Чем ближе поезд подходил к станции, тем учащенней билось Зоино сердце… Совсем иной она уезжала отсюда всего два года назад. Да, совсем иной. А сейчас… Ее голос уже слышала вся Украина.
Мелькнула старая водокачка, белое здание станции, клумбы на перроне… Вот мама, тетя Елена… Шофер Касатенко - Леня Голубев… А Гирша нет.
Зоя выскочила из вагона без чемодана. А поезд стоит всего три минуты.
Хорошо, что Леня догадался и побежал в вагон за чемоданом. Вместо "газика" у подъезда стоял бежевый "Москвич".
- Богатеем, - сказала Матрена Григорьевна, - на легковых теперь ездим.
Зоя приехала в Дубовку незадолго до знаменательного дня - Дня урожая. К нему готовились все: клуб, оркестр, пионеры, комсомольцы, пожилые люди, механизаторы.
Гирш это время находился на сахарном заводе и вернулся домой вечером вместе с директором завода Максимом Платоновичем.
В доме Матрены Григорьевны зажгли праздничную люстру. Гирш зашел поглядеть на Зою.
- Приехала наша студентка. Похудела. Выглядишь как настоящая артистка. Вот подарок. Надевай.
Гирш протянул Зое футлярчик с модными золотыми часиками.
- В магазине сахарного завода купил. Премирую за правильное поведение, - пояснил он. И ушел, не дождавшись, пока Зоя раскроет футлярчик.
Гирш в свое время предсказал, что только часть слушателей школы механизаторов останется в Дубовке. Так оно и случилось. Многие ушли на сахарный завод, оснащенный современным оборудованием. Зато в колхозе остались самые надежные парни и девушки, крепко связанные с Дубовкой личным хозяйством, семьей. Среди них было человек пять демобилизованных.
Павел теперь заведовал не только мастерскими, но и гаражом. Это было выражением особого доверия к нему.
Павел Роденко знал: в армии за малейшее упущение при уходе за оружием строго взыскивалось, например, за грязную винтовку или пулемет. Но то была винтовка. А сейчас каждая боевая машина стоит многие тысячи народных денег. Это не раз подчеркивали командиры, наказывая провинившегося.
"А трактор? Комбайн? Электромотор? Дождевальная установка? Почему в колхозе считается нормальным, если тракторист, комбайнер бросает машину, где ему вздумается, оставляет ее грязной, варварски обращается с ней, ломает, портит ее по недосмотру, халатности и не несет никакой ответственности за это?.. За сохранность машины несет ответственность шофер такси, водитель троллейбуса, пилот самолета. А колхозный механизатор?" - размышлял Павел.
"Ведь стоит вовремя заметить разболтавшуюся гайку, шайбу, своевременно закрепить ее - и машина осталась бы в строю", - думал новый заведующий мастерскими и автогаражом.
Павел не терпел нерях: сам весь в мазуте, и машина его выглядит не лучше.
Став заведующим, Павел продолжал работать механиком. Если ферме или полеводам срочно требовался механик, электротехник, Павел нередко шел туда сам.
Всегда в чистом комбинезоне, свежей рубашке, выбритый и подтянутый, он всем своим видом словно говорил: вот каким должен быть современный колхозный механизатор.
Молодые парни стали подражать ему. Но это была только внешняя сторона дела. Требовалось главное - научить людей бережному отношению к машине.
Как-то маленький, шустрый, быстроглазый тракторист Николай Марченко вернулся с поля. По стуку мотора Павел понял - трактор не в порядке. Осмотрев машину, Павел с укором взглянул на тракториста:
- Загубил ты свой трактор. Он, как загнанный конь, смотрит одним глазом на тот свет.
- Сам знаешь, трактор старый, изношенный, - начал оправдываться Марченко.
- Тебе вручили исправную машину, а ты вывел ее из строя, вот мы и отремонтируем трактор за твой счет, - заявил Павел.
- Как за мой счет? Ишь придумал!.. Попробуй только, - возмущался Марченко.
Тракторист поднял шум. Его поддержали некоторые механизаторы. Конфликт разбирался на правлении. Назначили экспертную комиссию, и та представила половинчатое решение, которое больше устраивало Николая Марченко, чем Павла Роденко.
Павел потребовал создать новую комиссию, в которую вошли бы представители "Сельхозтехники". Новое заключение четко гласило - виноват тракторист Марченко.
Вскоре редакция районной газеты получила письмо, в котором заведующего мастерскими П. Роденко обвиняли во всех смертных грехах.
В Дубовку приехал корреспондент газеты.
Председатель правления собрал механизаторов, шоферов и работников мастерских и предложил им обсудить письмо, посланное в редакцию.
Обстановка в мастерских в эти дни была сложной. Некоторое недовольство новым заведующим по временам давало себя знать. Став заведующим, Павел как-то задержался возле слесаря Мишина, чубатого здоровяка, что-то мастерившего из металлических трубок.
- Что это? Поливальный агрегат? - спросил Павел.
- Ага. Сосед попросил.
- Неужели зарплаты не хватает? Или разбогатеть задумал?
- Так я же даром.
