Теперь, когда мой отъезд устраивался, я почувствовала, как мне, в сущности, хотелось уехать. Теперь, когда можно было спокойно думать о том, что меня ждало, если бы я осталась, мне стало страшно. Конечно, не смерти я боялась. Я боялась разъяренных харь с направленным прямо мне в лицо фонарем, тупой идиотской злобы. Холода, голода, тьмы, стука прикладов о паркет, криков, плача, выстрелов и чужой смерти. Я так устала от всего этого. Я больше этого не хотела. Я больше не могла.
16
Открыла окно.
Где-то на боковой улице стреляли.
Уложила вещи. Спустилась вниз.
В вестибюле стало спокойнее. У стен еще остались кое-какие чемоданы, но суетни не было. Даже отельная прислуга куда-то исчезла. У парадного крыльца вертелся мальчишка-рассыльный.
– Кто это стреляет? – спросила я.
– А это шпекулянтов пугают.
– Каких спекулянтов?
– А которые валютой торгуют. Их там множество на улице – зайдите за угол, так увидите. Отъезжающим валюту продают, ну вот в них и палят.
Мальчишке, видимо, нравилось, что палят.
Я вышла на улицу, заглянула за угол. Действительно, там, подальше, группировались кучками какие-то люди, о чем-то толковали, махали руками.
Раздавался выстрел – группы медленно расплывались и быстро собирались снова.
– Туда не ходите. Подстрелют, – остановил мальчишка. – А там, налево, тоже не пройти. Там кордон.
– Почему?
– А хочут грабить нашу "Международную" и "Лондонскую". Здесь самая нажива: буржуи и иностранцы. Сюда прежде всего придут.
Вот так история!
– А много еще жильцов осталось в отеле?
– Очинно мало. Почитай что никого нет. Все выехали.
Я решила пройти на пристань, разыскать, где стоит "Шилка", чтобы потом легче было ее найти, когда приеду с багажом.
Дорога к морю оказалась свободной.
На пристани пусто.
Подальше на рейде суда: "Херсон", "Кавказ" и иностранцы.
Среди пришвартованных к пристани барок разыскала "Шилку". Маленькое суденышко. Неужели оно пришло из Владивостока, пересекло Индийское море?
На "Шилке" ни души. Из трубы дыма не видно…
Ну, значит, успеют к вечеру наладить.
Заметив хорошенько место, пошла домой.
Попробовала созвониться по телефону с друзьями. Телефон не действовал.
Разыскала своего приятеля – швейцарова мальчишку – и вместе с ним стащила вниз багаж.
– А найду ли я извозчика?
– Извозчика-а? Ну, это, знаете ли, того-с. Это надо у пристани караулить и ловить порожняка. А в городе не найдете.
Столковались с мальчишкой, чтобы он пошел на пристань и заказал извозчика к семи часам, лучше приеду пораньше. X. будут ждать и волноваться.
Поднялась к себе.
Что-то безнадежное было в этих пустых коридорах с распахнутыми настежь дверями, с обрывками бумаг и веревок, которых никто не выметал.
Дунул вихрь, закружил и смел. Остались только пыль да сор…
Села в кресло у окна. Хотелось тихо собрать мысли, заглянуть в себя, подумать.
Заметила привязанный у изголовья кровати мой кипарисовый крестик, вывезенный мною несколько лет тому назад из Соловецкого монастыря. Всегда я забываю его и всегда в последнюю минуту вспоминаю и беру с собой. И это для меня как символ… но не хочу об этом говорить.
Отвязала свой крестик. Простой, резной, какой кладут на грудь покойникам. Вспомнила Соловки, тоскливый, отрывистый крик чаек и вечный ветер – холодный, соленый, обгладывающий тощие ветви сосен. И изможденные лица послушников, их мочально-белокурые прядки волос под ветхой скуфейкой. Северные строгие лица. Лики.
Старенький монашек у глухой церковки далеко в глуби леса. На стенах церковки все архангелы: Михаил с мечом, Рафаил с кадилом, Варахиил, вертоградарь райский, с розами в руках, и Гавриил, ангел благовещения, с веткой лилий, и Иегудиил – карающий, с бичами, и Силахиил, ангел молитвы, со сложенными руками, и Уриил, скорбный ангел смерти со свечой, перевернутой пламенем вниз.
– Святые ангелы у вас, батюшка?
Старичок моргает, не понимает, не слышит:
– Куды? Куды?
Улыбнулся мелкими лучиками сухих морщин.
– Лики, милая, лики!..
Крестики, четки, тканые молитвой пояски в монастырской лавочке.
Старуха, сухая, костистая, зловещая, с круглыми ястребиными глазами, роется в поясках:
– Усю обряду смертную давай мне. Усю на девять человек семьи. На всех запасайтесь, православные. Война. И что еще будет…
Да. "И что еще будет?.." Я выбираю кипарисовый крестик…
Несколько лет висит он у меня у моего изголовья. В страшные, бессонные черные ночи многое-многое схоронила я под этим крестиком…
Стук в дверь.
Не дожидаясь моего ответа, влетает П., некто из некрупных общественных деятелей. Волосы всклокочены, борода точно ветром сдута набок. Глаз припух.
