* * *
Замаялись крестьяне с этими "партиями" – которой верить? Как в лесу дремучем… Куда они все гнут-то? куды нам записываться, в какие? Тут приехал из Москвы свой Ванька Наживин, образованный, позвали его разъяснить.
– Ты-то сам к каким приписан?
– Ни к каким.
– Эх, пропадай наша головушка!
Стал он им излагать про каждую партию, чего она возглашает, на что зарится.
– Э-эт нам ни к чему. Ты давай о деле говори.
– Я и говорю.
– Не: казённая дача – будет наша или не?
– Земляки, да почему ж она должна быть ваша? В ней 12 тысяч десятин строевого сосняка, ей цена 50 миллионов.
– Так – межа с межой у нас.
– А заклязьминские деревни что ж? У них нет леса.
– А это – пусть их кручина. У них, может, клад зарыт. Кому как пофартило. Они к нам не лезь.
Дотолковал им, что лес остаётся казённым.
– Хэ-э-э… Да на кой ляд было и всю волынку затевать?
...
(Из Наживина)
* * *
По бездорожью – деревни как островки, не в каждую и пешком дойдёшь. Но прут и прут дезертиры, приезжают сторонние – и все кричат, что надо сейчас же делить землю, рубить лес. Громить имения. Громить кооперативные лавки.
Объясняют так: "Теперь – всё ваше!"
– И правда, нады нам, ребята, лавочников разбивать. Теперь слобода дана, хватит им наживаться.
В Симбирской губернии, в сёлах Убеях и Тарханах разбили и пограбили много лавок.
Волнения почти всегда начинаются с приезда дезертиров: прогон стражи, рубка леса, погромы имений. Вооружённые дезертиры ведут односельчан в атаку. В Моршанском уезде Тамбовской губернии – запахивали помещичью землю, средь неё – и губернского комиссара Юрия Васильевича Давыдова.
* * *
В Нижегородской губернии – укоренённая давняя вражда крестьян с помещиками. Но всё ж сейчас не как в Пятом году: помещичьим лошадям не вырезают языков, не вспарывают животов. Ещё и потому, что самый задиристый возраст – на фронте.
В Лукоянском уезде крестьяне разграбили имение Философова.
* * *
И даже когда помещик уже вспахал землю под яровое, только засеять осталось, – снимают у него рабочую силу (против схода никто не посмеет наняться), военнопленных, – а раз не сумел землю засеять, засеем мы в свою пользу. (И кухарку тоже у помещика отбирают, али – плати ей больше.)
И так: лишив рабочей силы, сами назначают себе низкую арендную плату или утроенную подённую, тогда идут работать.
В Тамбовской губернии стали от помещиков требовать подписку, что от земли сам отказывается. А иначе – арестуем.
И в Сердобском уезде Саратовской губ. тоже взяли с помещиков такую подписку. И в Темниковском уезде.
Многие помещики по разным губерниям – потянулись из усадеб вон.
* * *
– Ой, ребята, как бы нас не омманули!
– Чего ж омманут? Бери, дело ясное.
– Ой, не ясное. Ой, досмотреться надо. Теперь начальства не будет – надо самим смотреть, чтоб худого не было.
– Чего ж смотреть? Это по справедливости будет: всю землю в Расее переделить, и чтобы была ничья.
* * *
Оратели эти кричат, а мужикам бы вот что кто б объяснил: как теперь будут судить? Что будет делать теперь старшина? Как будут теперь торговать? Кто будет смотреть за дорогами и мостами?
– Пока ты про одно говоришь – понятно, как следоват. А как про другое заговоришь – так первое из головы вылетело. Мужицкой башке всего не удержать.
– Вишь ты: "всеобщее, прямое, равное, тайное"… Тайное! Прямо же сказано: наложат на всех, хоть и равно, – из-под того бремени нам ой не вылезти…
Надо, мол, устроить какие-тось "примирительные камеры" промеж крестьянами и помещиками.
– А чего тут примирять? Взял да и засеял!
– Сицилизм – это все имущества и все деньги разделят, и каждому достанется по 20 тысяч.
– А буржуазы – это кто?
– А которые на бирже заправляют.
– На лесной?
* * *
В Горбатовском уезде Нижегородской губ. приехали крестьяне за осьмнадцать вёрст к управляющему:
– Давай ключи от амбара. Тута хлеб у тебя, а у нас вышел.
– Не могу я дать ключов, чужой он, хлеб. Желаете – ломайте сами.
– По какому ж закону ломать? Мы не можем самовольно.
Опять за ключами приступили – не даёт.
Тогда один мужик и крикни:
– А жги, ребяты, анбар! Ни нам, ни им!
И сожгли. Хлеб эт’ шибко горел.
А хлебушка-то – святой…
Очнулся тот мужик:
– Вяжите меня, ребяты. Я – причинён.
А мужики не стали вязать.
