- Одну можешь, а больше ни-ни. Я буду в окошко смотреть. Ну, ступай с богом.
Появление Яши в комнате игроков не произвело особенного впечатления, потому что он был здесь давно своим человеком.
Поп Андрон мотнул ему головой на стоявшую у стены закуску и коротко заметил:
- Угобжайся, Яша.
Яша налил одну рюмочку и хотел было по пути налить другую, но вовремя вспомнил, что горбунья следит за ним, и только вздохнул. Посидев около стола, Яша нагнулся к поповскому уху и прошептал:
-" Одно словечко, попище
- А… говори.
- Секрет.
- Ну тебя к чомору!
Поп вылез из-за стола и отвел Яшу в сторону.
- Федька Ремянников был здесь? - спрашивал Яша шепотом.
- Ну, был.
- Та-ак-с… А теперь, думаешь, где он, по-твоему?
- Уехал в Кургат, домой…
- Ан и не уехал… Где у тебя дочь-то, попище?
- Ну-у?
- Ступай-ка, поиши ее, а Федькина лошадь привязана у твоего прясла, с проулка.
- Ах он, пе-ос!..
Старик в одну минуту побежал в комнату дочери. Комната была пуста. Поп отправился на улицу и начал подкрадываться вдоль забора к дремавшей лошади. Горбунья спряталась за углом и с замирающим сердцем ждала, что будет дальше; на всякий случай она сказала Яше выйти сейчас же за ворота и теперь увела его обратно в поджидавшую их долгушку.
Поп Андрон в это время успел подойти совершенно неслышно к самой лошади,- он шел босиком; остановившись перевести дух, старик услышал осторожный шепот, смех и поцелуи, которые доносились сейчас из-за забора, где под березами стояла беседка. Он узнал смех, своей дочери Марины и закипел гневом. В саду было темно, но сквозь просветы прясла можно было рассмотреть -что-то темное, шевелившееся в беседке.
Одним прыжком поп очутился в саду и потом в беседке.
- А, так ты вот как платишь за чужую хлеб-соль?! - кричал старик, медведем наседая на попятившегося перед ним молодого человека.
Завязалась отчаянная борьба, а через минуту поп Андрон сидел верхом на Федьке Ремянникове и молотил его своими кулачищами по чем попало. Поповна сначала прижалась в угол беседки и взвизгнула, а потом, как коза, перепрыгнула через боровшихся на полу и была такова: в саду мелькнула только ее тень.
- Отпусти, простоволосый черт! Эк насел! - взмолился, наконец, Ремянников, напрасно защищая свое лицо от поповских кулаков обеими руками.- Будет тебе, дьявол.
- Не пущу!!! - ревел старик, продолжая обрабатывать свою жертву.- У меня одна дочь-то, татарская твоя образина! Извел бы ты ее, пес, так куда я с ней?., а?.. Я там в фильки играю с заседателем, сном дела не знаю, а ты вон что придумал…
- Перестань, говорят. Я женюсь на твоей Марине!
- Ты… ты женишься на моей дочери?! Да кто ты таков есть человек?., а?.. Ну, говори, пропащая башка!
- Я при Евграфе Павлыче состою… место даст. Отпусти, говорят,- хрипел Федька, изнемогая под расходившимся ПОПОМ.
- Никогда этого не будет, чтобы я отдал свою Марину за катаевского прихвостня!.. Слышал? Ты в медвежатниках у Евграфа-то Павлыча и жену на медведя поведешь. Ах ты, дурак, дурак! Так узнай, что за Мариной давно Ключики записаны в консистории, сам владыко обещал мне жениха прислать Марине, потому место это наше родовое: я сам Ключики за покойной женой взял и теперь дочери передам. Для кого-нибудь копил добро-то! Федька, русским тебе языком говорю: выкинь дурь из своей пустой башки, да и девку не мути напрасно. Ну?..
- Отпусти, говорят, а насчет Марины, так еще ее надобно самое спросить.
- Маринкино дело впереди: и ее спросим, а теперь твой ответ. Говори, а то задушу. Не будешь мутить девку?
- Ну, не буду… Эк привязался!
- Побожись!
Федька немного было замялся, но поп не на шутку схватил его железными ручищами прямо за горло. Нечего делать, пришлось побожиться.
- Не тронешь девку? - спрашивал поп в последний раз.
- Ну тебя к черту и с девкой!
Поп слез со своего врага, сел на приступочек и заплакал.
- Ведь она у меня одна… как перст одна! - шептал старик, вытирая слезы рукавом рубахи.- Креста на тебе нет, на варнаке…
- И ты тоже хорош,- ворчал Федька, приводя в порядок расстроенный туалет,- давай по роже хлестать живого человека; вон как устряпал рожу-то.
- А ты поговори у меня, Федька, поговори еще! - ругался поп Андрон сквозь слезы.- Сам виноват. Зачем девку обманывал? Ежели я тебя еще застану с ней, так и башку отвинчу. Слышал?.
Через десять минут поп Андрон и Федька Ремянников входили в поповскую гостиную, как ни в чем не бывало. Появление избитого в кровь Ремянникова всполошило всех гостей не на шутку, но старик поп заявил во всеуслышание:
- Вот угораздило тебя, Федя, сзалиться с лошади… Вон рожу-то как искочевряжил… а?..
