Этого-то и надо было Мантыку.
Онъ восемь дней терпѣливо слѣдилъ за звѣремъ, кружа по степи, былъ въ Минабеллѣ, видѣлъ восьмиконечный крестъ дяди Пети, зналъ, что караванъ англичанъ сюда еще не прибылъ, и, наконецъ, отыскалъ львовъ…
Онъ былъ одинъ, безъ Либэха и Али. Онъ оставилъ ихъ возлѣ воды, а самъ цѣлую ночь при полной лунѣ слѣдилъ за львами. Изъ стада деревни Гадабурка они унесли сразу трехъ телятъ. Значитъ, ихъ было не меньше трехъ. Три льва!.. Тѣмъ лучше! Тѣмъ скорѣе онъ убьетъ двѣнадцать.
Луна спускалась къ далекимъ горамъ и прозрачныя тѣни стали длинными и слабыми. Чуть розовѣлъ востокъ. Ни свѣтъ, ни тьма кругомъ. Мантыкъ, утомленный погоней всю ночь по свѣжимъ слѣдамъ, по кровавымъ пятнамъ, постоянно терявшій слѣдъ, вдругъ услышалъ совсѣмъ близко отъ себя какое-то урчанье, напомнившее ему кошачье мурлыканье, только болѣе громкое и грубое.
Оно прерывалось иногда звуками паденія чего-то мягко-упругаго, какихъ-то прыжковъ.
Затаивъ дыханіе, съ ружьемъ на перевѣсъ, Мантыкъ раздвинулъ высокую траву и замеръ на мѣстѣ.
Блѣдный разсвѣтъ загорался. Становились болѣе четкими предметы, раскрывались дали. Въ степи была неглубокая балка. Сѣрые камни торчали изъ земли. Два куста въ красныхъ ягодахъ и зеленой блестящей листвѣ росли между камней. Кругомъ трава была примята. Въ сторонѣ валялись остатки разодранной туши теленка. Громадная блѣдно-желтая львица, распростершись возлѣ камней, лежала на боку, выставивъ бѣлое косматое брюхо. Она лизала, зажмуривая глаза, лапу и это она издавала нѣжные звуки, похожіе на мурлыканіе.
Два львенка, уже большихъ, съ рослаго сенъбернара, съ темною молодою гривою на загривкахъ играли другъ съ другомъ, какъ котята. Одинъ, словно подстерегая другого, ложился на брюхо и билъ темною кистью хвоста, другой становился на заднія лапы, прыгалъ съ забавной граціей на прилегшаго, и они катались вмѣстѣ, притворно кусая одинъ другого. Потомъ одинъ отскакивалъ, и ихъ игра начиналась снова.
"Кого"?.. мелькнуло въ головѣ Мантыка, - "Если львицу?… не будетъ больше львовъ… А ему надо… - двѣнадцать!"
Страшной показалась ему громадная сытая львица.
По разсказамъ абиссинцевъ Мантыкъ зналъ, что левъ рѣдко нападаетъ на человѣка. Сытый никогда не трогаетъ, а уходитъ. Раненый - страшно опасенъ. Мантыкъ окинулъ львицу взглядомъ… и заробѣлъ.
"Надо оставить ее на разводъ", - обманулъ онъ самъ себя. "И эти молодцы хороши… Тоже, пудика по четыре будутъ ребята".
Мантыкъ сталъ выцѣливать ближайшаго къ нему львенка.
Мантыкъ пошевельнулся. Львица насторожилась. Будто что-то сказала она львятамъ. Они сразу прекратили возню и остались, одинъ лежа, другой стоя. Теперь всѣ смотрѣли въ сторону, гдѣ былъ Мантыкъ. Львица легла на брюхо, приподнялась на заднія лапы и будто готовилась къ прыжку.
Не помня себя Мантыкъ дернулъ сразу за всѣ три "собачки" курковъ ружья. Страшный тройной выстрѣлъ прервалъ молчаніе утра. Пуля и картечь со свистомъ полетѣли въ того львенка, что стоялъ. Больше Мантыкъ ничего не видѣлъ и не слышалъ. Не зарядивъ ружья, закинувъ его за плечо, онъ бѣжалъ, прыгая по травѣ. Ему чудилось, что за нимъ, настигая его, могучими прыжками несется львица и за ней львенокъ.
