- Батюшки-и-и!.. - тоненько закричала старуха, цепко схватила деньги и мгновенно захлопнула дверь.
Как "Опричник" становился домом
Было очень раннее утро…
Сверкающий лаком, совершенно законченный семнадцатиметровый "Опричник" стоял в кильблоках на задворках яхтклуба еще без мачты, но уже одним своим видом - отполированным гребным винтом, гигантским килем, тускло мерцающими медными окантовками иллюминаторов, туго натянутыми леерами, будил самые необузданные видения: дальние моря и неведомые страны, начало новой удивительной жизни, в которой грезились волны и ветры, соленые брызги и разноязычный гомон чужих берегов, сладко дурманящие тропические цветы и шоколадные волоокие женщины с призывными улыбками и тонкими талиями при вполне пухлых бедрах…
И только три детали чуть-чуть притормаживали этот манящий вдаль полет фантазии - старый, ржавый "москвич" Арона, стоявший рядом с кильблоками; кухонные веревки, натянутые от борта к борту между леерными стойками с выстиранным бельишком Арона и Васи; и обычное цинковое ведро, привязанное у самого начала киля под днищем яхты.
В сонной тишине было отчетливо слышно, как кто-то протопал внутри яхты, затем проскрипела и захлопнулась какая-то дверь. Щелкнула задвижка и раздалось, не оставляющее сомнений, журчание чьей-то струи…
А потом послышался характерный звук спускаемой воды и через мгновение все "это" вылилось через открытый гальюнный кингстон в висящее под яхтой обычное, домашнее цинковое ведро.
И хриплый со сна голос Арона:
- Васька! Сегодня твоя очередь парашу выносить…
И ни словечка в ответ… На палубу в одних трусах вылез сонный, подрагивающий от утренней свежести Василий. Он трижды развел руки в стороны, дважды присел, имитируя зарядку, но тут же потянулся, зевнул, обхватил себя тощими руками и застыл, устремив взгляд вперед, через нос яхты, словно перед его взором простиралась необъятная даль океана…
Из каюты показалась встрепанная голова Арона:
- Ты меня слышишь, Васька?!
Василий очнулся, ответил раздраженно:
- Слышу, слышу! Ты, давай, жратву готовь, а то скоро Марксен приедет…
Спустя два-три часа вокруг "Опричника" собралась вся бригада реставраторов во главе с Федором Николаевичем, деятели яхт-клуба, Марксен Иванович и Арон с Василием.
На земле были разложены новые огромные, сверкающие белизной паруса. Все ходили вокруг них и восхищенно прищелкивали языками:
- Ай да паруса!..
- Это тебе не уплотненный лавсан. Это - дакрон! Сто двадцать квадратных метров настоящего дакрона.
- Марксен Иванович! Можно неделикатный вопросик? Сколько с вас наши мастерские за паруса содрали?
- Страшно сказать, ребятки… Десять тысяч!
- Перекреститесь, Марксен Иванович! Они вам даром достались! За десять они только для вас сделали… Тут с одних кооператоров за сто квадратов шестнадцать слупили!..
- Так то кооператоры. Мои-то - работяги… - и Марксен Иванович кивнул на Василия и Арона.
Василий водил Арона за руку вокруг парусов и шептал ему:
- Смотри, Ароша… Мы отдали за пятнадцать штук, прямо скажем, говенную квартиру с комнатами - одиннадцать и четырнадцать метров, причем, заметь себе, четырнадцать - проходная… В довольно жлобском районе, с видом на помойку, а взамен получили сто двадцать квадратных метров потрясающих парусов с видом на совершенно другую жизнь! И еще пять тысяч у нас осталось!..
- Что ты меня уговариваешь, как бабу?! Я, что, против?
- Я не уговариваю, я просто не хочу, чтобы ты ходил с кислой мордой…
- Пока мы не сможем отдать семь тысяч Федору Николаевичу и его ребятам, у меня другой морды не будет!
- Господи! Делов-то на рыбью ногу! - облегченно вздохнул Василий. - Федор Николаевич! Можно вас на минутку?
- Знатные, знатные паруса… С такими парусами на край света, - подошел Федор Николаевич.
- У вас там какое-то было предложение к Арону Моисеевичу? - вкрадчиво сказал Вася.
- Дык, Арон Моисеевич… Какое там предложение!.. Василий всегда скажет!.. Проще пареной репы. Вы должны семь тысяч. Так?
- Так, так! - Вася попытался ускорить ход событий.
- Ты, Арон Моисеевич, отдаешь мне своего "Москвича", и мы в расчете. А со своими ребятками я сам расплачусь. Лады?
- А кто будет государству платить семь процентов комиссионных? - спросил Арон.
- А государство пусть лапу пососет, - рассудительно сказал Федор Николаевич. - Будя нас грабить-то! Счас поедем к моей дочке - она у меня нотариус, оформишь на мое имя доверенность с правом продажи, и не за полста рублей, как лицу постороннему, а за два с полтиной, как ближайшему родственнику. А то "государству"! Мы лучше сегодня эти семь процентов пропьем за милую душу! Возьмем Марксена Ивановича и "Шаланды полные кефали…"
Как военно-воздушные силы сегодня служат делу мира
- …"в Одессу Костя приводил, и все биндюжники вставали, когда в пивную он входил…" - пел здоровенный детина в белых лаковых полуботиночках и белом костюме с красной "бабочкой".
