- Опять ты за свое! - старик подскочил и принялся бегать по комнате. Во-первых, они не дети! - он пронзил воздух перед собой длинным сухим указательным пальцем и принялся потрясать им, точно ошпаренным. - Не забывай: сегодняшние - другие! Они раньше взрослеют. У них иное сознание, время сейчас другое - оно быстрое, жесткое. Оно не щадит: успевай-поворачивайся!
- Как будто ваше время или мое щадило… - буркнул Далецкий.
- И все-таки мы были детьми в их возрасте, а они - нет. И если ты этого не понимаешь, тебе нельзя с ними работать! Но я не про это… Я про то, что это твой шанс и его нельзя упускать!
- И каков же мой шанс?
- Вернуться к жизни, - тихо сказал старик. - Не прятаться от неё и поверить в себя. А для них это шанс понять, что такое живое слово. Почувствовать его, в сердце вместить… Булгаков, он один в том ушедшем столетии таким словом владел… Тень какой-то великой правды на страницах его романа, эта правда живая, дышит… Сама плоть романа заставляет сильней биться сердце! В него падаешь, в нем пропадаешь, он вскрывает душу, как скальпелем, углями жжет! В ней кипит все: восторг, жалость, мука, любовь… С таким словом не каждый совладать может. Но ты заплатил свое за право работать с ним. Выстрадал, как и он…
- Мой счет ещё не оплачен, - отвернулся Далецкий.
- Так оплати… - тихо сказал старик. - Пора.
- Что ж, пора!
Марк Николаевич опять закурил, поднялся, встал у окна. Мело. Он задернул занавеску, включил настольную лампу под шелковым абажуром, и в комнате разлился теплый неяркий свет. Тень от лампы качалась на занавеске, тени двух мужчин пали на пол и стали расти.
Пора! Это слово словно сдвинуло время, оно задрожало, тронулось… и ожили оба. И тяжкое, грузное что-то, застывшее в комнате, тотчас пропало.
Тишина… и резкий, неожиданный звонок в дверь. Николай Валерианович на цыпочках подобрался к ней, глянул в глазок… ребята!
- Твои, всей гурьбой! - объявил он растерявшемуся Далецкому.
Тот руками замахал, заохал - мол, нет, не сейчас, не готов!
Тогда старик и отвел всех на кухню, прищучил, а потом сообщил долгожданную весть: решено, быть Булгакову! И когда смолк их восторженный жаркий шепот, возвестивший о раннем утре четырнадцатого числа весеннего месяца нисана, когда окрыленные студийцы покинули квартиру на седьмом этаже, старик вернулся к Далецкому и хотел было что-то сказать, но тот не дал - перебил.
- Одни девчонки в студии, парней всего четверо, кто станет свиту играть? - Марка словно бы разморозили, он кругами рыскал по комнате. Иешуа, Мастер, Воланд, Пилат - вот уже четверо… а свита?
- Девицы! Они! Марк, это уже концепция. А потом надо подумать…
- О чем спектакль? - опять перебил Далецкий.
- Думай, решай - он твой.
- Нет, без вас я бы никогда не решился, вы - режиссер, а я - так… на подхвате.
- Глупости говоришь! Я буду рядом - ты все в свои руки бери!
- А инсценировка! Кто инсценировку напишет?
- Да, ты прав, готовые брать не хочется… и потом, я думаю, надо выбрать одну какую-то линию из романа - одну из главных, и по ней, как по тропочке, к свету идти.
- Хорошо, годится, что там у нас? - Далецкий уставился в одну точку и стал терзать свои волосы… - Какие главные линии? Воланд в Москве, проделки Коровьева, сеанс черной магии в Варьете. Мастер и Маргарита. Пилат и Иешуа… какая из них? Там же, в романе, все спаяно, ничего не вычленить, чтоб целое не повредить…
- Марк, с целым нам не справиться. Не поднять! Все равно что-то отсечь придется… А как ребята-то загорятся! - вдруг просиял старик. - Ох, прямо в висках стучит… Нет, главное сейчас не забалтывать, бить прямо в цель! Давай танцевать от печки: что для ребят в этом главное? Я думаю, это все же история Мастера и Маргариты. Любовь! И роман - это реквием по великой любви, которая не может прижиться в неволе. Мир губит её. Любой, будь то реальность тридцатых, семидесятых или наше время… Вот про это будет спектакль.
- Да и еще… крик Маргариты: "Отпустите его!" Пилата-то, помните, Фриду… Милосердие, просьба о милости - наш спектакль и про это… И про то, что все возможно переменить, даже прошлое… Только в этом чудо, а остальное - так, чушь собачья!
- Что с инсценировкой, Марк, кто напишет?..
- Сейчас, сейчас… - Далецкий вскочил и забегал по комнате, вдавливая кончики пальцев в кожу на лбу. - Что-то вертится, был кто-то… а, вспомнил! Есть один! Сейчас позвоню… - и он кинулся к телефону.
- Марк, погоди, - метался вкруг Марка Николай Валерианович. - Скажи хоть, кто он, откуда… Что за птица?! Поспешишь - людей насмешишь…
Но ничто уж не могло остановить Далецкого - он рванулся к Булгакову на всех парусах!
