Это этап - где будет очень много вещей. Это дело надзирателей. Этап небольшой, и Клавдия Ивановна вызывается принять весь этап сама. Фельдшер благодарит и засыпает и тут же просыпается от толчка, от слез, горьких слез Клавдии Ивановны. Что такое там случилось?
- Я не могу больше жить здесь. Не могу больше. Я брошу дежурство.
Фельдшер плещет в лицо пригоршню холодной воды из крана и, утираясь рукавом, выходит в приемную комнату.
Хохочут все! Больные, приезжая охрана, надзиратели. Отдельно на кушетке мечется из стороны в сторону красивая, очень красивая девушка. Девушка не первый раз в больнице.
- Здравствуйте, Валя Громова.
- Ну вот, хоть теперь человека увидела.
- Что тут за шум?
- Меня в больницу не кладут.
- А почему ее в самом деле не кладут? У ней с туберкулезом неблагополучно.
- Да ведь это кобёл, - грубо вмешивается нарядчик. - О ней постановление было. Запрещено принимать. Да ведь спала же без меня. Или без мужа…
- Врут они все, - кричит Валя Громова бесстыдно. - Видите, какие у меня пальцы. Какие пяти…
Фельдшер плюет на пол и уходит в другую комнату. У Клавдии Ивановны истерический приступ.
1965
Геологи
Ночью Криста разбудили, и дежурный надзиратель провел его по бесконечным темным коридорам в кабинет начальника больницы. Подполковник медицинской службы еще не спал. Львов, уполномоченный МВД, сидел у стола начальника и рисовал на листке бумаги каких-то равнодушных птичек.
- Фельдшер приемного покоя Крист явился по вашему вызову, гражданин начальник.
Подполковник махнул рукой, и пришедший с Кристом дежурный надзиратель исчез.
- Слушай, Крист, - сказал начальник, - к тебе привезут гостей.
- Этап придет, - сказал уполномоченный. Крист выжидательно молчал.
- Вымоешь их. Дезинфекция и прочее.
- Слушаюсь.
- Ни один человек знать об этих людях не должен. Никакого общения.
- Доверяем тебе, - разъяснил уполномоченный и закашлялся.
- С дезкамерой я один не управлюсь, гражданин начальник, - сказал Крист. - Там управление камерой далеко от смесителя с горячей и холодной водой. Пар и вода разобщены.
- Значит…
- Нужен еще санитар, гражданин начальник. Начальники переглянулись.
- Пусть будет санитар, - сказал уполномоченный.
- Так ты понял? Никому ни слова.
- Понял, гражданин начальник. Крист и уполномоченный вышли. Начальник встал, загасил верхний свет и стал надевать шинель.
- Откуда такой этап? - негромко спросил Крист у уполномоченного, проходя сквозь глубокий тамбур кабинета - московская мода, которой подражали везде, где были кабинеты начальников - штатских или военных - все равно.
- Откуда?
Уполномоченный расхохотался.
- Ах, Крист, Крист, никак не думал, что ты мне можешь задать такой вопрос… - И выговорил холодно: - Из Москвы самолетом.
- Значит, лагеря не знают. Тюрьма, следствие и все прочее. Первая щелочка на вольный воздух, как кажется им - всем, кто не знает лагеря. Из Москвы самолетом…
Следующей ночью гулкий, просторный, большой вестибюль наполнился чужим народом - офицерами, офицерами, офицерами. Майоры, подполковники, полковники. Даже один генерал был - низенький, молодой, черноглазый. Ни одного солдата в конвое не было.
Худощавый и рослый старик, начальник больницы, с трудом сгибался, рапортуя маленькому генералу:
- Все готово к приему.
- Отлично, отлично.
- Баня!
Начальник махнул Кристу рукой, и двери приемного покоя растворились.
Толпа офицерских шинелей расступилась. Золотой звездный свет погон померк - все внимание приезжих и встречающих было отдано маленькой группе грязных людей в истрепанных каких-то лохмотьях - но не казенных, нет - еще своих, гражданских, следственных, выношенных на подстилках на полах тюремной камеры.
Двенадцать мужчин и одна женщина.
- Анна Петровна, пожалуйста, - проговорил арестант, пропуская женщину вперед.
- Что вы, - идите и мойтесь. Я посижу пока, отдохну.
Дверь приемного покоя закрылась.
Все стояли вокруг меня и жадно глядели мне в глаза, пытаясь разгадать что-то, еще не спрашивая.
- Вы давно на Колыме? - спросил самый храбрый, разглядев во мне "Ивана Ивановича".
- С тридцать седьмого.
- В тридцать седьмом мы все были еще…
- Замолчи, - вмешался другой, постарше.
Вошел наш надзиратель, секретарь парторганизации больницы Хабибулин, особо доверенное лицо начальника. Хабибулин наблюдал и за приезжими и за мной.
- А бритье?
- Парикмахер вызван, - сказал Хабибулин. - Это перс из блатных, Юрка.
