела ее колючая ветка.
- Амазонка! - пробормотал потрясенный Кон Белон уже в машине. - Ив, друг! Я становлюсь легендой!..
- Вы, - говорю, - все можете!..
9. Сказка Золотого пляжа
Белоневестинское ярое солнце решило доконать мое сердце. Ну и жарища! Мы завернули на Золотой пляж, где кишел палаточный лагерь дикарей. У меня глаза разбежались.
Палатки из брезента, простыней и разноцветных одеял. Зачехленные и распахнутые семейные танки. Газетные треуголки, белые плечи, загорелые руки. Сам черт ногу сломит!
- Водопад приелся!.. - бормотал Кон Белон. - А вот море… Море пока освежает!..
Лазурный пенистый напиток
Вливает в душу сил избыток! -
бойко отчеканил Петушок.
- Пека, помолчи! - Князь тоскливо оглянулся.
На пляже голубели, розовели, кровенели завлекательные щиты с иными афоризмами Кона Белона.
- Если бы ты знал, Ив, как мне осточертело это массовое искусство! Хочется забыться!..
- А мне осточертело отдыхать! - говорю.
Зажмурю глаза: рядом студеный ключ в белогорском вишняке. Открываю глаза: рядом потный князь в чалме из мохнатого полотенца.
- Люблю в шторм ловить ставриду! - мечтательно протянул он и вдруг вздохнул: - Иногда хочется стать простым смертным. Жаль, не захватил эти… как их?.. - И, покосившись на Пеку, что гонялся за зелеными морскими блохами, понизил голос: - Щелкнул бы колодой: "Синьорины, разрешите?" Видишь тех двух цвета какао и цвета кофе с молоком? Чудесные, собственно, натурщицы! Глянь: у какао на груди золотой крест. Даже в море не снимает. Очень модно. Хоть пиши "Мадонну"! А попробуй надеть этот крест на Лилию! Прыснет, не поймет…
- Она же белогорская, - поясняю. - А у нас, князь, какао не растет. Да еще с крестами…
- Нет, я напишу "Мадонну" с Раисы Павловны!
Через тела загорающих смело шагал солидный фотограф в тюбетейке, пестром галстуке и плавках. Он работал без отрыва от моря.
- Увековечим? - И нацелил на нас свой беспощадный объектив. - "Привет из Белой Невесты!" Сядьте по-турецки в море…
Художник поморщился:
- Коллега, не та эпоха. Не мешайте искусству атомного века!