Рассказ "Несмертельный Голован" (1880) - второй из цикла о "праведниках". Герой его, пожалуй, наиболее близок к идеалу положительного характера, каким он представлялся автору.
Здесь, как и в других произведениях этого цикла, писатель не выходит за рамки морально-нравственных, этических категорий.
Герой не боится смерти и бесконечно добр по отношению ко всем без исключения людям. Как и все лесковские "праведники", он "сумнителен в вере".
Голован, которого автор называет "особенным", изображается как обыкновенный, хотя и незаурядный человек, все "чудеса" которого объясняются "естественными причинами". Вместе с тем "совершенство" его на грани святости. Он, "строгостью к себе и снисходительностью к другим достигший высоты совершенного самоотвержения", напоминает автору Жильята, героя романа Гюго "Труженики моря". "Его совесть снега белей", - говорит о нем отец Петр.
"В горестные минуты общего бедствия среда народная выдвигает из себя героев великодушия, людей бесстрашных и самоотверженных", - пишет Лесков.
Эпиграфом к рассказу служат слова из Евангелия от Иоанна: "Совершенная любовь изгоняет страх".
Утверждая право человека на личное счастье, Лесков обязательным условием ставит соблюдение общечеловеческих норм морали и нравственности: "…есть счастье праведное, есть счастье грешное. Праведное ни через кого не переступит, а грешное все перешагнет". Голован счастлив "праведным" счастьем.
Концепция героического характера у Лескова опиралась на убеждение в преобладании положительных свойств в человеческой природе. "Двойственность в человеке возможна, - говорил Лесков, - но глубочайшая суть его все-таки там, где его лучшие симпатии".
В образах "праведников" сказались слабые стороны миропонимания писателя, его вера в нравственное усовершенствование как единственное средство преодоления зла.
В поисках положительного героя Лесков все чаще обращается к людям из народа.
Одной из вершин художественного творчества писателя явился его знаменитый сказ "Левша" (1881).
Лесков не дает имени своему герою, подчеркивая тем самым собирательный смысл и значение его характера. "…Там, где стоит "Левша", надо читать "русский народ"", - говорил писатель.
Он не идеализирует героя, показывая, что при огромном трудолюбии и великолепном мастерстве, он "в науках не зашелся и вместо четырех правил сложения из арифметики все бредет по Псалтырю да по Полусоннику".
Повествование ведется от лица рассказчика, речь которого выдержана в "лесковских" ярко-цветистых тонах, насыщена неологизмами, построенными по принципу народной этимологии. Этот "настоящий, кондовый русский язык" Лескова, как его оценивал М. Горький, требовал большой, кропотливой работы.
"…Язык "Стальной блохи" дается не легко, а очень трудно, и одна любовь к делу может побудить человека взяться за такую мозаическую работу. Но этот-то самый "своеобразный язык" и ставили мне в вину и таки заставили меня его немножко портить и обесцвечивать…" - сетовал писатель.
"Левша" - произведение народного героического эпоса, в котором писатель достиг большой силы и глубины художественного обобщения. В нем настолько точно воссоздан речевой колорит изображаемой среды, что при чтении сказа возникала иллюзия достоверности событий и реальности образа рассказчика. Этому способствовали и некоторые особенности таланта Лескова-художника.
"Лесков… - волшебник слова, но он писал не пластически, а - рассказывал и в этом искусстве не имеет равного себе", - отмечал М. Горький.
Поэтому Лесков "нуждался в живых лицах, которые могли… заинтересовать своим духовным содержанием".
Этот способ типизации требовал особой жанровой формы изображения, которую сам Лесков назвал "мемуарной формой вымышленного художественного произведения". "Мемуарность" у Лескова, однако, только художественное средство - у большинства лесковских героев не было живых прототипов.
