Пробежала мимо Логина. Он остановился и прислушался. Скоро услышал ее гневливые крики и громкий визг и смех сестер Дылиных.
Вспомнил, что Ивакина уже давно ждет его. То подымаясь, то опускаясь по крутым откосам берега, пробирался к той мельнице, которую показал Ивакиной Иногда приходилось схватываться за смолистые ветви молодых елок, чтоб не соскользнуть вниз.
В укромном местечке за кустами увидел нежную парочку: Нета и Пожарский сидели рядом, тесно прижимались друг к другу, любовно переглядывались и говорили. Он прошел сзади их-не заметили. Сладкий, звонкий поцелуй раздался за ним и разнежил его истомою желания.
Наконец Логин добрался до заброшенной мельницы. Ивакина сидела на пороге покинутой избы. Ее горячее лицо было почти красиво, - таким пылким нетерпением сверкали маленькие глазки. Логин сказал:
- Вот вы где! Пойдемте-ка вниз, авось нас там угостят варей.
Ивакина робко подала ему руку, и они потихоньку пошли к мостику. Логин сказал:
- Так вот, любезнейшая Ирина Петровна, вы хотите знать, когда именно. Извольте, - но сначала дайте клятву, что вы сохраните это в тайне.
- Клянусь, - торжественно сказала Ивакина. Логин остановился, выпустил ее руку и, мрачно глядя на нее, сказал:
- Клянитесь спасением вашей души Ивакина изумилась и даже всплеснула руками.
- Но, помилуйте, это - нерациональная клятва. С тех пор, как Дарвин доказал…
- Ну, все равно, - снисходительно сказал Логин, - каждый дает обещание сообразно своим убеждениям. Да вы, может быть, толстовка?
- Я отношусь, понятно, к великому русскому писателю с глубочайшим уважением, но нахожу, что пресловутые доктрины о непротивлении злу, о неделании, - ошибки гениального человека. Когда повсюду вокруг царит беспросветное зло, когда паразиты на двух ногах и кулаки в поддевках и во фраках сосут народную кровь, обязанность каждого честного гражданина-борьба и труд. К тому же ссылки на такой устарелый источник, как Евангелие, в наш электрический и нервный век я признаю нерациональными и несовременными: принципы, изложенные в этой замечательной книге вперемежку с легендами, конечно, были в свое время полезны, но уже давно отслужили человечеству свою службу.
- Итак, заповедь: не клянись…
- В обыкновенных условиях жизни я отвергаю клятву, как недостойное уважающих себя людей проявление взаимных отношений недоверия и мелочной подозрительности. Но в исключительных случаях, когда дело касается социальных и прогрессивных интересов, а также возвышенно-идеальных стремлений, я считаю своим долгом признавать обязательность клятвы.
"Типун тебе на язык, распространенная болячка!" - думал между тем Логин.
- Итак, - сказал он, - клянитесь не выдавать никому тайны, которую я вам открою, клянитесь наукой, прогрессом и народным благом.
Ивакина торжественно подняла правую руку и воскликнула:
- Клянусь наукой, прогрессом и народным благом никому не выдавать тайн, которые будут мне открыты вами!
- Через две недели в четверг, - таинственным голосом сказал Логин и опять подал руку Ивакиной. Ивакина затрепетала.
- Как? Что именно?
- Произойдет решительное: прилетят воздушные шары секретной конструкции и привезут конституцию прямо из Гамбурга.
- Из Гамбурга! - в благоговейном ужасе шептала Ивакина.
Она шла взволнованная, не замечая дороги. Логин продолжал:
- Больше ничего не могу сказать. И помните: за измену-смертная казнь, - в мешок и в воду.
- О, я знаю, знаю! Я дала клятву, - и сдержу ее!
- Не занимаетесь ли вы, Ирина Петровна, литературой?
Ивакина лукаво улыбнулась и спросила:
- Почему же вы так думаете, Василий Маркович?
- Да вы так литературно выражаетесь.
- Да? Вы находите? О, я очень много читаю: не говоря уже о том, что ни одна деталь школьного режима не ускользнула от моего внимания, я читаю много и по общей литературе. Но представьте! В моем захолустье, где вместо людей можно встретить только господ Волковых да совершенно неинтеллигентных волостных писарей, мне не с кем, положительно не с кем, обменяться живыми и свежими мыслями, которые навеиваются чтением книг честного направления. Да, вы угадали: я немножко занимаюсь литературой. То есть я, видите ли, составила одну азбуку по генетически-синтетическому слого-звуковому методу и сборник диктантов популярно-практическинаучного содержания, расположенных по аналитически-индуктивному методу.
- Очень полезные работы; они, конечно, приняты во многих школах?
- Увы! К сожалению, у нас везде царит такая рутина, стремление придерживаться раз пробитой колеи: ничего оригинального и знать не хотят. Азбука моя употребляется в двух школах нашего уезда, представьте, только в двух! и в одной школе тетюшского уезда, всего в трех школах. Сборник диктантов постигнут еще более плачевною участью: я не могла даже найти для него издателя и могу употреблять только в своей школе.
