Коробочник Михаила, который прежде носил платки с изображениями петухов, голубков и разных неведомых зверей и цветов, вдруг предлагает платки с изображениями "предводителей и героев сербского восстания в Боснии и Герцеговине, бьющихся за веру Христа и освобождение отечества от варваров". Ну, как не купить! За 20 копеек вы получаете платок, на котором отпечатана приведенная надпись и 12 портретов с подписями же - тут и "генерал М. Г. Черняев", и "Лазарь Сочица", и "князь Милан сербский"…
На приезжей из Петербурга барыне - трехцветный сине-красно-белый галстук… Помощник начальника железнодорожной станции поступил в добровольцы и уехал в Сербию биться за веру Христа… Так называемый "Венгерец", торгующий вразнос мелким товаром, предлагает трехцветные - сине-красно-белые славянско-русские карандаши…
Как-то случилось заехать в соседний кабачок, вхожу и слышу: "Черняев - это герой! Понимаете вы? Так ведь, ваше в-дие, я говорю?" - обращается ко мне Фомин, бессрочно-отпускной уланский вахмистр, окруженный толпою крестьян, которым он объяснял сербские дела.
Сегодня в ночь забрали бессрочно-отпускных, в том числе и моего гуменщика Федосеича. Только что гуменщик спустил последнее "теп-лушко", прискакали с приказом из волости. Староста разбудил и меня, дело экстренное, приказ с "перышком". Бородка гусиного перышка прилеплена к сургучной печати, значит, гони, чтоб живо!.. Нужно ночью сделать расчет, уплатить Федосеичу заработанное жалование, поднести на дорогу водочки, поставить нового гуменщика. Прощаются, плачут, подводчик торопит, чтобы поспеть к свету в город: "Беспременно приказано к свету быть". Федосеич тоже торопится, нужно еще заехать в деревню, рубаху переменить, сапоги и мундир захватить, с женой и детьми попрощаться.
- Ну, прощай, Федосеич.
- Счастливо оставаться, ваше в-дие.
- Выпей еще стаканчик, да и ты, подводчик, выпей.
- Благодарим покорно, ваше в-дие.
- Прощайте, Иван Павлыч, прощайте, Андрияныч, прощайте, Прохоровна, счастливо оставаться, ваше в-дие. Насчет мальчишки, в-дие, что просил, возьмите в пастушки на лето.
- Хорошо, хорошо. Прощай, Федосеич.
- Счастливо оставаться, ваше в-дие. Опять будят ночью. Приказ из волости - лошадей требуют завтра в волость, всех лошадей, чтоб беспременно к свету быть… Федосеич вернулся из города, веселый, сияющий.
- Ну, что?
- Не взяли ваше в-дие.
- Что ж? опять овин топить будешь?
- Опять буду топить, ваше в-дие, - радуется Федосеич.
- Ну, ступай, кури. Акеню опять на скотный двор поставить, а Фоку отпустить.
- Слушаю, ваше в-дие. Благодарим покорно, что принимаете.
- Отчего хорошего человека не принять?
- В других местах не принимают. Возись, говорят, с вами, бессрочным по ночам. Сегодня стоишь, а завтра тебя спросят. Беспокойство одно. Так и не принимают.
- А многих отпустили?
- Многих. Самую малость взяли.
- А спрашивали всех?
- Всех, всех в городе собрали.
Холсты выбирают на раненых… Бабы было заартачились, не хотели давать, но мужики заставили…
Сельский староста пришел. Выхожу. Вынимает что-то из-за пазухи, развертывает тряпицу - книжка с красным крестом.
- Нет, брат, своя есть!
Я иду в кабинет и торжественно выношу такую же книжку с красным крестом.
- Много ли собрал?
- Самую малость! Какие теперь весною у мужика деньги, хлеба у иного нет.
- И у меня собрано мало, господа тоже мало дают.
- Собирателей много.
Опять лошадей требуют. Покос. День жаркий. Валят клевер. Косцы присели отдохнуть и трубочки покурить. На дороге показалась пыль, скачет кто-то… Иван-староста на жеребчике.
- За мной, должно быть, - говорит Митрофан. Митрофан - бессрочно-отпускной унтер-офицер из местной уездной команды.
- За тобой! Мещанки разве в городе взбунтовались? - смеется кто-то из косцов. - Зачем тебя возьмут! Ты и службы-то никакой не знаешь, арестантов только водил.
- Митрофана требуют, - объявляет Иван, соскакивает с лошади. Идем домой, нужно сделать расчет. У Митрофана -- жена, двое детей - один грудной, слепая старуха, мать жены. У него есть в деревне своя избушка, своя холупинка, как говорит "старуха", корова, маленький огородец. Митрофан кормит семейство своим заработком, нанимаясь зимою резать дрова, а летом в батраки. По расчету Митрофана приходится получить всего 1 рубль 40 копеек, потому что он все жалование забирал мукой и крупой для прокормления семейства. Если Митрофана возьмут, то семейство его останется без всяких средств к существованию и должно будет кормиться в миру, если не выйдет пособия.
Колокольчик. Телега парой несется во весь дух. Остановились у застольной. Из телеги выскакивает Фролченок, бессрочно-отпускной молодой унтер-офицер, стрелок, со множеством разных нашивок на погонах.
