- Знаете, ребята, кем я хочу быть? - рывком останавливая баян и откидываясь на верхние ступени крыльца, говорит Тихон.
- Кем? - заинтересованно спрашивают товарищи.
- А вот кем… - Тихон нарочно медлит, чтобы получилось эффектнее. - Вот представьте себе - глухой, нетронутый лес. Представили?
- Представили!
- В лесу домик.
- На курьих ножках! - улыбаясь, подсказывает Ваня.
- Нет, обычный деревянный домик, такой веселый. Здесь живет лесник. У него в доме все так же, как у обычного лесника, - коврик над кроватью, ружье на стене. Только одно необычно - в комнате стоит рояль красного дерева.
- Современный лесник, окончивший консерваторию. Ничего нет удивительного! - смеется Павел.
- И лесник этот - я, - говорит Тихон. - У лесника борода по грудь, косоворотка и…
- …и лапти! - смеется Ваня. - Рояль красного дерева, и борода с лаптями… Ну, наплел же ты лаптей, Тихон!
- Нет, кроме шуток, лесное дело меня очень интересует. А вот литература, история, химия, физика - все это пустое!
- Какой же из тебя будет специалист лесного дела без химии и физики? - удивляется Павел. - Ты как учишься-то?
- По-пластунски.
- Как это? - не понимает Павел.
- Ползу, друг, ползу из класса в класс, на горе мамаше и папаше!
Действительно, ученье Тихона доставляло немало огорчений его родителям. Мать и отец его были научными работниками филиала Академии наук и мечтали о сыне-ученом. Сын же учился кое-как, в свободное время не прикасался к книгам, а играл с ребятами в футбол и на баяне.
Недавно он заявил, что будет лесником. Другие родители обрадовались бы увлечению сына, свели бы его со специалистами лесного дела, достали бы интересных книг. А отец и мать Тихона всеми силами принялись заглушать его увлечение. Они доказывали, что дело это никчемное, всю жизнь придется сидеть в лесной глуши: ни театров, ни людей. Но Тихона совершенно не пугало все это: к театру он был равнодушен, а люди ему казались везде одинаковыми - что в филиале Академии наук, что в Управлении лесного хозяйства.
Последнее время родители Тихона немного успокоились. "Дурная мысль" о лесном хозяйстве взбрела, мол, парню в голову по молодости и со временем исчезнет. Они и не подозревали, что сын серьезно заинтересовался лесным делом, прочитал уже не одну специальную книгу. И поездка в колхоз увлекала его главным образом возможностью встретиться здесь с лесником, посмотреть его хозяйство.
Тихон долго молчит, потом начинает наигрывать какую-то грустную мелодию.
- А ты где живешь, Павел? - спрашивает Ваня.
- На улице Красных Зорь.
- Ой-ей-ей! Расстояньице до школы приличное. Значит, ты не относишься к нашему району? Зачем же ты перешел к нам?
Все хорошее, что заключал в себе этот тихий вечер, мгновенно ушло. Павел ненавидел ложь. Он привык говорить лучше горькую правду, чем выкручиваться выдумкой. Но правду сказать невозможно.
- Да так случилось, - неопределенно говорит он.
Вскоре Павел уходит, ложится на свою постель и, не поужинав, засыпает.
- Тебе не показалось, что мы чем-то обидели Павла? - шепчет Тихону Ваня, укладываясь спать.
Но Тихон никогда не замечает таких тонкостей.
- Нет, не показалось, - отвечает он. - Спать захотелось - вот и не стал ужинать.
Но слова Тихона не убеждают Ваню. Он долго лежит с открытыми глазами и перебирает в памяти разговор с Павлом. Нет, решительно ничего не сказали ни он, ни Тихон, на что можно бы обидеться. "Просто у Павла тяжелый характер", - решает он. Но Павел понравился ему с первого взгляда. И Ваня думает о том, что хорошо было бы подружиться с ним. Кажется ему, что Павел может быть хорошим другом. А такого друга у Вани нет. Почему нет? Он и сам не знает. С первых классов Ваня то староста, то комсорг, а в прошлом году выбрали его секретарем комсомольской организации школы, несмотря на то что был он восьмиклассником. Привык он дружить со всеми сразу, а одного друга - настоящего - у него пока еще не было.
3

Утро мрачное и холодное. Воет ветер по бескрайным просторам полей. Они тянутся до горизонта, однообразные и унылые, подернутые легкой дымкой тумана.
Мальчики вооружились лопатами. Они неумело подкапывают гнезда картофеля, оставляя клубни в земле или перерезая их. Рыжая ботва ровными рядами ложится по межам.
Девочки собирают картофель в большие корзины с двумя ручками, ссыпают его в кучи и первые часы не переставая удивляются огромной величине картофелин.
- Ребята, смотрите, какой поросенок! - кричит Рита, с трудом поднимая одной рукой картофелину, чуть не с голову величиной.
- Вот это да! - восторгается Ваня.