- Это очень печально.
- Но я не падаю духом. Меня воодушевляет мысль, что в великом процессе поднятия народных масс и я приношу долю пользы, хотя бы и минимальную. Теперь я привожу к окончанию одно грандиозное предприятие, которое стоило мне многих бессонных ночей, нравственной и умственной борьбы и нескольких лет интенсивного труда и неутомимых изысканий.
Логин напряженно старался не засмеяться. Он сказал:
- Это очень любопытно. Какое- же это предприятие?
- Это - хрестоматия для народных школ с целью поставить перед сознанием детей во весь рост те идеальные личности, которых так много на нашей родине, чтобы дети имели образцы для почитания и подражания.
- А вы верите в идеальные личности?
- Безусловно! Я привожу литературные примеры идеального священника, доктора, лакея, сестры милосердия, идеальной учительницы, идеального помещика, идеального станового, - словом, идеальных личностей всех сословий.
- Ну а просто человек, живой человек, - есть он в вашей книге?
- Это все люди, и притом лучшие!
- И всей этой слащавой идеальностью вы хотите пичкать деревенских малышей? К чему? Зачем обманывать их? - горячо говорил Логин.
- К чему? Что же, по-вашему, следует с самого раннего возраста показать детям все худое в жизни и разбить в них веру в хорошее? Нет, школа обязана давать детям положительные идеалы добра и правды.
- Идеал - Бог, идеальный человек - Христос, а вы им дрянных кумирчиков налепите, приучите всяких лицемерных честолюбцев на пьедестал ставить, по-холопски стукаться лбами, и перед кем?
- Вы отвергаете, что есть идеально хорошие люди?
- Не встречал я - таких.
- Сожалею вас. А я встречала.
- Всякий паршивец воображает, что он на каждом шагу так подвигами любви и сыплет. А поглядишь-и наилучшие люди самолюбцы, только полезнее для других.
- Как? Вы отвергаете самоотверженную любовь? Эту святую силу, которая иногда облагораживает даже злодея?
- Самоотверженная любовь, Ирина Петровна, такая же нелепость, как великодушный голод. Уж коли я люблю, так для себя люблю.
- Я должна вам сказать, что вы или не видели хороших людей, или не сумели оценить их. Но я глубоко верю в то, что есть высоко-идеальные, светлые личности, и я убеждена, что мы обязаны показать детям идеалы в их жизненном воплощении. Думать иначе, извините меня, могут только черствые натуры или люди, желающие щеголять напускным нигилизмом.
Ивакина была в большом негодовании; все морщинки ее маленького лица дрожали и волновались. Логин смотрел на нее с улыбкою, но и с досадою.
"Вот, ведь чахоточная, а какой в ней отважный дух!" - думал он.
В это время они пришли на лужайку, где остальное общество уже сидело за завтраком, в тени старых илимов и берез.
- Что, дружище, - закричал Андозерский, - никак тебе Ирина Петровна головомойку за нигилизм задает? Логин засмеялся. Сказал:
- Да, вот мы об идеалах не сошлись мнениями.
- Не признавать идеалов-безнравственно и нерационально, - горячо сказала Ивакина.
- Я вполне согласен с многоуважаемой Ириной Петройной, - внушительно сказал Мотовилов. - Главный недостаток нашего времени-затемнение нравственных идеалов, которым, к сожалению, отличается наша молодежь.
- Совершенно верно изволили сказать, к сожалению, - подтвердил Гомзин, почтительно оскаливая зубы.
Глава двадцать третья
Мотовилов ораторствовал об идеалах длинно, внушительно и кругло. Иные почтительно слушали, другие вполголоса разговаривали. Андозерский занимал Нету и украдкою кидал на Анну пронзительные взгляды.
- Вы были с нею на мельнице? - тихо спросила Клавдия.
- Да, - сказал Логин, - там хорошо.
- Хорошо! В этом прекрасном диком месте говорить с нею! И она молола вам суконным языком об идеалах! Какая жалость!
Логин засмеялся.
- Вы не любите ее?
- Нет, я только дивлюсь на нее. Быть такой мертвой, говорить о прописях, букварях и вклеивать в эти разговоры тирады об идеалах, - как глупо! Идеалы установленного образца!
- Она любит говорить, - сказала Анна, - о том, чего не понимает, - о своем деле. Так, заученные слова, лакированные, прочные. И притом теплые. И бесспорные.
Она говорила спокойно, - и Логину ее слова, и ясная улыбка, и медленные движения рук казались жестокими.
Браннолюбский хлопал под шумок рюмку за рюмкою и быстро пьянел. Вдруг закричал:
- Не согласен! К черту идеалы!
Но тотчас же "ослабел и лег". Биншток и Гомзин прибрали его, и он больше не являлся. Евлалия Павловна притворялась, что весела, но была в жестокой досаде и безжалостно издевалась над Гомзиным. Биншток не подходил к ней и посматривал злорадно.