…Мысли Шпаго незаметно перенесли его в солнечное, блистающее росой утро на Приморском бульваре в Севастополе. Ему было тогда двадцать пять лет. Он, командир взвода, свой первый отпуск проводил в Крыму. Это было своего рода маленькое путешествие из города, где он служил, в Крым и обратно. В Севастополе он остановился в гостинице и вышел на бульвар. Две девушки шли навстречу и, поравнявшись, прошли мимо. Шпаго был в кавалерийской форме.
"Мимо пройти и не взглянуть, хотя бы мельком!"
Он был обескуражен.
Одна из девушек, темноволосая смуглянка с родинкой на бйрхатистой щечке, ему приглянулась.
Он еще раз обошел бульвар, но девушек не было.
Он - спустился вниз, к морю, и оказался под живописной террасой. Вдруг что-то упало сверху. Он подбежал и поднял маленькую туфельку. Поднявшись наверх, он увидел обеих девушек, смущенно переглядывавшихся между собой.
- Не вы ли уронили? - обратился он к смуглянке, увидев ее в одной туфельке.
Девушка сконфуженно остановила на нем свои черные бархатистые глаза.
- Зачем вы подняли? Мы, прежде чем идти купаться, сбрасываем со скалы туфли, а потом уже бежим босиком… так легче спускаться…
- Так, значит, я вам помешал? - Извините! - оправдывался он. - Но если так случилось, разрешите с вами познакомиться. Лейтенант Шпаго! А как ваше имя?
- Меня зовут Ксения, - просто сказала девушка, - а мою подругу-Лида.
- Вы здешние или приезжие?
- Мы севастопольские! А скажите, какая на вас форма? Мы еще такой не видели…
- Форма самая обыкновенная, кавалерийская! - не без гордости сказал Шпаго. - Я в отпуску. Остановился в гостинице. С городом не знаком. Вот если бы вы мне посоветовали, что в нем посмотреть…
- Севастопольскую панораму видели?
- Нет.
- Ну вот. Все путешественники начинают знакомство с нашим городом с нее.
- А я начал с вас и, кажется, не сделал ошибки! - наивно признался лейтенант.
Так состоялось их знакомство.
Отец Ксении, портовый рабочий, умер, когда она была ребенком, мать воспитывала-дочь и старшего сына. Он теперь работал в типографии. Ксения, окончив бухгалтерские курсы, работала в горторге.
В семье полюбили молодого Командира. Когда Шпаго уезжал, его провожали как родного. Прибыв к месту службы, он написал Ксении пространное письмо. Он просил ее приехать к нему.'Ксения колебалась. Мать и брат сказали: "Леонид-честный и хороший человек. Он тебя не обманет. Ну, а если ошибешься в нем, вернешься домой!"
Она просила его подождать до следующего отпуска. Он отвечал, что ждать не в силах. Долго не было ответа, наконец прибыла телеграмма. Ксения сообщала, что приедет. Шпаго стал готовиться к встрече.
Он снял более удобную комнату и в день приезда сказал своему ездовому Васильчуку:
- Ну, Васильчук, поедем встречать невесту.
Васильчук разволновался:
- Товарищ командир взвода, да разве можно ее встречать на нашей тачанке? Сходите к командиру полка, он для такого дела даст свой выезд!
- Неудобно мне просить! - сказал Шпаго. - Поедем на тачанке…
Васильчук ушел. Шпаго был приятно поражен, когда в назначенный час возле его дома остановился выезд командира полка.
На козлах восседал Васильчук. Вид у него был торжественный.
- Сидайте, товарищ командир взвода! - важно проговорил он.
- А это что? - спросил Шпаго, показав на большой букет цветов, лежавший на подушках заднего сиденья.
- Как что? - удивился ездозой. - Та это ж так положено!
Экипаж лихо помчался к железнодорожному разъезду.
- Ну, я тут подожду, а вы идите встречать… Да не забудьте б/кет! продолжал распоряжаться Васильчук, все время находясь в каком-то торжественно-приподнятом настроении.
Шпаго замялся, чуастзуя кзкую-то неловкость от всего этого церемониала. Он боялся показаться смешным. Он колебался.
- Берите букет в левую руку, чтобы правая была свободная поздравствоваться. Да не мешкайте, а то поезд придет. Он здесь стоит две минуты. Вы опоздаете… - горячился ездовой.
Шпаго, неловко держа букет, направился к разъезду. Подошел поезд.
Шпаго растерялся, не видя Ксении в окнах пробегавших вагонов,
Но вот поезд остановился.
Она показалась в тамбуре, беспомощно оглядываясь, - видно, была удивлена, что это и есть то место, где ей надо сходить.
Шпаго, подбежав к вагону, взобрался в тамбур и, вручив Ксении цветы, схватил чемодан и узел с продуктами.
Она успела сойти, а он замешкался. Поезд тронулся. Он, сбросив чемодан, соскочил на ходу с узлом.
- Ну вот, - смущенно проговорил он, - вы и приехали!
