Маленький эпизод – но сколько в нём. В день похорон жертв революции Львов, Милюков, ещё несколько министров поехали на Марсово поле в одном большом роскошном лимузине, все вместе. А патруль милиционеров на мосту через Фонтанку – задержал их! потребовали – пропуск от Совета рабочих депутатов. Нету такого, но здесь – правительство, здесь – сам князь Львов. И – узнали же Львова. Но – всё равно не пропустили! И пришлось правительству повернуть и ехать в ближайший комиссариат за пропуском. А комиссариат оказался – в фонтанском бывшем доме м.в.д. И там не дали сразу пропуска, а стали по телефонам искать Керенского. А министры безпомощно, унизительно сидели в зальце и размышляли, что ведь это – недавний дом Протопопова, откуда они его выкуривали. А теперь – как бы сидели и ждали у него приёма? Да плюнуть бы, уехать, – но нельзя решиться не присутствовать на таком революционном празднестве. И – ждали, ждали, пока наконец приехал Керенский, взял правительство под своё покровительство – и повёз их на церемонию. (Довольно гадкyю, кстати, и в дурную грязную погоду. Обнажили головы у могил на временных деревянных мостках, рядом с ИК. И хоть умолчать бы о своём позоре! – но глупый Мануйлов тут же и разболтал всю историю задержки обступившим корреспондентам.)
Да цыфирный отдел (тайная расшифровка телеграмм дипломатов) доносил Милюкову, что швейцарский и ещё другие послы докладывали в свои столицы… о весьма вероятном падении Временного правительства! Хорошенькое начало! Нет, до этого далеко, однако читать неприятно.
А ситуация с министром иностранных дел – никак не смягчалась. Не говоря о том, что не уставала травить Милюкова "Правда", – завели ещё такую новую моду: заводские якобы резолюции. И "Известия" Совета публиковали их на месте передовых. "Треугольник", видите ли, постановил: "Предлагаем Совету депутатов категорически потребовать от Временного правительства немедленного опубликования во всеуслышание всех договоров с союзниками. Рабочий класс России не желает вести войну во имя захватнических стремлений английских и французских капиталистов. И чтобы Временное правительство тотчас обратилось к союзникам: отказаться от аннексий и контрибуций. И взять на себя инициативу начала мирных переговоров". Вот так. И это всё, и этим языком – составляли рабочие? Мы должны поверить?
А рабочие "Старого Парвиайнена" будто бы требовали и большего: "Сместить Временное правительство!"
А "Известия" печатали – самыми крупными буквами.
И что ж это за новый стиль такой? – почему случайная сходка берётся направлять правительство Великой России?
И вот, при всей деликатной шаткости положения министра иностранных дел, вчера, 13-го числа, раскрыл Павел Николаевич утренние газеты – и глазам не поверил. Повсюду напечатано: "Как стало известно, Временное правительство в настоящее время подготовляет ноту, с которой оно в ближайшие дни обратится к союзным державам и в ней подробно разовьёт свой взгляд на задачи и цели войны".
Как ужалили Павла Николаевича, не умел подскакивать, но подскочил: да кто ж это за него распорядился? да что ж это за подлость такая? что за невиданные политические приёмы?
Вспомнил: на Контактной комиссии вечером 11-го появившийся Чернов разливался о своих европейских впечатлениях, и что там никто не знает о нашей декларации 27 марта, так хорошо бы повторить это в ноте, в Европе, мол, будет очень благожелательно принято. И Милюков тотчас же отрезал, что он не хуже знает западное настроение; что такая нота вызвала бы не сочувствие, но тревогу среди союзников: будут слухи, что Россия готовится разорвать союз. Но черновское "Дело народа" стало подкипячивать – ноту! ноту! – какой-то аноним.
Но кто ж это дал сообщение? – из правительства??
Покатил Павел Николаевич в Мариинский, выяснять. Набоков уже и разведал: это Керенский!
Ах, мерзавец! Еле высидев заседание, при конце Милюков ледяно спросил: кто дал прессе это коммюнике?
Львов? – ничего не знает.
Керенский, чуть-чуть смутясь, но дерзко: он не отвечает за форму, в которой пресса передала его слова, но при сложившихся обстоятельствах такое сообщение было необходимо.
Да каков же наглец! Всё так же ледяно (а сам клокотал) Павел Николаевич сказал князю Львову, что немедленно подаёт в отставку, если Керенский тотчас же не опровергнет. И началась буря. И даже в оппозиционной "семёрке" все от Керенского отшатнулись, находя его приём неприличным. И Керенский, кусая губы, впервые ощутил себя "заложником", каким всё время хвастал, – и по телефону из набоковского кабинета передал в телеграфное агентство опровержение.
И сегодня – оно тоже во всех газетах.
Но – что подумают союзники? Что подумает Россия? На одном таком странном опровержении тоже долго не продержишься.
И заметил Павел Николаевич: министры осудили Керенского только за форму вмешательства в чужое ведомство, а по сути – они хотели уступить и ноту послать, ещё под этим давлением "рабочих резолюций".