Яркій вставалъ день. Золотымъ озеромъ запылала на горизонтѣ степь. Красное солнце поднималось по лиловому небу. Казалось близкимъ и громаднымъ. Оно слѣпило глаза Мантыку, и онъ съ бьющимся сердцемъ упалъ въ траву и приникъ къ землѣ. Прислушался. Гдѣ-то далеко за нимъ раздалось мощное рыканіе льва. Мантыкъ совсѣмъ зарылся въ траву. Его сердце колотилось въ груди. Рыканіе повторилось на томъ же мѣстѣ. Мантыкъ перевелъ духъ. Львицы не было близко. Она осталась на мѣстѣ подлѣ убитаго львенка. Прошло добрыхъ полчаса въ полной тишинѣ. Мантыкъ слышалъ, какъ выпрямлялась, тихо шурша, примятая имъ трава. Львиное рыканіе донеслось до него чуть слышное, откуда-то очень издалека. Въ степи запѣли птицы. Прекрасный наступалъ день.
Мантыкъ приподнялся и сѣлъ на землю. Осторожно, придерживая, чтобы не щелкнули, открылъ стволы, вынулъ уже остывшія гильзы и зарядилъ всѣ три ствола, картечью и пулею. Потомъ онъ долго прислушивался. По дѣдушкиному завѣту держалъ "уши буравцомъ, а глаза огнивцемъ". Кругомъ все было тихо. Маленькій "дигъ-дигъ" набѣжалъ на Мантыка и остановился въ пяти шагахъ отъ него, вытаращивъ черныя изюмины глазъ. Мантыкъ собрался съ духомъ и, перекрестившись, пошелъ по своимъ слѣдамъ къ тому мѣсту, гдѣ играла львица со львятами.
Уже издали увидалъ убитаго имъ молодого льва. Онъ лежалъ, уткнувъ морду въ траву. Вся лѣвая передняя лопатка была разбита. Въ почернѣвшей крови съ жужжаніемъ роились блестящія мухи. Мантыкъ подошелъ ко льву и пробовалъ поднять его за лапы. Но левъ былъ такъ тяжелъ, что Мантыкъ понялъ, что ему одному не донести его до селенія. Прикрывъ льва нарѣзанной сухою травою, Мантыкъ поспѣшилъ въ ближайшее селеніе скликать народъ нести убитаго имъ льва. Его перваго!
Въ деревнѣ, куда принесли льва и гдѣ опытные абиссинцы снимали съ него шкуру, чтобы отъ имени "неустрашимаго Мантыка" отправить ее въ Аддисъ-Абебу къ негусу, Мантыкъ совсѣмъ отошелъ. Правда, что то покалывало его, когда хвастливо разсказывалъ онъ, какъ онъ одинъ на одинъ пошелъ на льва. Были то угрызенія совѣсти за свою ложь или стыдъ за робость, Мантыкъ не могъ опредѣлить. Ему все-таки было весело и радостно Свою робость, свой страхъ онъ побѣдитъ. Онъ отыщетъ самаго большого льва, отца убитаго имъ львенка и убьетъ его. И онъ, хвастаясь и рисуясь передъ абиссинцами, разспрашивалъ ихъ о томъ, гдѣ видали большого, стараго льва, мужа той львицы, которую наблюдалъ Мантыкъ и отца ея двухъ львятъ.
Старый "шумъ" селенья, уже хмѣльной отъ выпитаго по случаю убитаго Мантыкомъ льва тэджа, покачалъ черною головою въ серебряныхъ сѣдинахъ и сказалъ:
- Того льва тебѣ не придется убить. Онъ замѣченъ въ окрестностяхъ Гадабурка и тамъ, по распоряженію негуса, обложенъ. Его стрѣлять будутъ какіе-то богатые инглезы. Его стерегутъ, и за нимъ слѣдятъ для этихъ инглезовъ.
Мантыкъ промолчалъ. Онъ рѣшилъ отправиться къ Гадабурка, чтобы посмотрѣть, какъ изъ засады инглезы будутъ стрѣлять въ обложеннаго для нихъ льва.
X
КАРАВАНЪ МИСТЕРА БРАМБЛЯ
Совсѣмъ иначе сложилась въ Африкѣ жизнь Коли. И все благодаря мистеру Стайнлею, американцу, горячо его полюбившему.