– Ах, с каким трудом я добрался до вас! – кричит он, растерянно глядя мимо меня. – С той стороны стреляют, с этой не пропускают… еле проскочил…
– Ну какой же вы милый, что вспомнили обо мне в такое время.
– Ну, еще бы. Я прежде всего подумал о вас. Вы именно такой человек, который может выручить. С вашими знакомствами, со связями, с вашей известностью… Мы оказались в ужасном положении. Ш. обещал всех нас устроить на пароход, отходящий в Константинополь. Он клялся, что французы заберут нас всех. Назначил прийти за пропусками сегодня к одиннадцати… Мы сидели, как дураки, перед запертыми дверями до трех, и вдруг входит секретарь и выражает полное удивление нашим присущствием. Оказывается, что господин Ш. изволил уехать еще в восемь часов утра и никаких распоряжений не оставил. Нет, как вам это нравится! Теперь вся надежда на вас.
– Что же я-то могу сделать?
– Как что? Вы можете куда-нибудь съездить и похлопотать. Поезжайте на "Кавказ", расскажите, в каком мы положении. Вас все знают.
– Да начать с того, что у меня у самой никакого пропуска нет. X. обещал взять меня с ними на "Шилку". Если бы не он, пришлось бы остаться в Одессе.
– Никогда не поверю! Вы, которую вся Россия… Бликген и Робинсон выпустили карамель вашего имени. Карамель "Тэффи". Сам ел. И чтобы вы…
– Карамель-то ели, а вот все-таки если бы не X., то пришлось бы мне…
– В таком случае мы едем с вами на… "Шилку", – решил П. – Вы обязаны нас устроить. Мы тоже не кто-нибудь. Россия последних моментов тоже кое-чем нам обязана. Слушайте: я бегу на разведки. Если ничего не удастся – вы нас устраиваете на "Шилку". Это ваш гражданский долг. Вы ответите перед историей. Жму вашу руку и верю вам.
Черт знает что!
Распахнул дверь, стукнулся лбом о притолоку и выскочил. Но через секунду дверь снова распахнулась.
– У вас, конечно, есть валюта?
– Нет. Валюты у меня нет.
– Ай-ай-ай! Ну как же так можно! Как можно быть такой непредусмотрительной, – распекал он меня. – Положительно, господа, живете вы точно на луне, совершенно не сознавая момента и не учитывая возможностей.
На минутку задумался и прибавил очень строгим тоном:
– Теперь где же я возьму валюту в случае, если придется ехать за границу?
Он ушел, по-видимому, очень недовольный мной.
Смеркалось. Пора было собираться на пристань.
Внизу ждал меня мой мальчишка. Он договорил извозчика за какую-то легендарную цифру. Тот обещал заехать за мной в семь часов.
Мальчишка предложил пообедать.
– Повар остался и два официанта. Кое-что могут собрать поесть.
Мне есть не хотелось.
Вышла на улицу. Послушала, как стреляют в разных концах города. Стреляли, по-видимому, без особого смысла и цели. Просто так "постреливали", напутственно, как деревенский мальчишка бросает щепочку вслед барской коляске.
Чувствовалась настороженность, мертвая зыбь, отражение где-то бушующей бури.
Мальчишка стоял на подъезде и манил меня рукой: приехал обещанный извозчик.
Спустились к набережной.
Тихо.
Отыскали "Шилку".
На ней пусто. Ни одного огонька. Пусто и на берегу.
Что же все это значит? Слезла с извозчика, подошла ближе.
– Эй! "Шилка"!
На борту замаячила фигура. Китаец!
– Эй! Есть кто-нибудь на "Шилке"? Уходит "Шилка" сегодня в море? А? Отвечай же!
Китаец юркнул вниз. Скрылся.
– Эй! Китаец!
Сверху с берега кто-то выстрелил. Очень близко.
– Ой, барыня! – крикнул извозчик. – Ты как себе хочешь, а я тут стоять не стану. Я багаж твой на берег выгружу, а ждать тут не стану.
– Подожди немножко, голубчик! – попросила я. – Я тебе заплачу. Сейчас придут мои знакомые.
Мы сговорились.
– Ни за какие деньги ждать не стану. Не слыши те, что ли? Стреляют. Гужи срежут, лошадь уведут.
Я тебе багаж выгружу, и сиди, коли хочешь, хоть всю ночь.
Я еще повертелась на берегу. Ни души. Покричала китайца. Темнеет.
Опять выстрел, и зашуршал камушек недалеко от меня.
Извозчик решительно слез с козел и стал стаскивать чемодан.
Что я тут буду делать одна на берегу? Ясно, что "Шилка" сегодня не двинется. Ни огня, ни команды на ней не видно. Но где же X.? Может быть, заехали ко мне в "Международную" или прислали туда записку…
За двойную плату извозчик соглашается отвезти меня обратно. Теперь, если придется снова ехать на пристань, у меня еле хватит чем заплатить.
Гостиница погружена в полный мрак. Только внизу, в вестибюле и в ресторане, кое-где светятся лампочки.
– Никто не приходил? Не присылал за мной?
Никто, ничего. Тишь, гладь, божья благодать.
Хочется есть, но боюсь тратить деньги.