И совсем не уступить – стало невозможно и для Милюкова. Какую-то ноту, какую-то ноту… а придётся посылать.
Но ощущал он: как это не вовремя! Если в марте союзники ещё думали, что мы сами справимся со своими затруднениями, – то теперь они уже жёстче приглядываются к нам. И хотя Милюков ну совсем же не был чувствительным человеком – но больно ему было представлять, как же союзники разочаруются в нас!
...
ДОКУМЕНТЫ – 9
14 апреля
ФРАНЦУЗСКИЙ МИНИСТР ТОМА ИЗ ПЕТРОГРАДА – ВО ФРАНЦУЗСКОЕ МИНИСТЕРСТВО ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ
Телеграмма, шифровано
…Ни судьбе войны, ни судьбе Альянса ничто не угрожает. Я умоляю, чтобы не волновались… Все те, кто находятся в контакте с революционной армией, подтверждают, что постепенно происходит реальное улучшение положения… Революционный патриотизм может и должен проявиться…
...
ДОКУМЕНТЫ – 10
14 апреля
ГЕРМАНСКИЙ СТАТС-СЕКРЕТАРЬ ЦИММЕРМАН -
ПОСЛУ В БЕРНЕ РОМБЕРГУ
Шифровано
Генерал Людендорф согласен пропускать через наши линии Восточного фронта русских эмигрантов, до сих пор сопровождавшихся через Стокгольм, – с тем, чтобы они вели мирную пропаганду непосредственно в армии. Если бы нашлись готовые к тому, то можно было бы сделать такую попытку.
21
Заботы ИК. – Опасность выборов отдельного гарнизонного бюро. – В ИК уже 90 человек. – Текучка Исполкома в отсутствие головки. – Сорвать отдельный Военный съезд! – Не дать арестовать Ленина. – Борьба вокруг выбора бюро ИК. – Скандал вокруг Стеклова.
После бурного заседания Исполкома 5 апреля, когда, вокруг присяги и Платтена, чуть не разорвали с правительством, заслушали на следующем свой скандальный протокол и постановили: впредь вести протоколы в безличной форме, чтобы не навешивать на товарищей одиозность, кто именно что говорил. Вообще, крайне неудобно и нежелательно разглашать подробности того, что и как происходит на ИК. И в советской прессе, и в социалистических газетах не надо этого печатать, уже скрепя сердце напечатали полный список ИК, ещё и с раскрытием псевдонимов, хватит этого.
Левые несколько раз предлагали публично дезавуировать Керенского за его фактическое предательство ИК. Большинство Исполкома не соглашалось: всё же полезно присутствие Керенского в правительстве и приходится учитывать его популярность.
Но тут же выдвинулась опасность и побольше, обсуждали как первый серьёзный вопрос. Пока кипели неделю на Всероссийском Совещании Советов – а тут под боком, в петроградском гарнизоне, выросло неконтролируемое движение, как-то связались батальоны между собой (да похоже – через большевиков): кроме Солдатской секции Совета, которой им оказалось мало, они желают избирать своё отдельное гарнизонное бюро, как это уже есть в некоторых городах (ведь повсюду строится хаотически, где как придётся), – якобы для решения специфических военно-технических вопросов. Но это – исключительно опасное предложение. Создание другого центра вне Совета – абсолютно недопустимо, там может выработаться своя политическая линия – и что тогда? гарнизон не станет подчиняться Исполкому. Размаху революционной инициативы тоже должен быть предел. А что же смотрит Станкевич (мастер критиковать других)? Наша солдатская Исполнительная Комиссия должна перехватить это начинание, убедить гарнизон, что она их достаточно представляет, что она – уже и есть это самое гарнизонное бюро.
Солдатская комиссия теперь заявляет, что их мало (человек сорок), что они перегружены общероссийской работой, а чтобы им заменить гарнизонное бюро – надо провести по гарнизону дополнительные выборы, хотя бы по человеку от батальона, – и всех их тоже включить в Исполнительный Комитет.
Хорошенькое дело, еле этих терпели, а теперь ещё добавлять шестнадцать? Но из двух зол придётся выбирать меньшее, иначе мы потеряем гарнизон. Постановили: добавить этих 16, но не новыми выборами от батальонов, ещё неизвестно, кто попадёт, а – делегатов от действующих батальонных комитетов, уже более притёртых.
Тут ведь только что, от Совещания Советов, уже добавили тоже 16 новых членов, чтобы ИК стал считаться Всероссийским. (Он уже разрастался государством, к нему обращались и учреждения – правительственные и провинциальные, к его дверям шли и пёрли жалобщики всех видов, толпа посторонних, чиновники, офицеры, мужички с котомками, плачущие женщины.) Эти новоизбранные шестнадцать, правда, стесняются, считают себя временными, до съезда Советов, и сами заявляют, что не хотят включаться в органическую работу ИК. Это хорошо. Богданов придумал загнать их всех в иногородний отдел. (Самому развитому из них, Гуревичу-Беру, поручили организацию областных съездов советов, по несколько губерний в области.)