- Алло! Будьте добры Антона Возницына… а, Антон? Это Далецкий Марк Николаевич, режиссер студии "Лик". Да, тот самый. Есть у меня к вам дело одно, не могли бы подъехать? Да, прямо сейчас! Адрес диктую…
Они принялись ждать. Марк поутих и задумался, а старик задремал.
Через сорок минут в дверь позвонили…
Из дверного проема вынырнул, распрямляясь, высоченный парень, длинноногий как аист, и худой как скелет, с выпиравшим на длинной шее остреньким кадыком и зоркими серыми глазками. У глаз кожа мялась, морщинилась, когда они щурились в ехидной ухмылочке, а щурились они постоянно…
- Антон! - парень быстро выбросил из кармана руку с длинными цепкими пальцами.
- Николай Валерьянович, - старик чуть приподнялся и опять рухнул в кресло - он устал…
- Познакомились? - следом за аистом в комнату шагнул Марк с подносом, на котором в турке дымился кофе и стояла миска с печеньем. - Вот и славно! Сейчас, Антон, в двух словах вам все расскажу. Значит так, мы с Николай Валерьянычем…
Он принялся объяснять суть дела, а Николай Валерьянович с трудом пытался бороться с дремотой, но ясность мысли все никак не возвращалась к нему… Что за черт! - злился старик, - точно дурманом каким опоили…
- Сделаю, нет проблем! - кивнул Антон, закуривая и протянув под столом свои длинные ноги. - Месяц-два, говорите? Да я в недели три уложусь! Я как раз в материале - только что статейку сдал о Булгакове.
- В "Театральную жизнь"? - поинтересовался Марк Николаевич.
- Не совсем… Мы тут дело одно затеяли - создали молодежную редакцию при журнале одном… не суть. Так вот, выпускаем с ребятами четыре номера в год, работаем за интерес, без денег, команда у нас крепкая, ребята профессионалы, в основном театральные критики, но есть и с журфака МГУ. Живое дело, хорошее, все сами - от плана номера до засыла в типографию. И так это все завертелось… и мысль есть одна: фестиваль студийный организовать. Так если ваш спектакль туда - можно оторвать первую премию. Запросто! Прессу хорошую организую, нет проблем… Студию вашу знаю, "Пиковую" видел… А потом, к лету рванете в Англию, на фестиваль неформальных театров. Мы тут с мужичком одним из Министерства это дело прокручиваем, чтоб наши лауреаты туда поехали… Ну как, интересная перспективка, а?! Так что сами смотрите: если к маю выходите на наш фестиваль, в июне вы в Лондоне.
- Э… Антон, но зачем же так гнать! - дернулся в кресле Николай Валерианович. У нас ещё даже инсценировки нет, а вы уж о Лондоне! Тут наскоком ведь не пойдет, это Булгаков, это вам не…
- Николай Валерианович, - не спеша, с толком и с расстановкой принялся убеждать Антон, сложившись над столом пополам, - я согласен, гнать не нужно, но если само пойдет… почему же не поучаствовать? Давайте сейчас про это не будем, давайте по делу. У меня расклад такой: кладу вам инсценировку на стол к началу апреля, еду в командировку в Питер, вы её смотрите, возвращаюсь, вносим поправки и - вперед! Только у меня к вам просьба одна… даже две! - он глубоко затянулся, прищурился и с шумом выдохнул дым.
- Давайте… - решился Далецкий.
- Чтоб мои из молодежной редакции тут у вас поварились немножко. Молодые критики, очень талантливые, взгляд незамыленный… ну, в общем, чего говорить: посмотрят, подскажут, сами в живом процессе покрутятся… Дело хорошее, а?
- Ну почему нет? - согласился Далецкий. - Тащите сюда ваших критиков, пускай варятся! А другая просьба?
- Понимаете… - Антон немного замялся, прикусил губу и, вывернув шею, поглядел на двоих режиссеров с некоторым сомнением. - Нет у вас Маргариты! Девчонки хорошие в студии, но ни одна эту роль не потянет.
- Почему же? - Далецкий даже расстроился. - Аля - ну, Лиза из "Пиковой" - она вполне…
- Нет! - скривился Антон, точно его уксусом опоили. - Она не сыграет. Огня в ней нет, вяловата. Тут такой накал нужен… у-ух! - он вскочил, пропоров собою пространство и едва не раскокав люстру. - Есть у меня одна на примете. Хорошая девочка. Она в студии "Группа людей" играет. И между прочим, тоже Булгакова. "Собачье сердце"…
- Но "Сердце" - это не показатель, там ни одной большой женской роли нет!
- Она сможет… - гнул свое Антон, таскаясь по комнате, проглатывая свой острый кадык и безбожно дымя. - Говорю вам, эт-то такое… не девка огонь! Сами увидите…
- Ладно, как можно её поглядеть? - согласился Далецкий.
- Погодите, погодите, - вспыхнул старик, - что за лихорадка такая! Еще ничего нет, ни инсценировки, ни даже концепции! А вы - об актрисе. У нас как раз мужиков не хватает, девиц - через край! И вообще, Антон, давайте об инсценировке поговорим, на чем вы акценты расставите, про что спектакль?