По шоссе, побрякивая шашкой со штыком на ножне, пробежал унтер-офицер Банановской сотни. Он заглянул во двор и крикнул: - "седлать и строиться!" Увидав высунувшегося из окна Петрика, он подошел к нему.
- Ваше высокоблагородие, - доложил он, - есть приказ от командира бригады: зараз седлать и строиться. Выступаем.
Но куда выступала бригада - этого унтер-офицер не знал.
- Должно, ваше высокоблагородие, на позицию, - сказал он на вопрос Петрика и побежал дальше.
Петрик разбудил своих офицеров, передал приказание седлать и строиться, приказал седлать себе Одалиску, а сам пошел к штабной избе за приказаниями.
У колодца уже надевшие амуницию солдаты поспешно из парусиновых ведер поили лошадей. По всему селению шла суета сборов и раздавались крики:
- Седлать!.. Седлать!.. Седлать!!..
IV
Старый Ржонд сам ничего не знал, куда должна была выступать бригада. Стоявший с ним в одной халупе командир бригады, очень любезный молодой чернобородый генерал Генерального Штаба, пояснил Петрику, что обстановка выясняется, что пока только получено приказание стать в резерве за деревней Плещаницей и поступить в распоряжение бригадного командира Туземной дивизии.
- Вы слышите, какая кругом тишина. Возможно, что это так только для порядка.
Через полчаса бригада вытягивалась из селения. Петрик ехал в голове 22-го полка.
Перед ним точно белой рекой в облаках пыли текли монголки 21-го полка. Свежие, - их надели только сегодня по случаю настоящего похода, - зеленоватые рубахи солдат топорщились под амуницией. Винтовки затворами блистали на солнце.
Заброшенные за плечо длинные стальные пики позванивали, сталкиваясь. Вспыхивали в рядах папиросы, и сизый легкий дымок поднимался к небу.
Впереди Петрика на старом раскормленном кабардинце ехал Старый Ржонд и с ним рядом адъютант Ананьев.
Старый Ржонд вел по старинке, все шагом и шагом. И он, и командир 21-го полка твердо усвоили, что "тише едешь - дальше будешь", "поспешишь - людей насмешишь", и что, если это в бой, то и тогда торопиться никогда не следует.
Но кругом было так тихо и покойно, что ни о каком бое и думать не приходилось.
Точно шли на легкую проездку.
Это спокойное, ровное, неторопливое движение, радость и благоуханность весеннего воздуха, только что написанное письмо жене, как бы тихая беседа с нею, красота далеко разворачивавшихся полей, сознание того, что совершается вместе с тем что-то важное, наполняло душу Петрика сладким восторгом. Одалиска его несла легко. Она шла, пошаливая, радуя хозяина. Петрик всеми нервами ощущал радость своих тридцати лет, молодого здорового тела, и мысли его против воли уносили далеко от войны и от того боя, куда он, может быть, уже шел.
Петрик смотрел влево, туда, где должен был быть неприятель. Поля мягко уходили и скрывались изгибом у самого небосвода, где был Днестр. В прозрачной дымке невидимы были в балках деревни, и только сады, покрытые молодою зеленью, точно легкий дымок, показывали, где были селения.
Было часа три дня, когда они вошли в большое местечко, тронутое войною. В домах были кое-где выбиты окна, сорваны ставни, разбиты двери. В дворах видны были повозки обозов. Стройные, худощавые горцы, кто в рваной черкеске, кто в черном бешмете, подпоясанном ремнем с кинжалом, бродили по селению. Здесь стояли обозы Кавказской Туземной дивизии и ее штаб. Из головы колонны передали, чтобы подтянулись и подравнялись: проходят мимо квартиры Великого Князя.
В переднем полку зашевелили пиками. Взяли их сначала "по плечу", потом "в руку"…
Отставшие "хвосты" догоняли рысью. Издали донесся дружный и громко радостный ответ: "здравия желаем Вашему Императорскому Высочеству". Как видно - Великий Князь вышел пропустить бригаду.
И точно: Великий Князь Михаил Александрович только что собрался ехать на позицию, где его дивизия с утра вела спешенный бой в заранее сделанных окопах, когда ему доложили, что через местечко проходит Заамурская бригада. Великий Князь остановился у выезда из селения и съехал с шоссе на поле, пропуская заамурцев мимо себя.
Последняя сотня 21-го полка дрогнула и напряженно выкрикнула ответ на приветствие Князя.
Петрик, изломав поясницу и перегнувшись назад, красивым, звонким, бодрящим людей голосом скомандовал:
- Перр-рвая со-отт-ня… Пики в ру-у-ку!..
И, выждав, когда "в два счета", оборвав прием, люди взяли пики отвесно с легким наклоном вперед, полутоном ниже дополнил команду: - Равне-ение направо…
Господа офицеры…
В просвете между полками, справа, за дорогой, показался Великий Князь.
V
Великий Князь Михаил Александрович, Начальник Кавказской Туземной дивизии, состоявшей из горцев Кавказа: - дагестанцев, татар, кабардинцев, чеченцев, черкес и ингушей, стоял за шоссе, у чистенького домика, где была его квартира.