- Попрощаться с вами заехал, А. Н. Фролченок в покос иногда поденно работал у нас.
- Нужно ж водочки выпить на дорогу.
- Благодарим покорно.
Пьем водку, подносим старухе, матери Фролченка, которая едет его провожать в город, подводчику. Все они уже и без того выпивши.
- Счастливо оставаться, ваше в-дие.
Фролченок вскакивает в телегу… Пошел! Телега вскачь летит под гору.
Через два дня Митрофан и Фролченок возвращаются из города. Ошибка. Требовали зачем-то отставных: значит, "нашего царя неустойка", стало быть, бессрочно и подавно следует выгнать. Митрофан молча взялся за косу, рад был, что дешево отделался. Фролченок хорохорился. - Я, говорит, со старшины искать буду, я все платье распродал за бесценок.
- А зонтик продал? - подсмеиваюсь я.
Фролченок ходил в вольном платье и всегда носил с собой зонтик. Он служил в Москве у кого-то в камердинерах, при хорошем месте был, приехал в деревню в гости, а тут его и оставили дожидаться пока потребуют на войну. Работал он у нас поденно. Клевер приходил косить, сено убирать. Мужицкую работу он, разумеется, знает,работник здоровый. Детей у него нет, жена с ним не живет. Ну, скосил десятину клевера, получил два рубля - гуляй с бабами. Прогуляет деньги, пальто и зонтик в сундук, косу в руки - и пошел махать. А тут потребовали, продал и зонтик - и вдруг вернули. Обидно. Потребовали опять всех бессрочных, продержали в городе несколько дней, Федосеича и Фролченка вернули, а Митрофана угнали. Ополченцев взяли. Турок пленных в город привезли. Савельич не утерпел, отпросился в город сапоги покупать, но "умысел другой тут был": Савельич ходил турок смотреть, калачик им подал.
- Сулеймана разбили, - докладывает староста Иван.
- Что ты!
Я нарочно затем и вернулся, чтобы вам сообщить. На перекрестках Осипа Ильича встретил, из города едет, веселый такой. Что? - спрашиваю. "Турок, говорит, побили. В городе флаги навешаны, богомоленье, во всех лавках газеты читают. Султана разбили, говорит". А я ему говорю, должно быть, Сулеймана… "Так, говорит, так - он у них вроде царя".
- Михей! валяй скорей на станцию за газетами. Это было известие о поражении Мухтара-паши. Митрофаниха пришла.
- Что тебе, Митрофаниха?
- Письмо от мужа пришла прочитать…
- Хорошо. Давай, прочитаю.
- "Милой и любезной и дрожайшей моей родительницы, матушки Арины Филипьевны, от сына вашего Митрофана в первых строках моего письма посылаю я тебе свое заочное почтение и низкий поклон от лица и до сырой земли и заочно я прошу у вас вашего родительского мир-благословения и прошу вас, матушка моя, проси Господа Бога обо мне, чтобы меня Господь спас. Ваша материнская молитва помогает весьма. Еще милому и любезному моему братцу" и т. д. следуют поклоны всем родственникам и потом: "Еще, мои родители, уведомляю я вас, что я прибыл на место четыреста верст за Кавказ, стою теперь в лагерях под Карцеем в Турции и вижу свою смерть в двадцати верстах, а только судьбы своей не знаю; слышу я турецкие бомбы и вижу дым и ожидаю час на час в бой поступить…". Затем опять поклоны жене, детям, теще и наконец: "пропиши ты мне, как ты живешь и насчет выборки льна не было ль тебе какого-нибудь препятствия, уплатил ли тебе барин мои остальные деньги или вычел за харчи; еще уведомь меня, как твое дело насчет детского пособия".
Митрофан еще зимой взял вперед деньги под жнитво ржи у меня и под выборку льна у соседней помещицы. Жена его, оставшаяся с слепой старухой-матерью и двумя детьми без всяких средств к существованию, потому что ее кормил своим заработком муж, должна была еще выполнить работы, на которые обязалась. И выполнила.
- Плевну взяли!
Приказано насушить по ведру капусты с души.
Приходил сотский. Требуют сведения о количестве владельческой земли, числе построек, примерном числе жителей и пр.
- Сегодня я в деревне на сходку попал, - докладывает Иван.
- Об чем же сходка?
- Да вот, насчет того, что сотский приходил. Он об чем бумагу-то приносил?
- Спрашивают - сколько земли, построек…
- Так. А мужики толкуют, сотский бумагу насчет нового "Положения" 8 приносил. Говоря, что весной землемеры приедут землю делить.
- Ну!
- Я им смеялся, клевер-то, говорю, хоть нам оставьте. Да и загвоздку запустил.
- Как?
- Чему радуетесь? - говорю. - И за эту-то землю еле успеваете уплачивать, а как еще нарежут, чем платить будете?
- Что ж они?
- Сердятся. Ты, говорят, всегда так разведешь. Панам, говорят, казна теми деньгами заплатит, что с турок возьмет. Ты знаешь ли, говорят, какую бумагу сотский приносил? - "Не знаю". -То-то. Бумага-то насчет земли.
- Да они почем же знают, какую бумагу?