Мистеръ Брамбль обставлялъ свое путешествіе по Африкѣ полнымъ удобствомъ. Съ нимъ были просторныя, съ двойной покрышкой индійскія палатки, предохранявшія отъ жары. При содѣйствіи губернатора города Джибути, къ которому у него было письмо, и благодаря любезности стараго мосье Альбрана, хозяина лучшей въ Джибути гостиницы "Де-з-Аркадъ" - былъ составленъ караванъ. Нанято пять черныхъ слугъ, куплено 12 муловъ и 2 верблюда. Изъ багажнаго трюма "Лаоса" достали десятка полтора ящиковъ и изъ нихъ вынимали сѣдла, ружья, походныя кровати, стулья, столы, подсвѣчники, свѣчи, лампіоны, жаровни, коробки съ печеньемъ и шоколадомъ, ящики съ виномъ, жестянки консервовъ.
Мистеръ Брамбль путешествовалъ отъ нечего дѣлать, отъ скуки, и не хотѣлъ, чтобы путешествіе его утомляло. Онъ хотѣлъ было оставить Колю на положеніи слуги, но послѣ серьезнаго разговора съ мистеромъ Стайнлеемъ, доказавшимъ мистеру Брамблю, что неудобно, чтобы "бѣлый" работалъ наравнѣ съ "черными", Коля занялъ особое положеніе, какъ бы начальника надъ черными слугами и секретаря у англичанъ. Мистеръ Брамбль съ мистеромъ Стайнлеемъ помѣстились въ большой палаткѣ, для Коли была предоставлена малая. Колѣ дали ружье, и онъ ѣхалъ верхомъ на мулѣ. Его брали на охоту, и онъ. имѣлъ право на свой выстрѣлъ. Къ обѣду и ужину его приглашали англичане. Мистеръ Брамбль молчалъ и криво улыбался, слушая болтовню Коли, мистеръ Стайнлей подзадоривалъ Колю на разсказы и пѣсни и слушалъ его съ увлеченіемъ, любуясь своимъ юнымъ другомъ.
Шли медленно. Охотились мало. Мистеръ Брамбль не увлекался охотой. Ему охота была интересна, какъ хвастовство. Убить слона, или льва, убить что-нибудь крупное лишь для того, чтобы потомъ хвастаться своими трофеями. Со страстью охотился одинъ Стайнлей. Охота для него была не только благороднымъ спортомъ, ко онъ искалъ рѣдкихъ животныхъ, изучалъ ихъ, снималъ съ нихъ шкуры, описывалъ ихъ и готовилъ цѣнный подарокъ для Калифорнійскаго университета.
Брамбль никуда не торопился. Онъ рѣшилъ вмѣсто курорта провести полгода въ пустынѣ. Иногда цѣлыми недѣлями стояли гдѣ-нибудь въ красивой мѣстности, а потомъ шли безцѣльно отъ одного интереснаго мѣста къ другому. По вечерамъ слушали гитару и пѣсни Коли, иногда мистеръ Брамбль и мистеръ Стайнлей сражались въ бриджъ. Днемъ отдыхали, лѣниво охотились.
Такъ прожили двѣ недѣли подлѣ Харара. Ходили смотрѣть этотъ древній городъ, посѣтили могилу его знаменитаго правителя, раса Маконена, осматривали дома и улицы, казалось, сохранившіяся съ тѣхъ поръ, какъ тутъ, во дни царя Соломона, жила царица Савская. Бродили по кофейнымъ плантаціямъ и наслаждались вѣчною весною этого благодатнаго города, со всѣхъ сторонъ укрытаго горами.
Пять дней стояли на берегу озера Хоромайя, стрѣляли утокъ и гагаръ, а потомъ три дня жили въ тропическомъ лѣсу и охотились на обезьянъ гуреза, въ черныхъ съ бѣлымъ длинныхъ епанчахъ изъ нѣжнаго блестящаго, какъ шелкъ, волоса. Слушали легенды о томъ, что эти обезьяны заколдованные люди - абиссинскіе монахи, обращенные Богомъ въ обезьянъ.
Останавливались у богатыхъ абиссинцевъ, мистеръ Брамбль дѣлалъ имъ подарки, а они устраивали для него абиссинскіе пиры и угощали танцами, пѣснями и военной игрой, называемой "фантазія".