Оглушительно гремел ресторанный оркестр.
Прифранченные Федор Николаевич, Марксен Иванович, Арон и Вася сидели за столиком. Все, кроме Муравича, пили водку. Перед Марксеном Ивановичем стоял стограммовый графинчик с коньяком. Он осторожно прихлебывал из крохотной рюмочки и говорил:
- Нет, нет и нет! Бред сивой кобылы! Вы что? Это вам не швербот какой-нибудь! Это большая крейсерская яхта! И при поворотах поезда, крайние точки - нос и корма – будут выходить в стороны!.. А четыре метра по высоте в кильблоках - это вам что?! Как вы думаете проходить туннели? Забудьте о железной дороге! Только на барже по Волге-Балту! Скажи им, Федя!..
Федор Николаевич икнул от неожиданности, опрокинул в рот большого рюмаша, понюхал корочку и почти трезво сказал:
- Ты, Моисеич, и ты, Василий, - не маленькие. Сами понимать должны: ваша бандура - груз негабаритный. Только Волга-Балтом!
- Но вы же сами говорили, что на барже до Одессы нужно не меньше месяца чапать! - простонал Василий.
Федор Николаевич хотел было ответить Василию, но в эту секунду мимо него стал протискиваться официант с блюдом свежих помидоров, зелени, севрюги и зернистой икры.
Федор Николаевич охнул и ухватил официанта сзади за смокинг:
- Ты ж говорил, что помидоров и икры у вас нет?! А это что?!
- Помидоры и икра только на конвертируемую валюту! Пустите сейчас же, а то милицию вызову, - огрызнулся официант.
- О, бля… Дожили. Перестроились… - только и смог сказать Федор Николаевич.
За соседним столиком трое военных летчиков - подполковник, майор и капитан, пили из фужеров шампанское пополам с коньяком. Пьяными и блудливыми глазами они в упор разглядывали чужих женщин, время от времени подполковник протягивал капитану двадцатипятирублевку и хрипло говорил:
- Отнеси. Пусть еще споет за Одессу!..
Белоснежный детина с ловкостью фокусника принимал "четвертак", делал знак оркестру и, выждав четыре такта вступления, начинал:
- "В тумане скрылась милая Одесса, золотые огоньки…"
Что бы ни пел детина - все танцевали только фокстрот.
- Ну, так мы придем в Одессу на месяц позже! - кричал Марксен Иванович. - Вася! Закусывай сейчас же!.. Арон! Куда ты смотришь? Положи Васе ветчинки… Вы столько лет ждали этого момента. Так подождите еще месяц - ничего страшного. На барже отдохнете, наберетесь сил и в Одессу придете готовыми ко всему…
- Шо я слышу? - прохрипел подполковник и с полным фужером, качаясь, подошел к Марксену Квановичу. - Не, шо я слышу?! Сплошной разговор за Одессу!.. В этом городе трех, мать их за ногу, революций, в этой, извиняюсь, обосранной колыбели, люди говорят за мою милую, родную Одессу?! Разрешите представиться - военный летчик первого класса подполковник Ничипорук…
Подполковник даже попытался щелкнуть каблуками, но пошатнулся, и если бы Арон вовремя не подхватил его, на Вооруженные силы могло бы лечь пятно позора.
- Вы лучше присаживайтесь, товарищ подполковник, - сказал ему Арон.
- Зови меня просто - Леха, - прохрипел Ничипорук.
Этой ночью "москвич" снова стоял у кильблоков "Опричника". Но теперь в нем, на правах полновластного хозяина, спал мертвецки пьяный Федор Николаевич, и в такт его булькающему, рыдающему храпу в стареньком "Москвиче" что-то ритмично дребезжало и позвякивало…
В уже почти обжитой каюте "Опричника" при полном электрическом свете (украденном с соседнего фонарного столба) гуляли "под большое декольте" Арон, Вася, подполковник Леха, майор Аркаша и капитан Митя.
Во главе стола сидел улыбающийся и единственно трезвый Марксен Иванович и прихлебывал обжигающий чай, держа большую фаянсовую кружку двумя руками.
- Нет, Леха!.. Ты чего-то явно не понимаешь! - кричал Вася. – Она только длины - семнадцать метров!!!
В ответ все три летчика оскорбительно захохотали.
- И в высоту, с кильблоками - четыре!.. - добавил Арон, чем вызвал еще больший взрыв веселья со стороны представителей военно-воздушных сил.
- Ой, я сейчас умру!.. - хрипел Леха. - Митя! Наливай!..
- А то, что она весит тринадцать тонн, это ты понять можешь?! - в отчаянии прокричал Вася. - Да еще центнер консервов, крупа, инструменты!.. Наши собственные шмотки, наконец!
- Ой, ой… - заходился Леха. – Не, чижики, вы слышите?! Если я счас не выпью, я просто не знаю, что будет!!!
- Васенька! Арончик!.. - сквозь смех и слезы прокричал капитан Митя. – Вас на сцену - Мише Жванецкому делать нечего!.. Скажи, Аркаша?
- Жуткий, повальный успех! - подтвердил майор. - Они всех комиков по миру пустят, да, командир?
- А то! - прохрипел подполковник Леха.