- В стреме запутался… с полверсты за лошадью тащился,- объяснил Ремянников, вытирая окровавленное лицо.- Испугалась она, ну и вышибла из седла.
- Мудрено что-то,- качал недоверчиво головой заседатель. - Не таковский ты человек, Федя, чтобы из седла вышибла лошадь…
- Бывает и на старуху проруха и на девушку бабий грех,- смеялся запрещенный попик в зеленом подряснике.
- Ну-ка, Федя, полечись,- предлагал поп Андрон, подводя избитого гостя к закуске.- Вот тут есть настойка на сорока травах, от сорока болезней. Весьма помогает.
Федька Ремянников был приземистый молодец лет двадцати пяти; он постоянно носил полосатый шелковый татарский бешмет, из-под которого выставлялся только ворот шелковой рубахи. Кудрявая русая голова Федьки крепко приросла к широким плечам; румяное и круглое лицо, едва опушенное небольшой бородкой, было красиво мужественной красотой, хотя нос был приплющенный и скулы выдавались. Федька смотрел всегда немного исподлобья и редко улыбался. Кривые ноги обличал-записного наездника; но всего замечательнее у этого молодца были руки: он свободно поднимал по десяти пудов каждой рукой. Евграф Павлыч любил Федьку за отчаянную удаль и всегда брал с собой на медвежью охоту; с рогатиной в руках Ремянников ходил на медведя один на один. Вообще это был настоящий богатырь, хотя старый поп Андрон и обломал его по-медвежьему, так что Федька теперь только переминал плечами; в спине и в боках у него точно были камни.
- Вот что: вы теперь поиграйте без меня,- предлагал поп Андрон, пропустив, стомаха ради, рюмочку сорокатравной.- Федя за меня сядет, а мне надо по хозяйству. Вон светать начинает.
- Хорошо, хорошо, ступай, куда тебе надо,- согласились гости.
Горбунья Анфиса успела подслушать, что происходило в беседке, а теперь смотрела в оконную щель. Когда Федька уселся играть с заседателем, а поп Андрон вышел из комнаты, она решила, что пора ехать восвояси. Занималось туманное летнее утро,и, того гляди, накроют - нехорошо, да и делать в Ключиках больше нечего. Гунька и Яша ждали горбунью в ста шагах от поповского дома, и скоро пара гнедых унесла всех троих из Ключиков.
"Ловко обтяпали дельце! - смеялась про себя Анфиса, опять прижимаясь к Яше.- Здорово его обломал поп-от, до новых веников не забудет".
Небо было совсем серое, звезды тихо гасли; все кругом покрылось густой росой. Где-то далеко-далеко жалобно кричали журавли. Отдохнувшие лошади вольным ходом бежали домой, а седоки дремали каждый со своей думой.
VI
Поп Андрон целое утро обходил свое громадное хозяйство, которое было поставлено на широкую помещичью ногу, как у многих других зауральских попов-богатеев. О гостях старик скоро забыл, как забыли и они о хозяине, да и трудно было разобрать, кто в этом доме был гость, кто хозяин: у попа Андрона двери всегда были настежь для званого и незваного, и хороший гость нередко загащивался по неделе. Старик всех принимал с распростертыми объятиями, потому что любил угостить, да и угощение было свое, некупленное: хлеб свой, овощ всякий свой; птица разная своя, баранина, телятина, козлятина, поросятина - тоже, одним словом, все было свое. Единственный расход был на водку, но и тут трудно было рассчитать, что шло по хозяйству, что на гостей: обыкновенно поп Андрон каждый год ставил на погребице две сорокаведерных бочки с пенным, и к концу года их не хватало. Дело в том, что много водки уходило на помочи, когда поднимали поповское сено и убирали хлеб, а потом на всякие другие хозяйственные случаи, где нужно было прихватить чужие руки. В Ключиках мужики были зажиточные, и нанять их в страдное время на чужую работу было невозможно; деньгами тут ничего не поделаешь, а помочане шли к попу "из уважения". Своих работников у попа жило больше двадцати, но этих "строшных" ему не хватало, потому что одного хлеба он сеял пятьдесят десятин да держал лошадей за сто штук, а всякой другой скотине и счет давно потерял. Одним словом, жил себе старик Андрон пан паном и ничего знать не хотел, как нынче уже не живут: время другое и люди другие.
Говорили, что у старика попа в кубышке не один десяток тысяч.лежит, да хлеб из пяти тысяч пудов никогда не выходит; всегда в запасе старик Андрон жил. Такое богатство простого деревенского попа, раз, объяснялось богатой местностью,- в Ключиках было больше десяти мужиков, державших про запас тысячи по три пудов хлеба,- а потом некоторыми особенными условиями; это богатство копилось не одним поколением и переходило из рода в род. Поп Андрон взял себе жену вместе с местом в Ключиках, как делывалось в старину, когда места закреплялись за невестами духовного звания; старик тесть успел много накопить всякого добра, и попу Андрону пришлось только приумножать готовое, что он и выполнял неукоснительно, потому что был хозяин образцовый и "везде доходил своим глазом", всякую хозяйственную "малость" следил.