Великий Князь никогда не жил на Кавказе и бывал на нем лишь наездами, когда навещал своего больного брата, Великого Князя Георгия, проживавшего в Боржоме. И было это давно, когда Великий Князь был еще мальчиком. Но никто никогда бы не сказал, что это не настоящий горец, горский князь. Так ловко, так стильно и нарядно сидел на нем весь кавказский убор. Серебристо-серого курпея папаха, - другого такого меха во всей Ингушетии не сыскать, - была спереди чуть примята "по-кабардински"…
Без того подчеркнутого ухарства, каким щеголяли некоторые офицеры, игравшие "под горцев". Серая черкеска сидела ладно, без складок, и ловко была подобрана под себя. Простые, черные, слоновой кости газыри, черный бешмет, ремни портупеи и пояса, отличной сыромяти с малой серебряной отделкой: все было скромно, просто: "по-джигитски". Драгоценный кинжал в серебре и такая же шашка, чуть скрашенная серебром в черни по ножнам были единственными украшениями одежды Великого Князя.
Он сидел на рослом, соответствующем его могучему сложению, темно-караковом статном коне, выведенном из Задонья, сухом и легком. Набор его седла, тоже простой, сыромятный, был лишь кое-где тронут серебряными бляшками.
На высоком горском седле Великий Князь сидел легко и ловко, по-охотницки. Во всей его осанке был тот навык уметь носить любое платье, во всяком наряде быть прекрасным и обаятельным, что не дается никакою выучкою, но является наследием целого ряда высоких предков. В нем было "Романовское" обаяние и "Романовский" такт. Он вызывал к себе чувства восхищения. Горцы его обожали. Не было ему другого имени, как: - "наш князь". "Солнце на небе - Государь на земле, Государев брат с нами". Безконечно далекий и высокий, "Великий" и "Высочество", он был вместе с тем трогательно близок к своим всадникам. Точно какой-нибудь "свой" родовитый князь.
Его лицо, гладко бритое, с подстриженными усами, несмотря на отсутствие бороды, очень напоминало лицо его отца Императора Александра III, каким был он в молодости, в бытность Наследником Цесаревичем. Лицо это было бледно и устало.
Тяжелая болезнь - язва в желудке - наложила на него печать страдания. Синевато-серые большие глаза с ласковою приветливостью смотрели в глаза каждого солдата.
Старый Ржонд с адютантом шагом заехали к Великому Князю и стали с боку небольшой его свиты. Петрик заблаговременно оттянул от Старого Ржонда и, приблизившись к Великому Князю, щеголяя своею ездой и прекрасной выездкой Одалиски, "на пятачке" поднял ее в галоп и крутым вольтом подъехал к Великому Князю.
Сам отличный наздник, "спортсмен" и любитель лошади, в Гатчине, на своем Тярлевском ипподроме, скакавший с офицерами Лейб-Гвардии Кирасирского Ее Величества полка на самых трудных стипльчезах, Великий Князь оценил и лошадь, и офицера, и обратил на них внимание. С "Романовскою" памятью он сейчас же вспомнил, где он видал этого молодца офицера. Он мельком взглянул на погоны Петрика и сказал:
- Ротмистр Ранцев?
- Ротмистр Ранцев, Ваше Императорское Высочество.
- Вы раньше служили в Лейб-Мариенбургском моего Брата полку?
- Так точно, Ваше Императорское Высочество.
Великий Князь, в своей личной частной жизни знавший, какие обстоятельства иногда заставляют менять место службы, ничего не спросил об этом у Петрика, но еще ласковее посмотрел на него.
- Вы взяли в третьем году на Красносельской скачке первый Императорский приз?
- Второй, Ваше Императорское Высочество.
- На этой самой лошади?
- Так точно, Ваше Императорское Высочество.
- Какого она завода?
- Михаила Ивановича Лазарева, Ваше Императорское Высочество.
- Да… Вижу… Помню…
Вопросы и ответы следовали быстро один за другим. Петрик с тем особым искусством строевого офицера смотрел прямо в глаза Великому Князю и в то же время видел проходивших мимо него солдат его сотни. Ни одна мелочь в ней не ускользала от его взгляда. Все видел он и всем любовался. Прекрасна была его сотня. Серые, желтые, карие, синие глаза в ресницах, густо припудренных дорожною пылью, зорко смотрели в глаза Великого Князя. Белые монгольские лошади с широкими грудями - настоящие львы - гордо шагали мимо. И они показались прекрасными… В свои ответы Петрик вкладывал щегольство короткостью и точностью. Титул звучал четко.
Во всем был пример солдатам. Везде звучала та бодрость, что прежде всего, прежде самой храбрости, требовал от офицера Суворов.
"Наш-то сотенный с самим Великим Князем как!.. Ну и ну", - казалось, говорили солдатские лица.
Первый взвод миновал Великого Князя. На дистанции два шага показались взводный Похилко и с ним рядом правофланговый унтер-офицер Дулин. Они молодецки вскинули на Великого Князя головы. За ними частоколом надвигались пики первого отделения.
Спокойно и громко сказал Великий Князь:
- Здорово, молодцы Заамурцы!
Люди набрали воздуха и дружно ответили.