Она в недоумении поглядела на него, точно спрашивала, что он теперь намерен с ней делать. У него перехватило дыхание оттого, что она так доверчиво относилась к нему.
Он подхватил чемодан и узел и не спеша направился по пыльной дороге к ракитам, под тенью которых дожидался Васильчук.
Ксения шла рядом. Когда они приблизились, Васильчук замер в напряженной позе.
Шпаго и Ксения уселись, ездовой отпустил вожжи, лошади понеслись вскачь.
- Нельзя ли потише? - робко спросила невеста.
- Потише! - крикнул Шпаго, но Васильчук, исполненный сознания, что он делает все как положено, не унимал лошадей.
Доставив молодых на квартиру, он так же деятельно, с сознанием важности своей миссии, принялся за приготовления к свадьбе.
- Товарищ командир взвода, вы уж предоставьте мне, я ж в этом деле специалист! - тоном, не допускавшим возражения, говорил он.
Свадьба была отпразднована, и жизнь Шпаго потекла по новому руслу.
Ксения оказалась на редкость умной, доброй и тактичной женой. Соседи ее полюбили. Она и сама была умелицей, а тут еще все стали проявлять к ней участие, советовать, как делать то, как делать это. Она была очень восприимчива ко всякому хорошему совету.
А главное-ее полюбили за то, что она "не строила из себя барыню".
Все постепенно вошло в свою обычную колею, только с лица Васильчука не сходило торжественное выражение. Казалось, ему хотелось продлить это событие в жизни его подразделения, и если бы он мог пребывать в таком праздничном состоянии вечно, то, наверно, был бы самым счастливым человеком на свете.
Обо всем этом вспомнил Шлаго, и многое другое вспомнил он.
Самым тяжелым и угнетавшим его было то, что, уезжая на фронт, он не простился с женой и с двумя дочками. Одной из них было пять, а другой - два года.
Произошло так потому, что Шпаго был на маневрах и оттуда его полк сразу отправился на фронт. Долго он ничего не знал о своей семье, а потом узнал только, что эшелон, в котором эвакуировались семьи офицеров, подвергся бомбежке. Шпаго ни с кем не делился своим горем: разве он один находился в таком положении?
По мере приближения к Новохоперску мысли капитана возвращались к предметам, занимавшим его в обычное время. Они-то и вытеснили все горестные мысли личного порядка.
"Эти переживания ничего не дают, только расстраивают!" - рассуждал он.
Уже показались яблоневые сады Новохоперска. Машина шла между двумя рядами деревьев. Тревожное беспокойство-не случилось ли чего здесь в его отсутствие? - сделалось теперь главным чувством капитана.
Все оживилось в резервной армии с приездом Харитонова.
Армия оснащалась первоклассной техникой. Подвозились снаряжение, боеприпасы, продовольствие. Харитонов весь отдался оперативной стороне дела.
Он часто выезжал на рекогносцировку, изъездил, исходил, облазил местность.
- Воюют не на карте, а на местности! - при этом говорил он.
Знакомясь с комдивами, которых у него теперь было больше, чем в 9-й армии, Харитонов стремился поближе узнать их.
Одной дивизией командовал полковник Карапетян, умный, жизнерадостный, любящий военное дело человек, по складу своего характера близкий Харитонову.
С ним у Харитонова установился сразу контакт. Нравились Харитонову образные, меткие выражения Карапетяна, органическая неприязнь к шаблону, рутине, пошлости. "Не будь мотыгой-все к себе, все к себе. А будь пилой-раз к себе и раз ко мне", - часто говорил комдив.
Как и Харитонов, Карапетян был в прошлом рабочий. Он до революции работал на нефтяных промыслах. Эгоистов он называл самотешцами.
- У меня в тылах был один такой самотешец. В столовой военторга под Новый год девчатам захотелось потанцевать, а света не было. Он пришел со своей свечой, станцевал и, уходя, забрал свечу. Я об этом узнал, велел ему целую неделю свечей не выдавать! - рассказывал комдив, смеясь.
О командирах он говорил:
- Хороший командир ругает себя, а не соседа. Плохой-наоборот. Спросишь: "Почему грязно?" Он отвечает: "У меня чисто, а это сосед ко мне свой мусор метет!"
- Хороший командир, - шутил он, - подсчитывает по-деловому, плохой множит потолок на пол и делит на лампу. Хоть и хорошо знает арифметику, а что толку?
Карапетян не любил крика.
- Крик-признак бессилия. Где крик, там беспорядок!
- Хорошее дело записная книжка, - добродушно смеялся он. - Но если из всех намеченных в ней на день мероприятий только в баню сходил, то и книжечка такому лентяю не поможет!
Харитонов знал, что если очень тяжело придется, то на этого комдива можно положиться, как на самого себя. И не ошибся.
В конце июня немцы прорвали оборону наших войск на стыке Брянского и Юго-Западного фронтов и завязали бои в Воронеже.
Спустя несколько дней противник форсировал Дон южнеа Воронежа.
Задача вновь сформированной армии Харитонова состояла в том, чтобы решительным контрударом вытеснить немцев с захваченного ими плацдарма на левом берегу Дона.