Я жду Вас всегда с интересом
Такого педагога я не встречал за все время своей учебы. А учился я много. Ну, во-первых, я в некоторых классах не по одному году сидел. И когда в художественный институт поступил, на первом курсе задержался. Не говоря уже о том, что поступал я в институт пять лет подряд.
Но никто не отнесся ко мне с таким спокойствием, с такой любовью и нежностью, никто не верил так в мои силы, как этот запомнившийся мне на всю жизнь профессор анатомии. Другие педагоги ставили мне двойки, даже не задумываясь над этим. Точно так же не задумываясь, они ставили единицы, а один педагог поставил мне ноль. Когда я спросил его, что это значит, он ответил: "Это значит, что вы - НОЛЬ! Вы ни черта не знаете, а это равносильно тому, что вы сами ни черта не значите, вы не согласны со мной?" - "Послушайте, - сказал я тогда, - какое вы имеете право ставить мне ноль? Такой отметки, насколько мне известно, не существует!" Он улыбнулся мне прямо в лицо и сказал: "Ради исключения, приятель, ради исключения, я делаю для вас исключение!" Он сказал таким тоном, как будто это было приятное исключение. Этим случаем я хочу показать, насколько все педагоги не скупились ставить мне низкие оценки.
Но этот! Нет, это был исключительный педагог!
Когда я пришел к нему сдавать анатомию, он сразу, даже не дождавшись от меня ни слова, сказал, мягко обняв меня за плечо:
- Ни черта вы не знаете…
Я был восхищен его проницательностью, а он, по всему видно, был восхищен моим откровенным видом ничего не знающего ученика.
- Приходите в другой раз, - сказал он.
Но он не поставил мне никакой двойки, никакой единицы, ничего такого он мне не поставил! Когда я спросил его, как он догадался, что я ничего не знаю, он в ответ стал смеяться, и я тоже, глядя на него, стал хохотать. И вот так мы покатывались со смеху, пока он, все еще продолжая смеяться, не махнул рукой в изнеможении:
- Фу… бросьте, мой милый… я умоляю, бросьте… ой, этак вы можете уморить своего старого седого профессора…
Я ушел от него в самом прекрасном настроении.
Во второй раз я, точно так же ничего не зная, явился к нему.
- Сколько у человека зубов? - спросил он.
Вопрос ошарашил меня: я никогда не задумывался над этим, никогда в жизни не приходила мне в голову мысль пересчитать свои зубы.
- Сто! - сказал я наугад.
- Чего? - спросил он.
- Сто зубов! - сказал я, чувствуя, что цифра неточная.
Он улыбался. Это была дружеская улыбка. Я тоже в ответ улыбнулся так же дружески и сказал:
- А сколько, по-вашему, меньше или больше?
Он уже вздрагивал от смеха, но сдерживался. Он встал, подошел ко мне, обнял меня, как отец, который встретил своего сына после долгой разлуки.
- Я редко встречал такого человека, как вы, - сказал он, - вы доставляете мне истинное удовольствие, минуты радости, веселья… но несмотря на это…
- Почему? - спросил я.
- Никто, никто, - сказал он, - никогда не говорил мне такой откровенной чепухи и нелепости за прожитую жизнь. Никто не был так безгранично невежествен и несведущ в моем предмете. Это восхитительно! - Он потряс мне руку и, с восхищением глядя мне в глаза, сказал: - Идите! Приходите! Я жду вас всегда с интересом!
- Спросите еще что-нибудь, - сказал я обиженно.
- Еще спросить? - удивился он.
- Только кроме зубов.
- А как же зубы?
- Никак, - сказал я. Мне неприятен был этот вопрос.
- В таком случае посчитайте их, - сказал он, приготавливаясь смеяться.
- Сейчас посчитать?
- Пожалуйста, - сказал он, - я вам не буду мешать.
- Спросите что-нибудь другое, - сказал я.
- Ну хорошо, - сказал он, - хорошо. Сколько в черепе костей?
- В черепе? - переспросил я. Все-таки я еще надеялся проскочить.
Он кивнул головой. Как мне показалось, он опять приготовился смеяться.
