Это был маленький, подвижный человек, очень загорелый, со слегка слезящимися глазами, с черной бородой и кривыми ногами, твердо ступающими во время самой сильной качки. Энергичный, живой, он громко и отрывисто отдавал приказания, которые хриплым голосом повторял шкипер. Помощник, как мне казалось, был флотский офицер, на время прикомандированный к «Грейт-Истерну», настоящий «морской волк», прошедший, вероятно, школу опытного французского адмирала, который не отступал ни перед какой опасностью.
Кроме вышеупомянутых лиц на корабле были главный инженер и от восьми до десяти офицеров, в ведении которых находилась механическая часть. В распоряжении у них был целый батальон из двухсот пятидесяти кочегаров, смазчиков и прочих.
Этот батальон работал день и ночь, так как на корабле было десять котлов и каждый из них нагревался десятью печами.
Экипаж корабля состоял из ста человек. Тут были шкиперы, подшкиперы, марсовые караульные, рулевые, матросы и юнги. Кроме того, двести человек прислуживали пассажирам.
Итак, каждый был на своем посту.
Лоцман, который должен был вывести «Грейт-Истерн» из Мерси, еще накануне прибыл на корабль. Тут же был и другой лоцман, француз, который отправлялся с нами в Нью-Йорк и был обязан на обратном пути ввести «Грейт-Истерн» в Брестский рейд.
— Наконец я начинаю верить в то, что мы сегодня двинемся в путь, — сказал я лейтенанту М. Г.
— Задержка только за пассажирами, некоторые из них до сих нор не прибыли на корабль, — ответил мой соотечественник.
— Сколько всего пассажиров на «Грейт-Истерне»?
— Тысяча двести или тысяча триста. «Население большого предместья!» — подумал я. Около половины двенадцатого показался тендер, переполненный пассажирами. Тут были, как оказалось, и калифориийцы, и канадцы, и перуанцы, и южные американцы, и англичане, и немцы, и, наконец, два-три француза.
Как на самых замечательных из числа прибывших мне указали на знаменитого Цирува Филда из Нью-Йорка, на уважаемого Джона Розе из Канады и на некоторых других. Основатель «Общества эксплуатации „Грейт-Истерна“ некий Жюль Д., внесший в предприятие двадцать тысяч франков, тоже был на пароходе.
Подойдя к трапу штирборта, тендер остановился. Началась высадка пассажиров и переноска багажа; это происходило, однако, без всякой суеты, словно каждый входил в свою собственную квартиру.
Поднявшись на палубу, каждый пассажир первым долгом отправлялся в столовую, чтобы положить на один из приборов свою визитную карточку или просто клочок бумаги, на котором карандашом было написано его имя. Этого было достаточно, чтобы удержать постоянное место за столом. Кстати, в это время подавали завтрак, и через несколько минут все места были заняты.
Я остался на палубе, чтобы проследить подробности отплытия. К половине первого весь багаж был перегружен. Огромные ящики и тюки с товарами лежали рядом с изящными саквояжами; тут были и мешки всевозможной величины, и английские или американские чемоданы, которые отличаются своей роскошью, блеском медных украшений и толстыми парусиновыми чехлами с большими инициалами. Но вскоре все это было убрано; рабочие и носильщики спустились на тендер, который тотчас отчалил от «Грейт-Истерна», осыпав его борта потоком брызг.
Я направился на носовую часть корабля, как вдруг увидел того самого молодого человека, который привлек мое внимание на пристани Нью-Принца. Заметив меня, он остановился и подал мне руку.
— Фабиан! — воскликнул я, здороваясь с ним, — Вы ли это?
— Я, дорогой мой друг!
— Значит, это вас я видел на пристани несколько дней тому назад?
— Вероятно, — сказал он, — только я вас не заметил.
— Вы отправляетесь в Америку?
— Да. Я решил, что лучше этого путешествия ничего нельзя придумать для отпуска в несколько месяцев.