Рита давно уже бросила картофелину в корзину, прикрыла ее другими и вместе с подругой высыпала картофель в кучу, растущую с каждой минутой и ввысь и вширь. Но восторженная улыбка все еще не сходит с лица Вани. Он стоит, все так же вонзив лопату в землю, положив на черенок скрещенные руки, а на руки подбородок.
- Не иначе раздумывает, откуда такая картошка берется! - хихикают девочки. - Спящая красавица!
Римма Владимировна разгибает уставшую спину:
- Зайцев! О чем размечтался? Задерживаешь девочек!
- Да, правда, задерживаю, - отвечает Ваня, поспешно наступая ногой на лопату.
Павел работает по соседству с Ваней. Он молчалив, невесел. Ему не хочется ни говорить, ни двигаться. Ему хочется спать, спать, спать, как почти всегда в последнее время.
Ровно в полдень у дороги останавливается полевая кухня.
- Обед! Обед! - бурно радуются ребята, бросают где попало лопаты и корзины, бегут под горку к ручью умываться.
Как хорошо сидеть на просторе бескрайного поля, с миской горячего супа на коленях! Умело или нет он приготовлен - кто его знает! Но после шести часов работы невозможно припомнить что-либо вкуснее этого супа с крупно накрошенной картошкой, с пшенной крупой и с жирными кусочками баранины.
Павел аккуратно завертывает в бумагу немытую миску.
Около него останавливается Рита. На ней коричневое, измазанное землей пальто с поясом, на ногах теплые носки и туфли. Голову, как русские молодухи, она повязала серым в крапинку ситцевым платком. В руке у нее надкусанный турнепс.
- Хочешь? - спрашивает она и улыбается. - Сочный и сладкий!
- Хочу! - говорит Павел, хотя и равнодушен к сладкому.
- Ну, тогда бежим! Там целое поле турнепса!
Они бегут сначала по картофельным межам, потом пересекают дорогу, пробираются в мелких лесных зарослях и выходят на поле турнепса. С двух сторон поле огибает другое, больше чем наполовину убранное, еще такое непривычное в Сибири, - поле кукурузы.
Павел никогда не видел, как растет кукуруза. Он останавливается и рассматривает толстые стебли, поднимающиеся выше его головы, длинные отвислые листья, напоминающие листья комнатного цветка - амариллиса.
- Походит на пальму, а идет на силос, - говорит Рита. Она стоит на поле турнепса, и ботва закрывает ее ноги до колен.
Рита и Павел рвут турнепс в обе руки, чтобы отнести ребятам.
- Он хорошо утоляет жажду и вкусно хрустит на зубах, - смеется Рита. У нее задорно морщится короткий носик и в глазах прыгают веселые искорки.
Обратно они идут медленно. Павлу хочется, чтобы путь этот был как можно длиннее, потому что ему нужно поговорить с Ритой, многое спросить у нее. Но он молчит. Заговаривает не он, а она:
- Ты кем хочешь быть?
- Не знаю.
Павел отвечает искренне. Когда он думает о будущем, ему рисуется темная, беззвездная ночь.
- Не знаешь? - удивляется Рита. - А я - педагогом. Что? Неинтересно?
- Почему? - пожимает плечами Павел. - Если влечет к этому делу, то интересно. Но я бы не мог быть педагогом.
- Почему? Разве неинтересно воспитывать человека, помогать избавляться ему от всяких недостатков?
- У тебя что, мать учительница?
- Нет, отец педагог. А у тебя?
- Мама у меня работает воспитательницей в детском саду. А отца нет. Впрочем, есть, но он ушел от нас, когда мне было двенадцать лет.
- Ушел! - с возмущением и ужасом говорит Рита. - И ты его любил?
- Очень любил. Больше всех на свете.
Рита с состраданием смотрит на Павла.
- Знаешь, Павел, - говорит она, - как бы я хотела быть такой, как Макаренко! Вот дали бы мне колонию малолетних преступников, и я бы их перевоспитывала.
Яркая краска заливает лицо Павла.
- Думаешь, это легко? - говорит он. - Трудно перевоспитывать не только настоящих преступников, но даже и тех, кто случайно совершил преступление, потому что и у этих на душе такой мрак, такое отчаяние…
Рита слушает Павла. Она чувствует: что-то в этом разговоре задело его за самое сердце. Волнение охватывает ее, и она смотрит на Павла настороженным взглядом.
"Ни на один день невозможно отойти от прошлого, - думает он, - решительно все напоминает… Уехать бы в другой город или куда-нибудь на Север…"
И он представляет снежные горы, карликовые березки, покрытые пушистым серебром куржака и непроглядную, спокойную ширь тундры.
Они уже подошли к картофельному полю. Павел молча отходит от Риты, берет свою лопату и с ожесточением всаживает ее в землю.
К вечеру на коне прискакал из правления колхоза рябой, толстый парень.
- Кончай работать, замерять буду! - командует он и идет по полю, неодобрительно поглядывая по сторонам.