- Certe certissime! Вернее верного! - вскочил с места даже и пан Хомчевский, увлеченный столь блестящею и, по-видимому, весьма возможною картиною будущих побед и успехов.
- Все это прекрасно! - после некоторого раздумья вздохнув заметил пан Котырло. - Но я смотрю на дело не увлекаясь. Для таких предприятий нужны руки, нужен народ, а что вы с нашим народом проклятым поделаете!
- Обратите народ в чернь! - возразил Свитка, - и вы всего достигнете!
- Легко сказать: обратите!.. А где возможность?
- Возможность вся в ваших руках, господа помещики, вся в вашей воле, была бы лишь охота да энергия! Во-первых, - стал высчитывать Свитка, - костел, который свое дело делает беспримерно хорошо? во-вторых, ваши школы; в-третьих, институт наших мировых посредников, с помощью которых можно расплодить еще более пролетариата.
- Надо обезземеливать, - промолвил Котырло.
- Совершенно справедливо! Надо обезземеливать, и обезземеливайте! Переводите их в дворовые, в кутники, делайте что хотите, но только увеличивайте пролетариат, усиливайте класс батраков. При участковом владении это в тысячу раз легче, чем при общинном. Но помните: одно из первых условий, чтобы народ поскорее был обращен в чернь! Это ручательство верного успеха!
- Certissime! - с удовольствием потирая руки, возгласил пан Хомчевский. - С этим я вполне согласен, но… (он вздохнул и возвел глаза к потолку) где ручательство, что наши блестящие планы беспрепятственно приведутся в исполнение, что все так и будет, так и случится, как мы предполагаем, что они до времени не станут известны москалю? Кто мне поручится, что все это будет, так сказать, impune - безнаказанно, безопасно?.. Я хоть и верный стрелок, но без верного расчета не желал бы рисковать ни моей головой, ни моим маентком, а ни даже зарядом моей охотничьей двухстволки.
- Ручательство в слепоте москевскей, уж если говорить совсем откровенно! - подхватил Свитка. - Да чего же лучше! Вот вам один образчик: вы знаете ли, например, кем оберегается безопасность нашего тайного комитета в Вильне?
- А ну-те? - с живым любопытством отозвался Хомчевский.
- Да ни более, ни менее, как русским же караулом, русскими штыками!
- То есть это аллегория, конечно?
- Какая там аллегория! Буквально! Вы знаете, где этот комитет собирается? где происходят его секретные совещания.
- А ну-те?
- В генерал-губернаторском кабинете.
Многие выпучили глаза и засмеялись этому сообщению, как фарсу.
- Честное слово! - подтвердил Свитка. - Не только что в генерал-губернаторском доме, но иногда даже в собственном кабинете его высокопревосходительства. Там, в портфелях, между деловыми бумагами, передаются по назначению и наши бумажки, там же во время официальных докладов и приемов происходят и наши доклады и приемы; а это, конечно, самое умное и самое безопасное: Боско все свои фокусы, без всяких аппаратов, делал на глазах всей почтеннейшей публики и оттого его никогда ни поймать, ни разгадать не могли. То-то и хорошо, господа, что несколько наших добрых филяров сидят за большими плечами - и виленскими, и петербургскими.
Паны согласились, что это действительно хорошо.
- Ах, чуть было не забыл! - хлопнул себя по лбу Василий Свитка. - Еще одно интересненькое сообщеньице. Наши очень успешно хлопочут у Ротшильда и Монтефиори, чтобы те посодействовали понижению русских фондов на всех европейских рынках.
- Ого, ну и что же? - спросил Котырло.
- Содействие обещано почти что наверное, как скоро начнется восстание; а между тем к тому же времени и в Лондон, и в Париж уже заготовляются громадные выпуски русских фальшивых серий и ассигнаций, которыми мы будем в состоянии просто наводнить всю Россию - и кредит ее лопнет. А подделка артистическая!.. Не отличишь, а ни-ни.
- Хм!.. - раздумчиво крутя ус, произнес пан Копец. - Эдак, пожалуй, камуфлетом в самих себя же хватим с этими ассигнациями… Жиды принимать не станут… Средство-то немножко того…
- Средство освященное еще великим Наполеоном, - гордо подняв голову, заметил Свитка. - Дело не в жидах, а в том, чтобы парализовать врага на всех существенных пунктах.
- А, Напольйонем - разводя руками, - почтительно и даже благоговейно произнес экс-улан. - Да!.. Ну, это иное дело!.. Напольйон!.. Пред этим именем я склоняюсь ниц и молчу, я молчу, муй пане!