Писатель упоминает в своих произведениях подлинные исторические имена и события, создавая колорит достоверности. Этот "исторический" фон - также один из приемов художественного изображения в творчестве Лескова. Так, и оба императора, и атаман Платов в "Левше" действуют как вымышленные персонажи в соответствии с сюжетным планом произведения.
Именно рассказ о событии или "вымышленный мемуарный жанр" были определяющими в творчестве Лескова. Поэтому он, по словам Горького, "всегда где-то около читателя, близко к нему" и как бы является непосредственным участником описываемых событий. В этом "искусном плетении нервного кружева разговорной речи" и состоит вклад Лескова в искусство художественного слова.
В ряде произведений 80-90-х годов Лесков изображает жизнь дореформенной, крепостнической России.
В известном рассказе "Тупейный художник" (1883) история крепостных актеров напоминает сюжет герценовской "Сороки-воровки".
Жанр "Тупейного художника" совершенно своеобразный. Это рассказ, написанный в сатирико-элегических тонах. На элегический тон настраивает читателя уже подзаголовок: "Рассказ на могиле". Эпиграф усиливает это впечатление: "Души их во благих водворятся…". Трагическая судьба крепостного художника-гримера Аркадия и актрисы Любови Онисимовны должна подтвердить основную мысль автора: "простых людей ведь надо беречь, простые люди все ведь страдатели".
В "Тупейном художнике" Лесков выступает как социальный сатирик, подымаясь до уровня лучших произведений "гоголевского" литературного направления.
Вместе с тем Лесков умел жизненный факт облечь в такую художественную форму, что он становился фактом искусства.
"Можно сделать правду столь же, даже более занимательной, чем вымысел, и вы это прекрасно умеете делать", - говорил ему Л. Н. Толстой.
Характерен в этом отношении рассказ "Человек на часах", в котором изображены бессмысленность и бесчеловечность порядков, деспотический режим Николая I.
Несмотря на то что в рассказе описан действительный случай и названы подлинные имена участников и очевидцев события, - это не историческая хроника.
Солдат Постников - "лесковский" герой, которого сам писатель отнес к типу "праведников".
Показывая внутреннюю борьбу и победу чувства человечности над чувством долга в душе Постникова, который, рискуя жизнью, спас тонущего, Лесков противопоставляет ему офицера, человека низкого и подлого, присвоившего себе славу и честь солдатского подвига.
Парадоксальность и "анекдотичность" описываемого случая состоит в том, что при явном для всех высоких чинов жульничестве офицер инвалидной команды получает награду "за спасение утопающих", а подлинный герой - двести розог.
Писатель с иронией говорит о том, что и "владыка" и Свиньин, распорядившийся высечь Постникова, выглядят его "благодетелями", так как военный суд приговорил бы к шпицрутенам.
В 80-х годах, используя сюжеты "житий" святых, апокрифы, Лесков создал серию легенд, занимающих своеобразное место в его творчестве.
Писатель коренным образом переосмысливает или создает заново характеры героев "житий". В таких легендах, как "Совестный Данила", "Скоморох Памфалон", "Прекрасная Аза", решаются нравственные, морально-этические и философские проблемы современной писателю действительности. Церковно-религиозные атрибуты создают лишь внешний фон, подобно историческим деталям в очерках и рассказах. Не вопросы веры, а размышления о смысле человеческой жизни и ее предназначении составляют содержание большинства легенд.
Насыщенные глубоким гуманистическим смыслом, легенды Лескова были своеобразной, завуалированной формой выражения общественных позиций писателя в условиях реакции 80-х годов.
"Проклятое бесправие литературы мешает раскрыть каторжные махинации ужасной реакции", - писал Лесков И. Е. Репину 19 февраля 1889 года.
В последний период творчества Лесков стремился к более четкому определению своих общественных позиций.
Он увлечен какими-то сторонами "толстовства". "В размышлениях своих о душе человеческой и о боге я укрепился в том же направлении, и Лев Николаевич Толстой стал мне еще более близким единоверцем", - пишет Лесков в 1891 году.