-: Ты даром, а за колхозные трубки деньги уплачены. На колхозном дворе тебя ждет, между прочим, жатка, ее надо отремонтировать.
В очередном выпуске колхозный "Радиокрокодил" привел в известной сатирической обработке разговор заведующего мастерскими Павла Роденко и слесаря Мишина.
Тотчас к Павлу домой прибежала жена Мишина, Степанида, звеньевая-свекловод.
- Мы таких героев, как ты, товарищ Роденко, видели… Ишь какой апостол явился. По чистой правде жить хочешь.
Степанида намеренно громко ругалась, чтобы и на улице слышно было. В дом Павла на шум зашли соседи. Павел спокойно сидел за столом, положив на него руки, подражая Гиршу.
- Глядите, добрые люди, - не унималась Степанида, - у него ничего не получилось с Зоей, так он на людей кидаться стал.
Слова ее, словно иглы, кольнули Павла. Он вскочил, хотел резко отчитать звеньевую, но сдержался.
В эту же ночь кто-то ножовкой подпилил в саду Лукьянихи несколько яблонь. Через несколько дней вечером в окно ее дома швырнули металлический болтик, он угодил в телевизор.
Все это случилось за полгода до приезда Зои в Дубовку.
В течение второго года жизни Зои в городе она и Павел не обменялись ни единым письмом. Зоя, естественно, многого не знала. Матрена Григорьевна в своих письмах не упоминала о Павле, его успехах.
Между тем в Дубовке и в округе многое изменилось. Закончилась стройка крупнейшего сахарного завода, на российской стороне пролегла широкая бетонированная дорога. Колхоз имени Ватутина протянул к ней грейдерную дорогу. Еще гуще стали хлеба, пышней сады. Начал работать колхозный маслобойный завод.
Главной фигурой в Дубовке становился человек, управляющий механизмами.
Прошло два дня, как Зоя приехала в Дубовку. Ей захотелось посмотреть, как изменилось за время ее отсутствия родное село, и она медленно пошла по улице.
Чистый голубой купол неба навис над землей. Давно Зоя не видала такого огромного, необъятного и высокого неба. Над синей зубчатой стеной леса стояли два белых облачка. Вскоре они исчезли, растаяли. Воздух насыщен был смешанным запахом яблонь, душистого меда, малины. Тишина… Только изредка в голубом просторе слышится веселое щебетанье, и тотчас же неугомонная птичья стая взмывает высоко вверх.
Из клуба донеслись звуки рояля. Знакомая музыка, легкая, прозрачная, как этот воздух. Чайковский! Сюита "Времена года". Играют, видимо, умелые руки - чувствуется школа, без выучки так не сыграешь. Хотя и дребезжат, хрипят клавиши ненастроенного рояля, а мелодия доходит ясно, четко…
Зоя вошла в клуб. В полумраке зрительного зала она разглядела детские головки. За роялем сидела девочка лет одиннадцати-двенадцати.
- Ты здешняя? - спросила Зоя девочку.
- Я из Москвы. В гости приехала.
- Ты учишься в музыкальной школе? Как тебя зовут?
- Да, в музыкальной. Меня зовут Катя.
- Она всех нас учит, - раздались голоса.
- А меня не учит! - воскликнула бойкая голубоглазая девочка с двумя светлыми косичками. - Я сама научилась.
- И по нотам умеешь? - улыбнулась Зоя.
- Конечно! - Девочка схватила первые попавшие под руку ноты и уверенно, плавно, почти без ошибок сыграла вальс "На сопках Маньчжурии".
- Значит, тебя кто-то учил. И ты умеешь играть? - обратилась Зоя к веснушчатой, курносенькой девочке с льняными волосами.
- Умею, только я нот не знаю.
- На каких инструментах еще играете? - спросила Зоя ребят.
- Я на маленькой скрипке. Сам сделал, - ответил белобрысый мальчик.
- А я на гармонике играю, - перебил его другой.
- А я на гитаре…
- А я на дудке.
- А вы, тетенька, тоже умеете играть? - спросил один мальчик.
- Немного умею.
- Сыграйте нам что-нибудь! А то эти девочки, по-моему, плохо играют. Вы, наверно, играете даже пятью пальцами?
- Даже десятью, - рассмеялась Зоя, подняв обе руки. - Хорошо. Сыграю вам.
Зоя сыграла на рояле увертюру к опере "Руслан и Людмила". Дети сидели так тихо, что казалось, будто клуб опустел. Никто не пошевельнулся.
Когда Зоя взяла последний аккорд, один из мальчиков воскликнул:
- Вот это да!
- Спасибо, тетенька, спасибо! - девочки плотно окружили Зою.
- Тетенька, вы к нам приехали? Вы будете нас учить? - спросила белобрысая девочка, игравшая по слуху. - А у нас тоже есть артистка. Только она не играет, а поет. В журнале ее портрет напечатан. Он висит в библиотеке.
- Вы знаете ее? - раздались голоса.
- Знаю, - улыбаясь сказала Зоя.
- А вы нам покажете, как играть по нотам? - спросила девочка.
- Покажу. Завтра и начнем с вами заниматься, ребята!