Тогда побрёл виноватый мужик в новый уездный комитет. Там говорят:
– Худо ты сделал, да. Но теперь и без тебя делов много, иди себе.
Подумал-подумал мужик виноватый – и пошёл пешком аж в Нижний Новгород: у тамошних епутатов найти на себя суд.
И тама – тоже не нашёл.
* * *
Стали крестьяне отказываться от почтовой повинности, почту перевозить: на кой она нам?
Где и содержателям почтовых станций угрожают: прекратить!
В Пензенской губернии перестали крестьяне исполнять и все прежние договора.
* * *
По Рязанской губернии – больше спокойно. Но в Ранненбургском уезде сильно побуянили. (В этом уезде иные помещики загубили, не сняли урожай прошлого года, – крестьянскому глазу непереносно смотреть.) У помещицы Ознобишиной землю всю разделили, стали засевать. Набрали у неё и 27 лошадей, заплатили в 7–8 раз меньше стоимости. Помещице Вячесловой велели в три дня засеять яровые, а через три дня захватили полностью имение Трубецкого.
Толпами крестьян предводительствовал безумный старик "драматург Полевой". (Прежде какие редакторы отказывались печатать его статьи – присылал в открытке "смертный приговор".)
* * *
А что рядом-то хуторян смотрим? Стали на сходках решать: "отруба вернуть обчеству". И боле никого впредь на отруба не отпускать.
В с. Уды Харьковского уезда отрубники согласились вернуться к общинному землепользованию, если им дадут собрать озимый урожай и по сделанной уже пахоте засеять и собрать яровое. Общинники – не дают.
В двух уездах Нижегородской губернии произошли драки между общинниками и отрубниками. В Семёновском уезде, в деревне Захаровой, общинники устранили отрубников, разделили отрубные участки и запахали.
* * *
В селе Степной Кучук Барнаульского уезда 10 апреля, за Светлой неделью, арестовали пятерых, подозреваемых (но не пойманных) в воровстве. Выбивали им глаза, зубы, подвешивали к потолку и оттуда сбрасывали. Так – два дня. Одного признали невиновным, а четверых отвезли в волость.
В соседних сёлах воротившиеся с фронта солдаты выкалывали ворам глаза лучинами, разбивали молотками черепа, резали на куски. Дети прощаются с искрошенным отцом среди озверелой толпы.
* * *
А тут потекли слухи про монополию , но не с водкой, как до войны. А что: само правительство будет отбирать хлеб по половинной цене, а кто добровольно не повезёт – у того возьмут даром.
Мужики сильно заволновались. Местным образованным больше не верим: омманывают. И какие крестьяне в город ездили на сборища – тех там тоже охмурили.
А команды привычной сверху – нетути и нетути.
* * *
Пошли безтолковые порубки и культурных лесных хозяйств, пасли там скот, и зверя, птицу били. Теперь всё ваше !
В Саратовской губернии захватили, разделили опытное поле в 30 десятин.
В Рязанской получили развёрстку реквизиции скота на убой для армии. Так крестьяне вместо своего сдали без разбору помещичий племенной.
* * *
И всё-таки, если окинуть всё необъятное российское крестьянское море – то волнений было ещё мало. Редко охватывали целую волость, а уезд – так один Ранненбургский. А много сельских пространств – и полного мира.
И во многих деревнях неласково встречали дезертиров, так что они и на фронт возвращались. Приезжих ораторов слушали с молчаливым презрением. К помещикам держались с почтением.
* * *
Много крестьян недовольных, хмурых, никому не верят, во всём видят обман.
– Докуль будет начальство – не будет слободы. Поничтожили одно начальство – выбрали другое. Отрастят пузы – такие ж будут.
– Понавыбрали всякой сволочи себе на шею. Раньше один старшина с писарем все дела вертели.
Там – и буржуазы, там – и фабричные: устроили себе 8-часовой день, грабят и хозяев и народ. А мужик гни на них, подлецов, спину от зари до зари.
* * *
В деревнях переполох: Питер распорядился почитать 18 апреля как 1 мая. А куда ж энти 13 дней? А святых, какие на них приходятся, обминуть? – как это можно? А на численнике на первом мае стоит понедельник, а у нас вторник, – так не стыкается?
И так говорят: новый святой объявился, ему и праздник теперь. Только не знают, зажигать ли ему лампадку.
И такой слух: "Теперь воскресенье будет через раз". – "А в тот раз – что же после субботы?"
* * *
На сельском митинге, приезжий:
– Теперь будут все – граждане, и брак – гражданский, не церковный.
Бабы переполошились:
– Гожанский?.. Говянский?.. Баранский?..
– Эт’ значит: какую хошь – взял, и прожил с ней сколь хошь, а надоела – по шапке? А дети куда ж?
– Не, мужики! В чём другом – как хотите, а – от Господа мы не откажемся.
* * *