Я сразу сказал:
- Две!
- Какие?
- Лоб и нижняя челюсть.
Я подождал, когда он кончит хохотать, и сказал:
- Верхняя челюсть тоже имеется.
- Неужели? - сказал он.
- Так в чем же дело?! - сказал я.
- Дело в том, что там есть еще кости кроме этих.
- Ну, остальные не так значительны, как эти, - сказал я.
- Ах, вот как! - сказал он весело. - По-вашему, значит, самая значительная - нижняя челюсть?
- Ну, не самая… - сказал я, - но тем не менее это одна из значительнейших костей в человеческом лице…
- Ну, предположим, - сказал он весело, потирая руки, - ну, а другие кости?
- Другие я забыл, - сказал я.
- И вспомнить не можете?
- Я болен, - сказал я.
- Что же вы сразу не сказали, дорогой мой!
Я думал, он мне сейчас же тройку поставит, раз я болен. И как это я сразу не догадался! Сказал бы - голова болит, трещит, разламывается, разрывается на части, раскалывается вся как есть…
А он этак весело-весело говорит:
- Вы костей не знаете.
- Ну и пусть! - говорю. Не любил я этот предмет!
- Мой милый, - сказал он, - мое восхищение вами перешло всякие границы. Я в восторге! До свидания! Жду вас!
Он с чувством пожал мне руку. Но он не поставил мне никакой двойки, никакой единицы!
- До свидания! - сказал я.
Я помахал ему на прощание рукой, а уже возле дверей поднял кверху обе руки в крепком пожатии и помахал. Он был все-таки очень симпатичный человек, что там ни говорите. Конечно, если бы он мне тройку поставил, он бы еще больше симпатичный был. Но все равно он мне нравился. Я даже подумал: уж не выучить ли мне в конце концов эту анатомию, а потом решил пока этого не делать. Я все-таки еще надеялся проскочить!
Когда я к нему в третий раз явился, он меня как старого друга встретил, за руку поздоровался, по плечу похлопал и спросил, из чего глаз состоит.
Я ему ответил, что глаз состоит из зрачка, а он сказал, что это еще не все.
- Из ресниц! - сказал я.
- И все?
Я стал думать. Раз он так спрашивает, значит, не все. Но что? Что там еще есть в глазу? Если бы я хоть разок прочел про глаз! Я понимал, конечно, что бесполезно что-нибудь рассказывать, раз не знаешь. Но я шел напролом. Я хотел проскочить. И сказал:
- Глаз состоит из многих деталей.
- Да ну вас! - сказал он. - Ведь вы же талантливый человек!
Я думал - он разозлится. Думал - вот сейчас-то он мне и поставит двойку. Но он улыбался! И весь он был какой-то сияющий, лучистый, радостный. И я улыбнулся в ответ - такой симпатичный старик!
- Это вы серьезно, - спросил я, - считаете меня талантливым?
- Вполне.
- Может быть, вы мне тогда поставите тройку? - сказал я. - Раз я талантлив?
- Поставить вам тройку? - сказал он. - Такому способному человеку? Да вы с ума сошли? Да вы смеетесь! Пять с плюсом вам надо! Пять с плюсом!
- Не нужно мне пять, - сказал я. - Мне не нужно! - Какая-то надежда вдруг шевельнулась, что все-таки он может мне эту тройку поставить.
- Вам нужно пять, - сказал он. - Только пять.
- По-вашему, выходит, вы лучше знаете, что мне нужно?
- Но вы не отчаивайтесь! Главное - не отчаивайтесь! Веселей глядите вперед, и главное - не отчаивайтесь!
- Буду отчаиваться! - крикнул я.
- Не смейте отчаиваться, - сказал он весело, глядя мне в глаза, пожимая мне дружески руку. - Вам нужно приходить! Еще! Все время приходить!
- Зачем?
- Учиться!
- Я неспособный! - крикнул я.
Он смотрел на меня и улыбался.
- Жду вас! - сказал он. - Всегда! С интересом!
И он поднял обе руки в крепком пожатии высоко над головой, как это делал я совсем недавно.