Перс из блатных, Юрка, скоро явился со своим инструментом. Он получил инструкцию на вахте и только мычал.
Внимание приезжих вновь обратилось к Кристу.
- А мы вас не подведем?
- Как вы можете меня подвести, господа инженеры, - так, должно быть?
- Геологи.
- Господа геологи.
- А где мы?
- На Колыме. В пятистах километрах от Магадана.
- Ну, прощайте. Хорошая это штука - баня.
Геологи были - все! - с заграничной, зарубежной работы. Получили срок - от 15 до 25. И распоряжалось их судьбой особое управление, где было так мало солдат и так много офицеров и генералов.
Колыме и Дальстрою "хозяйство" этих генералов не подчинялось. Колыма давала только горный воздух из зарешеченных окон, большой паек, баню три раза в месяц, постель и белье без вшей, крышу. О прогулках и кино речи не было еще. Москва выбрала геологам их заполярную дачу.
Какую-то большую работу по специальности предложили сделать начальству эти геологи - очередная вариация прямоточного котла Рамзина.
Искру творческого огня можно выбивать обыкновенной палкой - это хорошо известно после "перековки" и многочисленных Беломорканалов. Подвижная шкала пищевых поощрений и взысканий, зачеты рабочих дней и надежда - и вот рабский труд превращается в труд благословенный.
Через месяц приехал маленький генерал. Геологи пожелали ходить в кино, кино для заключенных и вольных. Маленький генерал согласовал вопрос с Москвой и разрешил геологам кино. Балкон - ложу, где сидело раньше начальство, разгородили, укрепили тюремными решетками. В соседстве с начальством на киносеансы поместили геологов.
Книг из лагерной библиотеки геологам не давали. Только техническую литературу.
Секретарь парторганизации, больной старый дальстроевец, Хабибулин, впервые за свою надзирательскую жизнь собственными руками таскал узлы с бельем геологов в прачечную. Это угнетало надзирателя больше всего на свете.
Еще через месяц приехал маленький генерал, и геологи попросили занавески на окна.
- Занавески, - грустно говорил Хабибулин, - занавески им понадобились.
Маленький генерал был доволен. Работа геологов двигалась вперед. Раз в десять дней ночью отпирался приемный покой, и геологи мылись в бане.
Крист мало вел разговоров с ними. Да и что могли ему рассказать следственные геологи такого, чего Крист бы не знал за свою лагерную жизнь.
Тогда внимание геологов обратилось на парикмахера-перса.
- Ты не говори много с ними, Юрка, - сказал как-то Крист.
- Всякий фраер еще будет меня учить. - И перс выругался матерно.
Прошла еще одна баня; перс пришел явно выпивши, а может быть, "начифирился" или "хватил кодеинчику". Только держался он слишком бойко, заторопился домой, выскочил с вахты на улицу, не дожидаясь попутного провожатого в лагерь, и в открытое окно Крист услыхал сухой щелчок револьверного выстрела. Перс был убит надзирателем, тем самым, которого он только что брил. Скрюченное тело лежало у крыльца. Дежурный врач пощупал пульс, подписал акт. Пришел другой парикмахер, Ашот - армянский террорист из той самой боевой группы армянских эсеров, которая убила в 1926 году трех турецких министров - во главе с Талаат-пашой - виновником армянской резни 1915 года, когда был уничтожен миллион армян… Следственная часть проверила личное дело Ашота, и брить геологов ему больше не пришлось. Нашли кого-то из блатарей, да и самый принцип был изменен - каждый раз брил новый парикмахер. Так считалось безопаснее - не наладят связи. В Бутырской тюрьме так меняют часовых - скользящей системой постов.
Геологи ни о персе, ни об Ашоте ничего не узнали. Работа их двигалась успешно, и приехавший маленький генерал разрешил геологам получасовую прогулку. Это тоже было сущим унижением для старого надзирателя Хабибулина. Надзиратель в лагере покорных, трусливых, бесправных людей - начальник большой. А здесь надзирательская служба в ее чистом виде не понравилась Хабибулину.
Все грустнее становились его глаза, все краснее нос - Хабибулин запил решительно. И однажды упал с моста вниз головой в Колыму, но был спасен и не прервал своей важной надзирательской службы. Покорно таскал узлы белья в прачечную, покорно мел комнату, меняя занавески на окнах.
- Ну, как жизнь? - спрашивал Хабибулина Крист - как-никак они дежурили тут вместе больше года.
- Плохая жизнь, - выдохнул Хабибулин.
Приехал маленький генерал. Работа геологов шла отлично. Радуясь, улыбаясь, генерал обходил тюрьму геологов. Генералу выходила награда за их работу.
Вытянувшись в струнку у порога, Хабибулин провожал генерала.
- Ну, хорошо, хорошо. Вижу, что не подвели, - весело говорил маленький генерал. - А вы - генерал перевел глаза на стоявших у порога надзирателей, - вы обращайтесь с ними повежливей. А то я вас, суки, в гроб вколочу!
И генерал удалился.