- Теперь, господа, я желал бы знать, - снова заговорил Свитка, - как вы смотрите, то есть лучше сказать, какова программа ваших современных действий, ваш взгляд на задачу относительно настоящего именно времени? Мое любопытство будет простительно, - принимая деликатно-извиняющийся тон, пояснил он, - если я скажу, что мне поручено собрать об этом сведения для соображений петербургского Центра… Это даже один из пунктов моей инструкции.
- Наш взгляд… да как сказать?.. наш взгляд, то есть…
Паны очевидно пришли в затруднение перед вопросом, поставленным таким образом.
- То есть я разумею программу действий дворянства относительно правительства в настоящее время, - пояснил Свитка. - Весьма бы желательно, - прибавил он, - во всем Западном крае достичь по этому предмету полнейшей гармонии и единообразия.
- А, да-а! - подхватил солидный и рассудительный пан Котырло. - Не знаю, как где, но мы, по крайней мере, держимся политики галицких помощников сороковых годов, то есть все брожение относим к агитациям красных, к волнению умов между хлопами. Когда требуют объяснений, мы даем отзывы, что дескать положением 19-го февраля пользуются какие-то неведомые нам агитаторы и мутят народ, который выйдя из-под власти помещиков, думает себе, что он уже может теперь не повиноваться и власти правительства, и что стало быть местные власти обязаны укрощать крестьян.
- Ну, а что касается самих крестьян, - весело подхватил Селява-Жабчинский, - то тут мы проводим слияние, любовь, братство, равноправность и прочие подобные конфетки. Средство, ничего себе, действует. Ловятся и на эту удочку! Ну, конечно, под рукой постоянно пускаются слухи, что освобождением обязаны они никак не правительству, - это тоже с одной стороны не мешает, помня галицийскую резню 46-го года.
Свитка чуть заметно, но очень коварно улыбнулся про себя и в то же мгновение поспешил принять прежнее спокойное выражение.
- Да, - подтвердил Котырло, - и чтобы подобные сцены не могли повториться, поневоле надо содействовать распространению братств трезвости, даже себе в убыток, потому что сколько уж винокурень совсем стали, да и моя тоже! - прибавил он с хозяйственно-сокрушенным вздохом.
- Теперь, господа, я подхожу к самой существенной, к самой важной части моего поручения, - опять приняв деловой и как бы официальный тон, сказал Свитка, и снова занял у стола прежнее место и прежнюю позу. - Наше общее дело, на которое смотрит вся Европа, весь мир, должно иметь вид и формы вполне благоустроенного восстания.
- Натуральне! - подал голос Селява.
Прочие выразили минами и жестами полное свое согласие с заявленным мнением Свитки.
- Благоустройства же мы можем достигнуть, - продолжал тот, - единственно посредством организации, то есть нам надобно позаботиться о том, чтобы заблаговременно, гораздо ранее решительного дня и часа, даже чем скорее тем лучше, устроить и ввести повсюду в действие нашу тайную революционную администрацию. Вся организация должна быть строго подчинена одной высшей, так сказать, центральной распорядительной власти - ржонду народовему. Организация должна прочно связать все сословия, собрать и правильно распределить наши народные силы и систематически употребить их для предстоящей борьбы, а без того и наши широкие, наши блестящие планы не удадутся!.. Население должно прямо, незаметно для самого себя и как бы совершенно естественно перейти от русской власти под нашу революционную.
- Мм… это так, конечно, - заметил Котырло; - но… тут есть один весьма существенный вопрос, так сказать, вопрос жизни или смерти.
- То есть? - спросил Свитка.
- То есть, в чьих руках будет находиться эта высшая, центральная власть? Если в руках красной сволочи, то слуга покорный…
Свитка опять улыбнулся про себя тонкой, чуть заметной, но очень коварной улыбкой и опять еще скорее поспешил смаскировать ее строго серьезной миной.
- Мне кажется, что для Литвы об этом не может быть и вопроса, - сказал он. - В Литве и власть, и влияние всегда останутся на стороне белых.
- Хм… А если эта центральная красная власть одним декретом из Варшавы скассует и белых, и всю их организацию, да пойдет террором вводить свои социальные и коммунистические бредни на счет нашей собственности и наших родовых привилегий. Тогда что?
- Тогда?.. Тогда мы можем и отложиться от Варшавы. Какая же надобность непременно идти за нею на привязи? Идем пока нам это нужно и удобно; а неудобно - только они нас и видели! Не Литва в Польше, а Польша в Литве нуждается! - с силой искреннего убеждения прибавил Свитка. - Литва, слава тебе Боже, слишком достаточно сильна, чтобы существовать совершенно самостоятельно и независимо; а Польше одной без нас не вытянуть: мы для нее житница, мы для нее ост-индские колонии. Польша без Литвы - это и географический, и политический абсурд, а если мы сила, так гнись под нас, пляши под нашу музыку или пропадай себе. Варшавские красные сапожники нам нисколько нестрашны.